Лора Флоранд - Француженки не терпят конкурентов
Разумеется, она не забыла. И очень благодарна им за такую щедрость. Тетушки подарили ей ощущение долговечного родного дома. Дома в сердце Парижа, и он всегда будет принадлежать ей, если она не потеряет его. Однако она могла потерять его по самым разным причинам. К примеру, маленькое колдовское кафе могло потерять экономическую жизнеспособность.
– Неужели ты думаешь, что если покинешь нас, то исчезнешь и из наших сердец?
Ну естественно! Такова человеческая натура. Магали промолчала, не желая обижать тетушку столь суровой правдой жизни. Кроме того, ей не хотелось допускать даже мысли о таком исчезновении, поскольку она решительно не собиралась их покидать.
Эша пристально посмотрела на нее и вздохнула.
– Верно, конечно. Если друзья не могут рассчитывать на твою помощь в случае нужды, то местечко твое в их душах может уменьшиться. Так действует самозащита. Если ты покидаешь людей – даже не по своей вине, – то они в конце концов, пережив твой уход, находят кого-то другого. И правильно делают. Но теперь ты повзрослела и способна сама строить свои отношения с окружающими, обеспечивая желаемую для тебя их глубину и долговечность. Как же мне хочется, чтобы ты перестала недооценивать собственные прекрасные качества, позволив людям любить тебя! – Сказав это, Эша замолчала, в глазах ее затаилась грусть.
Магали хотела было ее обнять, но помешала гордость.
– По-моему, я скорее предпочла бы поговорить о моей сексуальной жизни.
– Неужели, Магали. Но мне не хотелось бы вмешиваться в столь интимную сферу.
Эша слила воду с грейпфрутовой цедры и вновь наполнила кастрюлю холодной водой до половины.
– Кстати, Филипп оставил кое-что для тебя.
Она отступила в сторону, и Магали увидела розовую коробочку – Эша загораживала ее до тех пор, пока не высказала все, что считала нужным.
Все тело Магали встрепенулось, объятое всепоглощающим желанием. И страхом. Каким может быть его сюрприз на сей раз? Перед чем ей придется устоять?
Она вынесла коробку на столик в зале и села на жесткий стул, желая обрести таким образом опору потверже. И только тогда медленно сняла крышку с коробки.
Из ее груди сам собой исторгся вздох, словно ее пронзили в самое сердце. Продолжая постанывать от восхищения, Магали вынуждена была признать, что перед ней самое изысканное творение Лионне. Изящные створки бледно-розовой ракушки прикрывали тайную сердцевину ганаша или какого-то сливочного крема, точнее трудно сказать. А трудность заключалась в малинках чудесного алого цвета, скрывавших какой-то внутренний сюрприз, пряча его от глаз. Композицию увенчивала одна ягодка, дополнявшая изящный розовый лепесток с крошечной каплей, напоминавшей росинку, хотя эта капля, видимо, родилась в сиропе. Яркая, безупречная алость ягод и лепестка розы контрастировала с бледно-розовой округлостью миндальной ракушки, такой блестящей и гладкой, что никакой глаз не смог бы различить ни единой сахарной песчинки в ее белковой основе.
На какой-то момент Магали представилось, будто кто-то в разгар зимы вырастил эту розу и принес в ее сумрачное, теплое жилище. Магали стало трудно дышать. Красота подарка ее потрясла. И ужасно захотелось попробовать его на вкус. Медленно, осторожно, с должным почтением позволить себе вкусить всю полноту каждого мгновения священной дегустации: ощутить на зубах хруст распадающейся на маленькие кусочки миндальной ракушки, почувствовать на языке кисло-сладкую сочность малины и маслянистую нежность крема…
Красота пирожного порождала самые разные образы. Образ розы. Образ сердца. Образ королевской короны, усыпанной алыми драгоценными самоцветами. Образ драгоценной шкатулки, привезенной третьим, младшим сыном из опасных странствий, чтобы завоевать сердце прекрасной возлюбленной.
Образ ловушки.
Если она вкусит ее, то навсегда потеряет свободу.
А свобода – ее единственная драгоценность.
Если она попробует, то он победит. Он поймет, что победил.
Он выставлял напоказ свое искусство. Он торжествовал над ней, беспечно отвергая ее шоколад.
Но пирожное выглядело невообразимо прекрасным.
Может быть, ей стоит позволить ему выиграть?
Может быть, стоит позволить ему превратить ее в новое существо?
Неужели для нее действительно важнее остаться независимой, чем попробовать вкусить такой красоты?
Продолжая сидеть за столом, она пожирала глазами чудесное кондитерское творение.
Прозвенел серебряный дверной колокольчик, и Магали встрепенулась, но вошла всего лишь мадам Фернан, модно одетая в наряд, ставший слишком большим для ее исхудавшей фигуры, а рядом с ней, натягивая поводок, оживленно прыгала игривая пуделиха. Магали проворно зашла за прилавок и, склонившись, достала пакет чая, приготовленного для нее Эшей.
Чтобы найти его, ей понадобилась какая-то секунда, но пока она, склонившись, искала заказ, услышала тихое испуганное восклицание мадам Фернан.
Она тут же выпрямилась, вынырнув из-под прилавка. Мадам Фернан пыталась совладать с собакой, чьи лапы уже лежали на столике. Магали бросилась к коробке и подхватила ее, слегка оттеснив псину. Однако, споткнувшись о ножки стула и поводок, она упала, но удержала розовое сердечко над самым полом. Правда, одна малинка выпала и покатилась по паркету. Собака ловко слизнула ее и попыталась совершить наскок на пирожное в руках Магали.
Та сердито вскрикнула.
Пуделиха опасливо замерла.
– О, мне так жаль! – Мадам Фернан с вялой безуспешностью пыталась натянуть поводок. – Она бросилась к столу, а я не успела остановить ее. Простите меня, ради бога, ma petite[97]. Неужели это от Лионне?.. Все-таки он делает необычайные пирожные! Просто необычайные! Редкостные! Вы согласны? Вот прежние Лионне… Ох… Ах… – Мадам Фернан балансировала у столика, принимая рискованные наклоны и выделывая замысловатые па.
Магали, дрожа от возмущения и не желая вступать в дискуссию о кулинарной – и только ли кулинарной?.. – непревзойденности Лионне, поднялась на ноги. Неужели эта всеядная глупая пуделиха стрескала малинку с исключительного по красоте пирожного? Ее дивную, замечательную малинку? С восхитительного пирожного!
«Ты уже прикоснулась к нему! Попробуй его сейчас же, пока оно не досталось кому-то другому! Разве нельзя получить удовольствие, просто выяснив, каков этот десерт на вкус?»
Но тайно, без свидетелей. Она не смела попробовать подарок перед чужими людьми. Аккуратно закрыв крышку над миндальным чудом, она положила коробку повыше, на выставочную витрину, где до нее не доберется ни одна – чья бы она ни была – собака. Мадам Фернан продолжала извиняться своим тонким, слабеньким голоском, пока Магали любезно держала для нее дверь.
Собака тут же рванулась на улицу, отчего мадам Фернан угрожающе пошатнулась. Магали успела подхватить старушку, но собака, сорвавшись с поводка, унеслась прочь.
– О боже! – воскликнула мадам Фернан. – Я просто не знаю, как мне с ней справиться!
Магали поддержала женщину и убедилась, что та твердо стоит на ногах.
– Сисси! Сисси! – тщетно взывала мадам Фернан.
Взяв курс на островной мыс, пуделиха перебежала улицу и устремилась в парк.
– Я попробую поймать ее! – рванула следом за ней Магали.
Собачонку она обнаружила в конце острова, уже на нижней набережной.
Но там Магали ждал новый удар. При виде поразившей ее сцены она зарделась от возмущения и унижения. Пуделиха, как оказалось, неслась сюда с определенной целью. И сейчас поджарая немецкая овчарка, кобель, восторженно крыла ее, а пуделиха пыхтела, застыв в блаженной позе.
А ведь съела-то всего одну малинку.
Глава 23
Магали воинственно прошествовала по кухне и остановилась рядом с ее хозяином. Филипп, застигнутый врасплох, оторвался от процесса обучения, в котором поправлял огрехи стажера, трудившегося над украшением сладкого подобия Тадж-Махала, и глаза его вспыхнули. Ярким, лучистым огнем. Жаждущие и в высшей степени торжествующие.
Вероятно, он подумал, что она готова наброситься на него, обхватить ногами его бока и на глазах у всех припасть к его губам с поцелуем.
– Там… эти собаки… – задыхаясь, выдавила она. – Пуделиха съела… тот ваш подарочек, она… она… всего… Что вы, собственно, себе позволяете?! Вы непристойный мерзавец!
– Вы скормили мое Coeur[98] какой-то собаке? Я правильно вас понимаю? – Голос Филиппа постепенно повышался, и последнее слово, обретя мощь львиного рыка, раскидало по трем столам хрупкий затейливый карамельный замок, макаруны и лепестки роз. Его подмастерье непроизвольно дернулся, и начинка из пекарского мешка в его руках выплеснулась уродливой блямбой.
Подскочив к Магали, Филипп схватил ее за плечо, слишком крепко и слишком болезненно. Еще никогда в жизни он не позволял себе такого обращения с женщинами, и когда она уже замахнулась, собираясь влепить ему пощечину, он тряхнул головой, приходя в себя, и ослабил хватку. Но Магали не ударила его. О чем он даже пожалел. А если бы она в тот момент победила, ему было бы на все наплевать, поскольку ей удалось спровоцировать его на физическое проявление гнева.
