Олег Ёлшин - Миллион для гения
– Да-да, – убедительно продолжал друг, – если бы ты просто взял тогда в долг и все это промотал, потом снова взял и так далее, у тебя не появился бы азарт, вкус к жизни, к борьбе! На это я и рассчитывал! Я ждал, когда ты начнешь бороться, это и был мой гениальный план! Я тебе тогда «конкретно» помог. Как видишь, у меня получилось!.. У нас! – поправился он и добавил: – Так что, с тебя причитается!
Друг говорил на полном серьезе, он не шутил, был уверен в правоте своих слов! Он был в этом убежден!
– Сколько? – пошутил Леонидов.
– Не сейчас, – серьезно ответил тот.
– Не хочу быть обязанным, – настаивал Леонидов.
– Потом, потом, сочтемся. Я подожду, не к спеху, – ответил друг и воскликнул, глядя куда-то вдаль. – Посмотри, какие люди!
Теперь Леонидов смотрел на какого-то человека, пытаясь его вспомнить.
– Художник! Это же его старый друг, Художник! Как он мог не узнать его сразу?
Они протиснулись сквозь толпу, поздоровались, обнялись.
– Ну, как твоя Луна? – спросил Леонидов.
– Сияет в ночи! – ответил тот. – Закончил, теперь могу выполнить твою просьбу.
– Какую просьбу? – спросил он, делая вид, что не помнит.
– Ну, как же, твои обложки! Пора рисовать, пора творить! Буду рад поставить твою фамилию рядом с моей. Представляешь? На обороте титульной страницы крупно: – «Иллюстрации к книге выполнены известным господином Художником»! – воскликнул он, – моя фамилия,… а потом и твоя… тоже!.. Ну, или наоборот, – покраснел он и поправился: – Как когда-то, помнишь в театральной программке – режиссер ты, художник – я.
– А как же твой Сатурн? – воскликнул Леонидов, – Сатурн домазал?
– Сатурн подождет! – воскликнул Художник, – сначала твои дела! Мы же одна компания, какой может быть Сатурн, сначала книги. Ты просто обязан отдать мне заказ на эти обложки, ты должен…
– Должен? – снова прозвучало в голове.
Алка…, вернее Эллен, с мужем подошли к их компании.
– Господин, Леон! – воскликнула она, – я выполнила твою просьбу! – гордо заявила она.
– Какую просьбу? – не понял он.
– Ну, Леон… Идов! Не придуривайся! Ты же хотел печататься в нашем издательстве! Мой папочка прочитал твои книги, ну…, то есть, просмотрел…, пролистал… короче, мы согласны!
– Без понтов! – подтвердил папочка, и добавил: – С твоим издателем все порешаю, разберусь сам, короче, можем работать, в легкую.
Алка посмотрела на мужа и перевела: – Все юридические тонкости мой муж берет на себя.
– Не твоя печаль, – добавил папочка.
– Ну да,… ну,… это самое я и говорю, – сказала Алка, – подписывайте договор и вперед! Вперед? – посмотрела она на мужа.
– В легкую, – повторил папочка, поправил пиджак на широких плечах и осклабился.
– Я подумаю, – произнес Леонидов.
– Подумаю? – удивился папочка.
– Леонидов,… прости, Леончик! – поправилась Эллен. – Ты же сам нас просил? В конце концов, ты обещал! Теперь ты просто должен! Ты наш!
– Должен, – снова мелькнуло в голове, – когда он оказался всем должен?
– Он хотел сказать, что не отказывается, – возникла Гелла, теперь она всегда появлялась в нужное время, – просто Леон пока не готов к резким движениям, – мягко и мудро продолжала она. – Завтра поговорим. Мы ни от чего не отказываемся. Завтра, хорошо? Да, Леон? Да?
Он стоял и смотрел на этих людей – на друга-бизнесмена и Художника, на Алку. Ему было очень приятно встретить старых друзей в этом доме. Друзей, которые ради него были готовы на все. А иначе и быть не могло! Ведь это была одна компания, все, как прежде…
– Ты кто такой? – внезапно услышал он резкий утробный голос за спиной. От неожиданности он застыл на месте, потом повернулся. Перед ним стояла сама Маммонна и своим коротким толстым пальчиком тыкала в него.
– Это Леон! Леон Идов! – быстро затараторила Эллен. – Я не успела вам его представить! Это тот самый Идов, писатель…
– Я не тебя спрашиваю, Эллка.
Маммонна не удостоила ее взглядом, уставившись на него. В этих глазах застыл дьявольский блеск, который выдавал удовольствие от встречи. Блеск глаз голодного человека, или не человека вовсе, который, не насытившись огромным куском торта, теперь желал чего-то еще, чего-то посолонее. Она пожирала его глазами, проникая в голову, в сознание, в самую душу. На мгновение Леонидов почувствовал себя жертвой перед хищником. Почувствовал себя раздетым, совершенно голым, беззащитным, он стоял, как школьник в гимназии, ожидая наказания. Правда, пока не знал, за что.
– Я тебя спрашиваю, ты кто такой? Леон… Идов. Ну, кто ты такой? Почему не идешь ко мне? Не «проставляешься»? Ты кем себя возомнил?
Люди вокруг притихли, с замиранием сердца наблюдая за этой сценой. Они привыкли к дурачествам своей Маммоннки, по-видимому, она имела на это право, поэтому с уважением, трусливо смотрели, ощущая себя на месте этого Леона – тигра, который оказался в клетке.
– Не жрет мой торт?! – продолжала она. – Не идет знакомиться! Никакого уважения! Дать ему торта! Принести моего торта! Быстро! – прокричала она.
Прямо у носа Леонидова оказалось блюдо, на которое плюхнулся огромный кусок торта, соскочивший с лопаты. Леонидов молча стоял, держа его в руках.
– Ну, Леон Идов, ты кто такой? И чего ты можешь в этой жизни? Псссатель.
– Скажи ей что-нибудь, – зашептала на ухо Алка. – Давай, чего ты молчишь? Ну, скажи что-нибудь! Ты должен ей понравиться!
А он все стоял и смотрел.
– Он что у тебя немой… или просто тупой?
Маммонна с удовольствием рассматривала его, прищурив глаза. Она готовилась съесть это блюдо целиком, но пока не решила с какой стороны начать. А этот псссатель не понимает, что нужно сказать комплимент царице вечеринки. Просто, в знак уважения, немножко унизиться, показать свое место. А этот стоит и тупо молчит! Какой скандальчик! Какая прелесть! Псссатель – придурок!
– Сделай ей комплимент, Леонидов! – продолжала шептать Алка, позабыв его новое имя. Ей было не по себе. Такой конфуз в ее доме! А Леонидов, как медведь, упирается и не может подкатить к Мадам! Какой ужас!
– Она лишит тебя всех контрактов! – шептала Алка, – я не шучу, она может все! Ты должен ей понравиться! Давай!
– Должен! Снова должен! – подумал он.
А Маммонна продолжала сверлить его глазами. Но теперь это не был взгляд тупой самодовольной жабы, в ее глазах застыло острие, которое пронзало его насквозь.
– Конечно, должен! – мягко прошептала она. Леонидов был поражен. Она читала его мысли. – А ты как думал? – продолжала она. Это не была шумная, взбалмошная бабенка. Это была женщина, которая умными всепонимающими глазами смотрела на него и улыбалась. Это была улыбка человека, который знал про него все. Ему даже показалось, что выглядит она теперь по-другому. Он не мог понять, как, но этот наряд, килограммы краски и жира были бутафорией, фикцией. Под всем этим скрывалась умнейшая, красивая женщина, которая смотрела на него и ждала. А еще понял, что этот взгляд он уже видел, она ему кого-то напоминала. Он оглянулся, словно ища поддержки. Вокруг никого не было. Исчезли люди, исчез яркий свет праздничного зала, они остались вдвоем. И полумрак вокруг.
– Темный затхлый могильник, – мелькнуло в голове. – Что вам нужно? – спросил он.
– Чтобы ты любил меня, свою Богиню Маммонну, – ответила она. – Чтобы вступить в мой Клуб, нужно выполнить некоторые правила. Ты должен искренне полюбить меня и молиться этой молитвой. Или ты с нами, или один – третьего не дано. Ты никто! Ты ничтожество, Леонидов, – ответила она, смеясь.
Он точно видел эти глаза, этот взгляд, и видел его не один раз. У многих людей, у разных людей. Только, не мог вспомнить – у каких. Вдруг рядом в сумраке появился некто. Ангел! Его Ангел! Слава Богу – он не один!
– Ты должен понравиться ей! – прошептал Ангел, – такое правило, ты должен ее полюбить, тогда у тебя все будет.
– Снова, должен? – промелькнуло в голове.
– А ты как думал? – читала его мысли Маммонна. – Писссатель, гений… Мне не нужны гении, – улыбнулась она совсем не доброй улыбкой. – Их время давно прошло. Это я тебя так, на всякий случай предупреждаю, на будущее, а каким будет это будущее, решать теперь мне. А за тобой я давно присматриваю. Ты никто и ничто без меня. Ты понял? Ты ничтожество, Леонидов.
Он тупо молчал, словно перед детектором лжи, боясь подумать о чем-то еще, а Маммонна, наконец, оторвала от него пронзительный взгляд. Снова яркий свет, снова люди кругом, они смотрят, ждут. И еще один человек на него пристально смотрит. Этот взгляд выделялся из толпы. Или показалось? Тот самый человечек – тот старичок. Он смотрел на него и тоже ждал чего-то, хитро улыбаясь.
– Так, ты соизволишь мне что-нибудь сказать? – уже не выдержала Маммонна. Ей надоело пассивное созерцание, и она желала развязки, финального аккорда.
И снова глаза старичка…, снова Маммонны.
– Я не даю интервью, – неожиданно для себя громко произнес он и галантно улыбнулся.
