Даниэла Стил - Вояж
– У меня есть основания негодовать, – ответил он холодно. – В последние месяцы ты только и делаешь, что предаешь меня. Тебе повезло, что я тебя еще не уволил.
Это «еще» должно было ее напугать, убедить, что увольнение может произойти в любой момент. От Джека вполне можно этого ожидать. Но главным чувством Мэдди была тревога. Бороться с мужем значило предвидеть все последствия. Но сложившаяся ситуация не оставляла ей выбора. Появление Лиззи и знакомство с Биллом изменили Мэдди. У нее появилось ощущение, что она обрела не только дочь, но и саму себя. Джеку это, конечно, не могло понравиться. В эту ночь он уснул, не сказав ей ни слова, утром тоже был непробиваемо холоден.
В последнюю неделю Джек превзошел суровостью самого себя: то он безжалостно критиковал Мэдди, то демонстративно игнорировал. У него почти не находилось для жены доброго слова, но ей уже было все равно. Недостающее одобрение она добирала в разговорах с Биллом. Однажды, когда Джек где-то задержался вечером, она отправилась к нему ужинать. В этот раз он сделал ей бифштекс, считая, что она по-прежнему трудится не жалея сил и нуждается в усиленном питании. Но для нее гораздо важнее были его внимание и забота.
Сначала они говорили о президенте. Он уже две недели находился в госпитале и со дня на день ожидал выписки домой. Мэдди и еще нескольким членам элитного пресс-пула разрешили коротко его проинтервьюировать. Президент исхудал и выглядел крайне утомленным, зато пребывал в приподнятом настроении и не уставал благодарить всех за преданность и участие. Мэдди сумела взять интервью и у его супруги.
Это были небывалые недели. Мэдди была горда своими репортажами, хотя Джек яростно их критиковал. Она даже добилась уважения своего соведущего Элиота Нобла. Он признал, что коллега – неподражаемый репортер, и весь канал был с ним согласен.
Билл взирал на подругу с нежностью и восхищением.
– Как вы теперь будете развлекаться? – спросил он после ужина. В президентов стреляли не каждый день, и ее новым репортажам, естественно, не будет хватать напряжения.
– Что-нибудь придумаю. Буду искать квартиру для Лиззи. – Дело было в начале ноября. – На это у меня есть еще целый месяц.
– Я бы мог вам помочь. – Теперь, дописав книгу, он был не так занят, как раньше, и подумывал о возвращении к преподаванию. Предложений хватало: и из Йеля, и из Гарварда. Мэдди радовалась за Билла, хотя понимала, что будет грустить, если он уедет из Вашингтона. Кроме него, у нее не было друзей.
– С этим придется подождать до следующего сентября, – успокоил он ее. – В новом году я попробую взяться за новую книгу. Возможно, теперь это будет роман.
Мэдди загрустила: радость за Билла сопровождалась чувством, что она упускает собственную жизнь. Она все больше убеждалась, с каким деспотом делит кров, но никак не могла решиться на разрыв. Билл ее не подгонял. Доктор Флауэрс говорила, что она сама предпримет необходимые шаги, когда будет готова, только на это могут потребоваться годы. Билл почти смирился, хотя не переставал за нее переживать. Две недели, проведенные в госпитале, где спасали жизнь президенту США, позволили Мэдди отдохнуть от Джека, хотя он не упускал случая спустить на нее всех собак по телефону. Билл всегда знал, что ей недавно звонил муж: у нее сразу менялся голос. Для этого Джеку не требовалось особого повода.
– Как вы проведете День благодарения? – спросил Билл, убрав со стола после ужина.
– Наверное, как всегда – в Виргинии. Ни у него, ни у меня нет родни. Иногда мы навещаем соседей. А вы, Билл?
– Мы каждый год ездим в Вермонт.
Она знала, ему тяжело: это будет его первый День благодарения без жены, он заранее боялся, как его переживет, и не скрывал своего страха.
– Я бы хотела пригласить Лиззи, – сказала Мэдди, – но не могу. Она пойдет на праздничный ужин в свою любимую приемную семью. Кажется, ее это устраивает. – Конечно, Мэдди предпочла бы, чтобы дочь впервые в жизни провела День благодарения с родной матерью, но пока это было невозможно.
– А вы сами? Вам не будет тяжело? – спросил Билл встревоженно.
– Надеюсь, что нет, – ответила она безо всякой уверенности. Она советовалась с доктором Флаэурс, и та порекомендовала ей примкнуть к группе женщин – жертв домашнего насилия. Мэдди обещала, что так и сделает. Группа собиралась после Дня благодарения.
Накануне отъезда в Виргинию Мэдди увиделась с Биллом. Оба были в подавленном настроении: он – из-за отсутствия жены, она – из-за того, что была вынуждена терпеть общество Джека, отношения с которым совсем испортились. Их словно током отшвыривало друг от друга, Джек смотрел на нее коршуном. Он совершенно перестал ей доверять. Хотя Билл звонил ей теперь не домой, а только на сотовый. Чаще всего Мэдди сама набирала его номер. Меньше всего ему хотелось причинять ей неприятности.
За день до Дня благодарения они опять встретились у него дома. Он сделал чай, она принесла коробку печенья. Они сидели в его уютной кухне и болтали. Погода испортилась, Билл сказал, что в Вермонте уже выпал снег, так что у него намечается катание на лыжах с детьми и внуками.
Мэдди словно забылась в его обществе, а потом спохватилась, что пора на работу.
– Берегите себя, Мэдди, – напутствовал ее Билл.
Его глаза были полны невысказанного чувства. Оба знали, что им не следует давать волю чувствам. Они еще не сделали ничего, о чем потом пожалели бы, потому что слишком друг друга уважали. Приходилось таиться друг от друга. Только беседы с доктором Флауэрс заставляли Мэдди задавать себе вопросы об отношениях с Биллом. Это была странная связь, но оба знали, что не смогут друг без друга. Они были похожи на двоих выживших после кораблекрушения, оказавшихся на необитаемом острове.
Перед уходом Мэдди прильнула к Биллу, и он по-отечески обнял ее сильными руками, прижал к своему любящему сердцу. Ничего другого он не требовал.
– Я буду по вам скучать, – сказал он просто. Они знали, что весь уик-энд не смогут разговаривать: Джек заподозрил бы невесть что, если бы Билл позвонил Мэдди по сотовому. Она тоже не осмелилась бы набрать его номер.
– Если Джек уедет кататься верхом, я попробую вам позвонить, – все же пообещала она. – Постарайтесь не слишком грустить. – Она знала, как тяжело будет Биллу проводить праздник без Маргарет. Но он уже не думал о жене, все его мысли были только о Мэдди.
– Мне будет несладко. Зато увижусь с детьми.
Не справившись с собой, он поцеловал ее в макушку и задержал в объятиях. Расставание опечалило обоих, оба думали о своих потерях. Уезжая, Мэдди чувствовала признательность за то, что он есть. За такую дружбу нельзя было не благодарить бога.
Глава восемнадцатая
Праздничные дни в Виргинии в обществе Джека прошли трудно. Он почти все время находился в дурном настроении и, запершись в кабинете, вел секретные телефонные переговоры. Теперь он не мог звонить президенту: тот все еще находился на излечении, и страной руководил вице-президент, с которым Джек не был близок. Его связывали тесные узы с одним Джимом Армстронгом.
Один раз, решив, что Джек отлучился, Мэдди подняла трубку, чтобы позвонить Биллу, и услышала, что муж разговаривает с какой-то женщиной. Она немедленно швырнула трубку: подслушивать было не в ее правилах. Но в голове зароились всевозможные предположения. Джек не полез за словом в карман, когда объяснял, откуда взялась женщина на фотографии, сделанной перед танцевальным клубом в Лондоне, но в последний месяц очень отдалился от нее и почти перестал заниматься с ней любовью. Это отчасти стало для Мэдди облегчением, но не могло не вызвать недоумение. На протяжении всей супружеской жизни он проявлял к ней неутолимый сексуальный аппетит. А теперь как будто утратил интерес и вспоминал о жене только для того, чтобы обвинить в каком-нибудь прегрешении.
В сам День благодарения ей удалось позвонить Лиззи, а на следующий вечер – Биллу (Джек отлучился к соседям, чтобы поговорить о лошадях). Билл признался, что настроение было не ахти, зато катание на лыжах удалось на славу, праздничная индейка в компании детей – тоже. Мэдди и Джек жевали свою индейку одни, в каменном молчании. Когда она попробовала заговорить с мужем об их отношениях, он отмахнулся, приписав все ее воображению. Она-то знала, что воображение ни при чем: никогда еще она не была так несчастна, разве что когда ее колотил Бобби Джо. Происходившее сейчас мало отличалось от прошлого, разве что тиранили ее более извращенно, но не менее болезненно.
Когда они наконец сели в самолет, чтобы лететь домой, Мэдди испытала облегчение.
– Что это ты так радуешься? – спросил Джек с подозрением.
– Просто хочется домой, – коротко ответила она. Ей в отличие от него не хотелось ссориться.
– Наверное, в Вашингтоне тебя кто-то дожидается, Мад? – не унимался он. Она в отчаянии посмотрела на него.
– Никто меня не дожидается, Джек, ты же знаешь.
