Барбара Пим - Почти ангелы
21
Марк и Дигби услышали новость от профессора Фэрфекса, который, возможно, из-за нервозности говорил игриво, точно Тома поймали на какой-то ребяческой проказе.
– Антропологи в экспедиции обычно не умирают, – заметил Марк. – Стоит ли удивляться, что Фэрфекс не справился. В следующий раз, когда такое случится, у него, возможно, лучше получится.
Они разговаривали в присущей им манере, поскольку не знали, как иначе выразить свои чувства, да и вообще, каковы эти чувства сейчас. Дигби первым делом подумал о Дейдре и о том, как на ней отразится смерть Тома, Марк – о внезапно освободившемся гранте на экспедицию и о том, кто этот грант скорее всего получит.
– Деньги-то с ним не умерли, – разумно указал он. – Очевидно, их отдадут кому-то другому. Почему не тебе?
– Почему именно мне?
– Мне самому они, вероятно, не понадобятся. Я собирался как-нибудь тебе сказать, что, наверное, брошу антропологию, – протараторил Марк. – Отец Сьюзен поговаривает о том, чтобы предложить мне пост в своей фирме.
– Ну, возможно, ты более нас всех пригоден носить котелок и зонтик-трость, – откликнулся Дигби.
Говорил он легкомысленно, но про себя был потрясен, что Марк способен вот так дезертировать, бросив их жизнь борьбы и бедности ради перспективы довольства и роскоши. Точно монах оставил свой монастырь ради мирских благ.
– А как же Кэтрин? – спросил он вдруг. – Ей кто-нибудь рассказал? Возможно, следует попробовать ее утешить.
Про утешение Дейдре он умолчал, чувствуя, что в присутствии Марка там нет необходимости.
Они приехали к ней в середине дня. Кэтрин открыла дверь – волосы встрепаны, никакого макияжа – и предложила им пива из квартовой бутыли, которую открыли, но не закупорили снова. Пиво выдохлось и скисло. На столе стояли чайник и чашка, в машинку был заправлен лист бумаги. Марк изогнулся прочесть, что она пишет: похоже, это была статья о том, как устроить «недорогую» вечеринку с коктейлями.
– Да, дорогой, «недорогую» или, говоря честь по чести, дешевую, – чересчур оживленно затараторила Кэтрин. – Не покупайте лучший французский вермут и не забывайте постоянно докладывать гостям лед, так чтобы по мере того, как идет время, люди все больше пили бы подкрашенную воду со льдом и сами того не замечали бы! А если что-то заподозрят, то они противные люди и вообще не из тех, кого хочется к себе приглашать. Писать – такое утешение, верно, так всегда говорят… Очень даже позволяет отвлечься. Мне же иногда кажется, что, наоборот, позволяет больше уйти в себя, и, по сути, это самое худшее.
– Кэтти, дорогая, нам так жаль, – беспомощно начал Дигби. – Мы приехали узнать, нельзя ли…
– Спасибо, мои хорошие, но что тут можно поделать? Так благородно правда умереть, сражаясь за свободу угнетенных против тирании британского правления? Теперь вы понимаете, что на самом деле все было оправданно? Разрыв с воспитанием, большим домом, частной школой… В последний раз он вернулся от них совсем расстроенный… Он думал, что неправильно поступил, бросив все это.
– Но было-то все не так, да? – несколько раздраженно спросил Марк. – Он же с теми людьми сошелся по чистой случайности. Сомневаюсь, что он намеревался перейти в оппозицию к кому-либо или к чему-либо, он просто там очутился, как мог бы на его месте любой другой антрополог.
– Любой другой антрополог! – презрительно бросила Кэтрин. – Другие прятались бы по своим хижинам за горами заметок. Вы всегда ему завидовали, все вы, потому что знали, что вам с ним никогда ни в чем не сравняться…
Разрыдавшись, она выбежала из комнаты. Они услышали, как она уходит в спальню, а потом вообще из дома – хлопает за собой входной дверью. Поспешив к окну, Дигби увидел, как Кэтрин вскочила в автобус, который как раз отходил от остановки.
– Наверное, она знает, куда едет, – неуверенно сказал он. – Наверное, просто решила покататься, пока не успокоится. Зря ты с ней заспорил, надо было с ней соглашаться, что бы она ни говорила.
– Но так утомительно будет, если из Тома сделают нового Лоуренса Аравийского, – возразил Марк. – Я не хотел ее обижать, но все это так далеко от правды.
– Интересно, поможет ли тебе любовь к правде в твоей бизнес-карьере? – насмешливо поинтересовался Дигби. – Скорее уж будет помехой.
Они начали препираться самым бессмысленным образом, а потом покинули квартиру. Дигби перед уходом позвонил Дейдре и договорился о встрече, а затем начал беспокойно репетировать, что ей скажет. Марк ушел к себе дуться. Ему было жаль Тома, но на его веку пока что умирали только пожилые люди да еще дальние родственники. Поэтому происшедшее он сформулировал для себя как «немножко множко». Бросаясь в крайности, Том зашел слишком далеко.
В автобусе у Кэтрин было время успокоиться и даже пожалеть, что она так резко обошлась с Марком. Она погрузилась в своего рода покой и начала думать о Томе. Но поймала себя на том, что вспоминает не то, что у них было общего, а то, что их разделяло, и к спонтанному горю по нему теперь примешивалась более эгоистичная и личная печаль по изъянам в их отношениях, в которых была повинна она. Как, наверное, его раздражали ее безумные фантазии и цитаты! Она вспомнила первый и единственный раз, когда они вместе шли по этой улице предместья, вспомнила дом под названием «Нирвана» и каменных львов со стертыми носами и лапами. Теперь сады были по-зимнему голыми, небольшие палисаднички – скучными и ободранными, под землей, наверное, тянутся к поверхности луковицы, но ростков пока не видно. Повсюду внутри безопасность и уют. В одном окне женщина, нагнувшись над огнем, поджаривала в камине лепешки. Кэтрин вообразила, что по краям они подгорели, но вкусно пропитались тающим маслом… В другом доме ребенок, сидя за столом, накрытым зеленой бязевой скатертью, рисовал яркими мелками. В некоторых комнатах уже были задернуты шторы, и она могла только гадать о том, что происходит внутри. Когда Кэтрин почти дошла до дома Свонов, то случайно посмотрела через дорогу и успела увидеть движение за красновато-коричневыми шторами, и из-за них высунулась голова старой миссис Дулк.
– Кэтрин! Как приятно вас видеть! – Дверь на ее звонок открыла Рода. – Вы как раз к чаю.
Значит, по всей очевидности, про Тома здесь еще не знают.
– Дейдре дома? – спросила Кэтрин после того, как должным образом ответила на приветствие Роды.
– Нет, она только что ушла… Странно, что вы не заметили ее по пути от остановки. Наверное, едва-едва разминулись. Ей позвонил один из ее мальчиков и пригласил на чай. – Тон Роды был полон удовлетворения.
– Вы знаете, кто?
– Дайте-ка подумать… у нее столько мальчиков, и она, конечно, не всегда рассказывает тетке или даже матери, с кем встречается, но я случайно слышала, как она разговаривает по телефону, и я думаю, что это Дигби, тот милый светловолосый юноша.
– Хорошо, что она с ним, – сказала Кэтрин. – Боюсь, мы получили трагичное известие… Тома убили в Африке.
– О нет… Какой ужас! Туземцы?
Рода была шокирована – это явно отразилось на ее лице, и Кэтрин почудилось, что можно заглянуть в ее мысли: там бесновалась, орала и размахивала копьями толпа чернокожих… а из джунглей вдруг вылетела коварная стрела, наконечник которой был отравлен ядом, от которого нет спасения.
– Нет, по всей видимости, были какие-то беспорядки во время выборов, и полиции пришлось открыть огонь. Том оказался в толпе. Разумеется, это был несчастный случай, его просто не заметили.
– Но ведь белый, среди туземцев… – запротестовала Рода.
И Кэтрин снова увидела, как она представляет себе Тома: британский антрополог в безукоризненно белых шортах и пробковом шлеме, с блокнотом и карандашом в руках.
– Боюсь, все было не совсем так, – сказала она вслух. – Скорее всего на нем был местный длинный балахон, он часто в них ходил.
– Ох, какая ужасная ошибка! – вырвалось у Роды. – Когда так опускаешься, добра не жди.
– Он говорил, что так удобнее, – с запинкой ответила Кэтрин, чувствуя, что они отклоняются от сути.
Они стояли в коридоре, но теперь Рода провела Кэтрин в гостиную. Из радиоприемника лилась легкая позвякивающая музыка, и ее звук вместе с ярким огнем в камине, ситцевыми креслами, диваном в цветочек и Мейбл Свон, сидевшей, закинув ноги на пуфик, и читавшей последний роман известной романистки, дали Кэтрин ощущение безопасности и комфорта, поскольку в тот день она нигде домашнего уюта не видела – только запустение собственной квартиры. Она была просто счастлива несколько минут посидеть за пустой болтовней с Мейбл, пока Рода заваривала чай. Мейбл, по всей видимости, дремала над книгой, поэтому Кэтрин ничего не сказала про Тома. Только когда вернулась Рода, ей сообщили новости.
Рода взяла твердый тон, точно боялась, что с Мейбл случится истерика.
– Не надо плакать, дорогая, – сказала она сестре, которая, похоже, и не собиралась. – Мы должны быть сильными ради Дейдре.
