Миа Марч - Время прощать
Изабел вытащила из связки верхнее письмо и начала читать вслух, обратив внимание, что Джун подобралась поближе.
Моя дорогая Джун-Жучок!
Говорят, что тебе трудновато в лагере и ты хочешь вернуться домой. Я понимаю, вокруг тебя много нового, а это может быть непросто. Но ты такая умная, сильная девочка, с огромным сердцем. У тебя так много интересов, и я знаю, что если ты дашь лагерю шанс, то найдешь свое место и своих друзей и вдруг захочешь, чтобы отдых в лагере никогда не кончался. Давай подождем еще неделю, Джун. Если тебе будет совсем невмоготу, мы с папой приедем за тобой. Но покажи лагерю «Акадия», какая ты – веселая, умная, чуткая, способная к творчеству, обладающая воображением, отличный танцор и хороший друг, сильная телом и духом. Тебе все по плечу, Джун.
Любящая тебя мама.
– Она действительно нас любила. – Джун прижимала письмо к сердцу, затем сложила его и сунула в задний карман джинсов.
«Она действительно нас любила – даже меня, – подумала Изабел. – Мы правильно сделали – обе, – что спустились сюда».
Джун улыбнулась диснеевскому снимку и перевернула несколько страниц, даже в какой-то момент засмеялась. Изабел посмотрела на фотографию, где отец пытался усадить совсем маленькую Джун на «плечи» снеговику, а Изабел, лет пяти или шести, втыкала морковку-нос в «лицо» снеговика. Остаток альбома они просмотрели вместе, потом Джун отложила его и вытащила из связки еще одно письмо.
– Это она писала тебе, Из, – сказала Джун и начала читать вслух.
Дорогая Изабел!
Мы с папой очень скучаем по тебе, Иззи-биз. Дома без тебя однозначно тихо. Мы не очень ладили с тобой в последние недели перед твоим отъездом в лагерь, но я знаю, что когда ты вернешься домой, мы много времени проведем вместе. Я даже посмотрю новый фильм «Крик».
Твой вожатый рассказал, что тебя очень сильно потрясла смерть Флопа, который три года был кроликом лагеря и прожил хорошую, счастливую жизнь в окружении обожающих его детей. Ребятам нравилось трогать его мягкие длинные уши, гладить по блестящей шерстке. Твой вожатый сказал, что одна девочка очень тосковала по дому, пока ее не назначили ответственной за утреннюю кормежку Флопа морковкой, и один вид Флопа и его двигающегося розового носа настолько ее развеселил, что она совсем забыла о своем желании вернуться домой. Это был особенный кролик, и когда мы теряем что-то или кого-то для нас особенного, нам нужно вспоминать приятные подробности, хорошие моменты и хранить их в сердце. Именно так я справляюсь с потерями. Например, когда умер Дедуля. Тебе было всего пять лет, и ты, вероятно, не помнишь, но мне было так грустно, пока я не начала вспоминать, какой особенной чувствовала себя в присутствии Дедули, каким он был прекрасным отцом, как рада я была, что он есть в моей жизни. Я сосредоточилась на этом, и мое сердце излечилось, а не осталось разбитым.
Надеюсь, это поможет, Изабел, моя храбрая девочка.
Любящая тебя мама.
Вся в слезах, Изабел в недоумении уставилась на Джун.
– Прочти еще раз, – попросила та.
Изабел прочла. Она совершенно забыла о Флопе. И совсем не помнила ни деда, ни его смерть. Ни этого письма.
– Она права. – Джун взяла письмо и пробежала его глазами. – Мне нужно помнить, какой особенной я чувствовала себя в присутствии Джона, как мне повезло, что я с ним познакомилась, даже на такое короткое время. – Она окинула взглядом вещи родителей, посмотрела на потолок. – Спасибо, мама.
Изабел сжала руку Джун.
– Оставь письмо у себя.
Визиты в полуподвал очень помогли за последние несколько дней и Изабел. Она перестала ждать звонка Гриффина. Происшествие с малышкой Эмми, случившееся три дня назад, отпугнуло его – может, не обязательно от Изабел, как предположила прошлым вечером Кэт, а от свиданий, точка. Изабел и сама не ощущала себя готовой к свиданиям, поэтому, возможно, и к лучшему, что Гриффин останется в ее фантазиях, где происходят всевозможные чудеса, как, например, медленные поцелуи и ласки. Как те фрагменты разговоров, что пробуждали в ней чувства, которые Изабел перестала испытывать в своем браке – что она сексуальна, интересна, желанна.
В ее фантазиях не происходило ничего плохого. Дети не пропадали, залезая в собачьи будки. Подростки не смотрели на нее со злостью. И мужчины, к которым она только-только позволила себе почувствовать симпатию, не отстранялись и не вызывали у нее желания внутренне сжаться.
Однако такой образ мысли помешал Альберту Бруксу попасть на небеса в фильме «Защищая свою жизнь».
Перебирая письма дальше, Изабел нашла целый пакет с ксерокопиями писем, которые Лолли многие годы посылала в школы Изабел, Джун и Кэт – учителям и директорам.
Уважаемая мисс Паттерсон, спасибо, что сообщили об отказе Изабел участвовать в занятиях по английскому языку и представить эссе по заданному тексту. Как вы знаете, она меньше месяца назад потеряла своих родителей и медленно возвращается к обычной жизни. Возможно, вы могли бы проявить понимание и сочувствие, учитывая, что в тексте рассказывается о счастливой, полной семье. Спасибо.
Миссис Лолли Уэллер.
Изабел ахнула.
– Я и не представляла, что в те дни Лолли так меня поддерживала. Она всегда держала себя по-деловому… «Просто делай, что должна, и все уладится». – Помнишь, она всегда это говорила. Меня это так бесило.
– Меня тоже. Особенно потому что по большей части это было правдой. Занятно… Она по-прежнему такая же и по-прежнему такая же осторожная, хотя и больше откровенничает. Но я бы сказала, такой подход стал мне больше нравиться. Голая правда, без прикрас, понимаешь? – Джун смотрела еще одно письмо из пакета Лолли. – Послушай вот это. «Уважаемый директор Тикет. Моя дочь Кэт несколько раз говорила, что две определенные девочки из ее класса постоянно дразнят ее сиротой и высмеивают ее одежду. Дважды я обращала на это внимание учительницы и ваше внимание. Если я услышу об этом еще раз, то приду в школу с „Ньюс ченнел 8“, чтобы спросить, почему школа не защищает моего ребенка от хулиганок. Спасибо. Миссис Лолли Уэллер».
– Вот это да, – сказала Изабел. – Надо показать его Кэт. Лолли в основном вела себя так, будто ей все равно, что с нами происходит. Но за нашими спинами устраивала скандал директору Тикету.
Наверху зазвонил гостиничный телефон.
– Изабел, тебя к телефону, – позвала Кэт.
Изабел кинулась в офис и схватила трубку, оставленную Кэт на столе. Кэт также оставила на столе почту на имя гостиницы, в том числе маленькую открытку, адресованную Изабел, исписанную девчоночьим почерком. Изабел перевернула открытку посмотреть, откуда она пришла.
– Алло, Изабел слушает.
– Я бы хотел забронировать номер «Скопа», если он свободен вечером в субботу. Один взрослый, двое детей.
– Гриффин? – Она не сомневалась, что звучащий на другом конце провода сильный низкий голос – первый звонок с понедельника – принадлежал ему.
– Прости, что не перезвонил. Я был… В любом случае мы можем поговорить об этом в выходные… если номер свободен, конечно.
– Только вчера у нас отказались от номера «Скопа».
– Значит, мы с девочками увидим тебя в субботу. И еще, Изабел… Мы можем пойти погулять в субботу вечером, когда я уложу Эмми спать?
– С удовольствием. – Сердце у нее подпрыгнуло.
Ей хотелось задать ему множество вопросов. Но он приезжает вместе с девочками. Что означало некое предложение.
Она развернула открытку. Ее прислала Алекса Дин.
Для Изабел.
Я прошу прощения за то, что случилось в понедельник. Я не должна была говорить, что присмотрю за Эмми, пока вы будете в доме, если не собиралась этого делать. Я совершила ошибку. Простите за все неприятности, которые я вам доставила.
Алекса Д.
Изабел улыбнулась. Она представила, как Гриффин стоит позади недовольной, в наушниках Алексы и настаивает, чтобы она написала письмо, извинившись именно за то, о чем в итоге сухо упомянула своенравная девочка.
Изабел уже с нетерпением ждала встречи с ними со всеми. Включая Алексу Д.
Когда в пятницу Изабел принесла в комнату Лолли поп-корн для киновечера, та просматривала один из фотоальбомов, принесенных Джун из полуподвала – старый семейный альбом с детскими снимками Лолли и ее сестры Элли.
– Я люблю смотреть эти фотографии, – призналась Лолли, смеясь над снимком, на котором мать Изабел, не старше десяти лет, подставила Лолли рожки, состроив при этом веселую рожицу.
Изабел улыбнулась. Она по-прежнему находила удовольствие в том, чтобы видеть свою стоическую тетю Лолли озорной восьмилетней девочкой, показывающей язык.
– Мы с Джун тоже пересмотрели эти альбомы. В старых сундуках мы нашли столько потрясающих вещей! Старые письма, маленькие сувениры, о которых и не подумаешь, что они вызовут большие воспоминания, но это так. Правда, дневники я так и не нашла. Может, они в другом месте?
