Лариса Денисенко - Отголосок: от погибшего деда до умершего
«Собственно, мои женщины выбрались из дома, а для моих друзей это является сигналом, что мы можем собираться у меня. Это – наш день. Кроме того, я возвращаюсь с малой родины, еще и тебя привожу. Конечно, этим мордам интересно. Аркадий уже немного о тебе рассказал». «А что с языком, как все это будет выглядеть, ты будешь переводить?» «Не так все печально. Немецкий прекрасно знает Аркадий, мой партнер по проекту, я немного тебе о нем рассказывал. Влад также неплохо говорит, учился в немецкой спецшколе. Сергей знает английский. Иван английский понимает, но не говорит. Правда, с украинским у него то же самое. Он знает и говорит только на чиновничьем языке. Это я тебе потом объясню. Валерка не знает иностранных языков, но он такой веселый, что ты не заметишь его незнания, ни ты, ни он неудобств не испытаете. Слава тоже не знает языков, но он обычно помалкивает, откликается фактически только на одну тему, поэтому ты можешь не заметить его языкового отсутствия, оно вполне совпадает с тематическим».
«Ну, хорошо. И что, все они физики? Я понятия не имею, о чем говорить с физиками». Марат подмигнул мне. «Со мной же как-то получается?» «Да, но ты один! А когда вас будет семеро, как говорят у вас, у физиков, эффект и влияние усилятся». «Эта история не о нас. Знаешь, иногда мне кажется, вот если война – и фронт нужно было бы делать только из нас – черта лысого из этого что-то вышло бы. Мы разучились объединяться даже против врага». «Результат индивидуализации общества?» «Не знаю. Говорят, что это результат нашей привязанности к земле. То есть к частной собственности. Обособленность и оборона. Но если прибалты в состоянии понять, что если силой отбирают добро у одного, следующим будешь ты, потому что вы с ним схожи, поэтому необходимо защищать его добро, иначе, в конце концов, накроют всех. У нас думают: хорошо, что забирают добро у этого, он козел, а вот у меня никогда не отберут, у меня-то за что? А если кто-то рыпнется что-то забрать, то они – козлы. Так-то вот. Ты не бери в голову, мне это трудно самому себе объяснить». «Тебе можно на радио работать, я бы тебя с удовольствием слушала». «Это я разве что у вас смогу устроиться, если проект провалится, у нас такое радио почти никому не интересно».
«Так все твои друзья физики?» «Ну, это очень сложный вопрос, Марта. По образованию – да. Все физики. Но физикой в чистом виде занимаюсь только я, если можно так выразиться». «А остальные?» «Аркадий занимает высокий пост в одной инвестиционной компании. Он поддерживает все мои начинания, даже финансово, но он формальный партнер. Ему нравятся мои идеи, он в меня верит, но сам занимается расчетами. Ищет, чем можно привлечь потенциальных инвесторов. И находит». «Знаешь, я тебе не задавала вопросов, когда ты рассказывал о проекте, но мне показалось, что Аркадий не изобретатель, я не ошиблась, проект держится на тебе?»
«Ты не ошиблась в том, что это не изобретение Аркадия. Но он мне очень помогает». «Как?» «Он находит то, чего я не могу найти, потому что просто не понимаю, что это нужно искать и отбрасываю даже в том случае, если нахожу. Он по-другому мыслит и видит. Понимаешь, я с детства что-то выдумываю, пытаюсь описать, но только Аркадию удается меня услышать и описать все так, чтобы мои идеи были понятны большинству». «А это не использование? Он тебя разве не использует?»
«Я расскажу тебе одну историю. Подростками мы отдыхали на море. Однажды на берегу я увидел чайку. У нее было повреждено крыло, она не могла летать. Она кричала от боли и беспомощности, но ее сородичи не обращали на нее внимания. Чем злили меня чрезвычайно. Я каждое утро бросал ей хлеб, чтобы она немного поела, и не знал, чем еще могу ей помочь. Я очень боялся, что ее сожрут кошки или кто-то обидит. С замиранием сердца, как только просыпался, бежал к ней: на месте, жива. Она держалась вторые сутки. Еще я очень злился на Аркадия, который говорил мне, чтобы я оставил чайку в покое, ей не нужен этот хлеб, она просто не может дотянуться, даже если бы захотела, хлеб сжирают другие чайки и голуби, а раненой чайке я этим не помогу. Природа сама регулирует.
Я обвинял Аркадия в жестокости, плакал, брал хлеб и шел кормить свою чайку. Спасал ее. На следующее утро со мной пошел Аркадий. Он не растрогался при виде чайки. Он бросил ей маленькую рыбку. Чайка ее сожрала. А через десять минут попробовала встать на крыло и взлетела. Аркадий положил в кильку таблетку обезболивающего. То есть понимаешь, он не отключал рацио, в отличие от меня. Он реально думал, как помочь. И когда придумал – начал действовать. В этом он весь, считает, что эмоции разрушают и размывают человека».
Я улыбнулась. «Неземное происхождение». «Что?» «Лишен тех самых земных семидесяти процентов воды». «Скажи ему об этом, ему понравится». «Лучше ты сам». «Ладно. Он, тем не менее, всегда говорит, что логика проигрывает интуиции. Поэтому он беспрекословно слушается меня и выстраивает свои логические цепочки на основании моих ощущений. Только так. Нас не подводят инстинкты и интуиция, нужно им довериться, а это очень сложно, потому что разум не позволяет сделать это». «Наверное, это мозговая ревность. Она может возникать чуть ли не везде и всегда, когда речь идет о выборе». «Наверное».
«А потом, знаешь, ничто так не сближает, как идиотские детские истории и поступки, о которых знаете только вы: ты и он. Например, у Аркадия каждый месяц шла носом кровь. Он очень этого боялся, терял сознание, дрожал так, что зубы стучали. И наш школьный врач пошутил, что у Аркадия там находится матка, поэтому пугаться не нужно, это естественное явление, что у него из носа каждый месяц идет кровь. У девочек кровоточит из другого места, а у Аркадия – из носа. Аркадий признался в этом только мне. Мы об этом долго думали, решили, что это патология. И думали так до восьмого класса. Потом уже до слез хохотали над этим диагнозом. Но кровь Аркадия не пугала и чувствовал он себя уверенно. До такой степени уверенно, что собирался идти учиться на хирурга, но все равно подался в физики. Со мной вместе». У меня слезы на глазах выступили от смеха.
«А остальные? Бабник Сергей?» «Вижу, ты заинтригована. Он это умеет – интриговать, если бы не умел – спился бы, – хмыкнул Марат. – Сергей – уникальный человек, он всю жизнь находил себя в самодеятельности. Собственно говоря, самодеятельность помогла ему поступить на физический факультет. Потому что такого актера еще поискать нужно. Он вживается в любую роль. Сейчас Сергей находит себя в кастингах». «То есть он подался в актеры?» «Нет, он профессиональный кастингист. Видимо, это запишут в его резюме. У вас идут какие-то талант-шоу?» «Конечно». «Сергей участвует в кастингах на всех возможных талант-шоу, где можно петь, танцевать, а еще лучше – выставляться». «И как, удачно?» «Всяко бывает, я скину тебе несколько ссылок на него в Ютубе, те, над которыми мы особенно ржем».
«А он красивый?» «Трудно сказать, понимаешь, подростком он серьезно относился к своему имиджу. Серьезнее, чем к внешности. Решил, что похож на Джона Леннона, с таким лицом он теперь и живет». «Он и правда на него похож?» «Сейчас – да. Без всяких пластических операций, благодаря внутреннему убеждению, что так оно и есть. Кстати, женат он на узбечке. Не потому, что влюбился без памяти, а потому что она – Йоко Оно». «Маразм какой-то».
«Да, но нашему телевидению нравится. Интересно то, что Серега вычислил, что будет нравиться нашему телевидению еще в те времена, когда нашему телевидению нравились программы о селе, балете и выверенные новости. А высшей степенью раскованности считался белый кружевной воротничок, выложенный на жакете ведущей новостей, и еще – бесстыдные блестки балета телевидения ГДР. Кстати, кто бы мог подумать, что мы будем воспринимать вас как кабарешну нацию? Хотя мы и не воспринимали, ведь этот балет считался западным, никто не думал о том, что это немцы сверкают голыми икрами».
Я рассмеялась, с Маратом было удивительно легко, даже рука не так беспокоила. «Рассказывай о других! Видимо, мне стоит подготовиться морально».
«Хорошо. Иван работает в министерстве. Даже не буду говорить в каком именно, потому что это не суть важно, он уже третье сменил. Говорит штампами. Прикрывается ширмами. Он давно уже не специалист, поэтому сейчас непринципиально, чему и где он учился. Он – классический чиновник. Крест на груди, грудь на пузе, пузо на коленях, колени на ковре того, у кого больше крест, больше грудь, больше пузо». «Но вы же с ним дружите?» «Сначала мы думали, что он отпадет. Как корочка с зажившей ранки. Так нет же – остается. Зачем-то мы ему нужны. Разве справедливо отнимать кислородную маску у того, кто все время ее на себя тянет?» «Возможно, кому-то она нужна больше?» «А ты готова решать такие вопросы? Откуда я знаю, что кому-то она нужна больше, чем Ивану?» «Нет, не готова. Поэтому никогда не мечтала о том, чтобы быть судьей».
Марат приумолк, видимо, думал о чем-то своем. «Слушай, мы тоже не в восторге от наших чиновников, но мне кажется, что такой ненависти, как вы к своим, мы никогда не испытывали. Я имею в виду, после сороковых прошлого века». «Понимаешь, те, кто сейчас при власти, не ощущают Украину Родиной. И даже землей, по которой они ходят. И даже территорией. Леса для них – сырье, земля – собственность, водоемы – ресурсы, женщины – товар, все остальное – движимое и недвижимое имущество. Как грибы-паразиты, которые живут за счет деревьев. Думают ли они о том, каково дереву? Вряд ли. Ты видела трутовики?» «Ну конечно».
