Дэвид Духовны - Брыки F*cking Дент
Ризуто по радио нервничал все больше. Слишком он предвзят к родной команде – неприкрыто болеет за «Янки». Шел седьмой иннинг, «Носки» все еще вели 2: 0, и силен был экс-янки Майк Торрес – устроил игру всухую. Но раннеры «Янки» на первой и второй базах готовили первый серьезный натиск в игре. Комментаторы пессимистически обсуждали хиттера номер девять, выходившего на пластину, легковесного Брыки Дента, кидавшего посредственные 0.243 в год, без всякой силы, каких-то четыре хоум-рана. Говорили, что управляющий команды Боб Лемон, которого прямо посреди сезона поставили вместо взбалмошного Билли Мартина, вероятно, хотел бы заменить Дента, но на скамье запасных никого не осталось. Пришлось довольствоваться Брыки Дентом.
Странное дело: Тед с Марти, хоть и слушали игру по радио, ощущали, как от стадиона исходит энергия, – 32 925 человек сосредоточились на действиях двух людей, занятых детской игрой. Дент замахивается и заряжает фол из-за своей щиколотки. Минуту расхаживает ногу. Ему явно больно, он хромает, но у Лемона нет выбора, Дента некем заменить. Дент возвращается на пластину, замахивается – и опять фол, да еще и бита ломается. Где-то с минуту он идет к навесу «Янки» за новой битой. Центрфилдер «Янки» Мики Риверз уже встал наизготовку, бросает Денту одну из своих бит, приговаривая что-то вроде: «Бери мою, ты все равно бить не умеешь». Брыки Дент смеется и возвращается на пластину с битой Мики Риверза.
Брыки пробует еще раз. Торрес подает, Дент бьет. И тут рождается звук стадиона, самого Фенуэя. Это звук, с которым прекращают дышать 32 925 человек. Десятки тысяч людей умолкают полностью, смотрят на арку, которую рисует мяч, и мысленно вычисляют его параболу. И следом – другой звук: тошнотворная смесь изумления, ужаса, страха и животного порицания – 32 925 душ минус несколько сотен ломовых фанатов «Ян ки» получают удар под дых. Брыки навесил ленивый флайбол, но прихотью Зеленого Чудища без пяти минут аут превратился в сокрушающий волю и уверенность роковой хоум-ран. Вода обернулась вином, грузило – заводилой. Мяч пролетел стену. Брыки Дент под Зеленым Чудищем забил трипл, который бостонский питчер Деннис Экерсли назвал «ебтвоюмать, а не хоум-ран».
Воздух напитан паникой. Ранний вечер октября, холодает, уж наползают тени. В машине тихо, звучит лишь радио. Брыки Дент обегает базы по пути домой. «Янки» лидируют, 3: 2. Фил Ризуто:
– Не проси меня говорить, я не дышал, Билл Уа й т… Я потрясен, и поэтому проку от меня никакого. Я как курица на горячем камне: куда прыгнуть, куда сесть, куда яйца отложить, не ведаю.
Марти заговорил первым. Потянулся к приемнику и выключил его, заставив умолкнуть и Ризуто, и Уайта, и весь белый свет.
– Брыки Дент?! Брыки Дент?!?! Брыки блядский Дент?!?!?!
– Да ладно, пап, еще пара иннингов. Мы отыграемся. Пошли внутрь. Пока не конец – до самого конца.
Марти откинулся на сиденье – казалось, вся надежда оставила его.
– Все кончено.
– Не кончено. Всего один раз они прорвались – из семи. Совсем не все кончено.
– Тед. Все кончено. Я чувствую. Знаю. – И Марти продолжил ошарашенно повторять: – Брыки Дент? Брыки блядский Дент? – будто, повтори он это еще и еще, сможет повернуть часы вспять или хотя бы уместить произошедшее в голове. Марти не ошибся: в течение часа игровой сезон завершится. Лонжение продолжится – из-за Брыки Дента.
– Брыки Дент. Брыки Дент. Брыки блядский Дент.
74
75
В Нью-Йорк возвращались молча – вот честно, в полном потрясении. Тед даже «Мертвых» не стал включать. Они уже два часа как выехали из города и бороздили безлюдье Новой Англии, и тут Тед наконец заговорил:
– Брыки Дент? Шестьдесят лет, шесть иннингов – и Брыки Дент? На ровном месте.
Марти покачал головой:
– Нет, не на ровном. Конечно, Тедди, конечно, Брыки Дент.
– Что?
– Я прежде никогда не думал об этом. А теперь вижу. Все целиком. Не Мики Мэнтл гробит, нет. Не Уилли Мэйз. Никогда не то, к чему готов. Всегда какая-нибудь мелочь, врасплох. В могилу сводит простуда. Всегда Брыки Дент.
Тед глянул на отца. Предок будто впал в транс, как пифия.
– И на «Янки» не ведись, Тедди, жизнь – она не выигрыш, а проигрыш. Фанаты «Янки» ни черта не знают о жизни, а вот Бостон – тот владеет истиной.
Тед кивнул и уставился на дорогу, а Марти меж тем заговорил приглушенно:
– Жизнь принадлежит неудачникам, Тедди, таким, как мы с тобой. И Мариана. И Брыки блядский Дент. Никогда не забывай об этом.
– Не забуду.
Марти откинулся на сиденье и опустил спинку. Вроде начал засыпать, но вдруг сказал почти молитвенно:
– Господи благослови Брыки блядского Дента.
Тед улыбнулся и тихонько повторил за отцом:
– Ага. Господи благослови Брыки блядского Дента.
Тед подождал продолжения, но Марти совершенно умолк. Тед покосился на отца, который вдруг сделался очень, очень неподвижен, хоть машину и подбрасывало. Возникло нехорошее чувство. Тед протянул руку, потрогал Марти:
– Пап?
Приложил два пальца к шее, поискал пульс и не нашел его, проверил, слетает ли с губ дыхание, – нет. Тед знал, что отец мертв. Марти умер. Отец Теда умер. Тед отвел взгляд от отца, вперился в темную дорогу и сказал – теперь уже лишь себе одному:
– Господи благослови Брыки блядского Дента.
76
В голове у Теда «Мертвые» пели «Ларь дождя»: «Нас так долго тут не будет, как же кратко все здесь мы». По кругу, по кругу, будто иголку заело в виниле. Тед проехал еще час и лишь тогда начал думать, что делать с отцовым телом. Он решил, что привезет его в город, в «Бет-Исраэл». Расстаться с Марти он был пока не готов – ни отказаться от него, ни сдать его в каком-нибудь незнакомом провинциальном городке Новой Англии. Тед словно хотел выторговать лучшие условия передачи отца в загробную жизнь, но понимал, что никакого торга не будет. Тело заберут, спрячут от живых, а затем похоронят. Живые мертвых в своих рядах не любят. Не нравится им такое напоминание. Словно мертвец – мурло на вечеринке, щелкает выключателем, тыкает в часы и приговаривает: «Вечеринка почти закончилась, народ, начинаем сворачиваться».
Но сначала Теду хотелось поговорить с Марианой, убедиться, что она тоже приедет, уведомить. Он заехал на бензоколонку, размышляя, можно ли оставлять отца одного в машине. Прошел несколько шагов до телефона. «Королла» была прямо у него перед глазами, Тед не сводил взгляда с Марти. Старик словно спал. Тед вспомнил, что делала мама, когда они ехали куда-нибудь всей семьей и натыкались на шоссе на сбитых животных – собак, кошек, оленей, скунсов, опоссумов, енотов. В первый раз случился кот, и Тедди, трех или четырех лет от роду, увидев в окно кота посреди дороги, встревожился. Показал матери и спросил, что стряслось с котом? Почему он не двигается? Мать посмотрела на отца, тот пожал плечами, она повернулась к сыну, улыбнулась и сказала: «Котя спит, детка, котя спит».
Котя спит. Папочка спит.
Тед вытащил Марианину карточку и вновь набрал ее номер. Когда она сняла трубку, Тед понял, что разбудил ее.
– Ты одна? – спросил он.
– Да, что случилось?
– Его не стало.
– Сочувствую, Тед.
– Знаешь, все в порядке, все вовремя, все правильно. Он свое повествование довел до самого конца.
Он услышал, как она забыла вдохнуть.
– Ты где?
– На бензоколонке в Новой Англии. Едем домой.
– Хорошо.
– Мариана, я знаю.
– Что знаешь?
– Про нее. Про твою татуировку. Сочувствую.
– Угу.
– Теперь я понимаю. Понимаю. Понимаю почему. Тебя понимаю.
– Что ты понимаешь?
– Ты права – я не могу тебя защитить. Не могу стереть прошлое – и обещать ничего не могу.
– Угу.
Тед глянул на отца в машине, проверил, как он. Не двигался. Тед вспомнил старую сценку из «Субботнего вечера живьем», «Выходные новости» – Чеви Чейз докладывает вымышленные вести: «Как нам только что стало известно, генералиссимус Франсиско Франко по-прежнему мертв». Публика ржала над этой шуткой, а Тед – ни разу. Не врубался он в эту шутку. Ничего не поменялось и теперь.
– Но хоть я всего этого и не могу, все равно хочу попробовать, и, думаю, таково есть определение любви.
– Любви? Ты меня любишь? Ты ж меня едва знаешь.
– Я влюблен в то немногое, что знаю, и из-за этого отчаянно хочу узнать больше.
– Не говори такого.
– Вынужден. Таков мой сказ.
– Твой. А мой, может, другой.
– Ну а как ты выбираешь, какому победить, чье войдет в историю? Мой сказ гораздо счастливее твоего, в нем двое славных людей любят друг друга. В твоем двое людей ебутся, а потом расходятся одинокими. В смысле объективно, который из двух лучше? Разве счастливому сказу не полагается победить?
Тед все поглядывал на Марти, почти неотвязно. Вспомнил, как читал что-то про «приведение» мертвецов в Древнем Китае. Если человек умирал далеко от дома, его семья нанимала умельца, чтобы тот «привел» труп на родину, для захоронения. Без спешки. Они шли пешком. Их видели в дороге. Живой человек подпирал мертвого на пути домой, останавливаясь поесть, поспать, побродить да подивиться. То была не просто работа или даже обычай ради живых, чтобы те успели привыкнуть к смерти любимого человека, – это был опыт для мертвеца, чтобы дух его уберечь от беспокойства и бездомности, чтобы дать ему время последний раз бессознательно, бессмертно все осмыслить. Тед представил, как отправляется с отцом в путь, ведет его по Новой Англии. Подумал: может, это его последний сыновний долг.
