Миа Марч - Время прощать
«Это моя будущая семья», – подумала Кэт, глотнув «мимозы».
Она всю жизнь знала этих милых людей, много лет испытывала на себе доброту Фреи Тейт. Но когда попыталась представить, как проводит праздники, дни рождения и другие торжественные события с Тейтами, то поймала себя на том, что наблюдает за Лолли, Изабел и Джун с горячим желанием защитить их. Они никогда не казались Кэт принадлежащими ей, даже мать, однако сейчас ей хотелось сбежать вместе с ними в гостиную и посмотреть там «Силквуд» или «Женщину французского лейтенанта».
– Вы знаете, какая чудесная мысль пришла мне в голову? – обратился к Лолли Оливер. – Свадьба в День благодарения, прямо здесь. Я знаю, День благодарения ваш любимый праздник, Лол.
«И до него еще целых два месяца», – поняла Кэт, у нее засосало под ложечкой.
Оливер вел себя любезно и практично, желая убедить Лолли, что она увидит, как ее дочь идет к алтарю. Последние несколько дней он слал Кэт сообщения: «Париж = Медовый месяц», «Обойдем все кондитерские, хотя с твоими пирожными ничто не сравнится».
«Неужели Оливер забыл, что я не уверена? Что я, возможно, приняла его предложение в момент слабости, когда была расстроена диагнозом матери?»
С другой стороны, он знал, что Кэт мечтала поехать в Париж. Обойти все тамошние кондитерские. Поучиться у мастеров пекарского дела.
«Неужели он пользуется моментом – снова? Или просто надеется достучаться до моей больной головы?»
Этот эпизод станет одним из тех, которые ей пришлось бы защищать в городе Судного дня. Она это знала.
«Париж – это идеально», – ответила Кэт жениху. И это правда. Просто остальное к ней не относилось. Та часть предложения, которая касалась медового месяца.
Когда девушка брата Оливера подробно излагала ей, какое платье хотела бы она сама, без рукавов, как у Кейт Мидлтон, если, скажем, Деклан Тейт сделает ей предложение, у Кэт зазвонил мобильный телефон. Маттео. Подумав, что этот звонок может касаться результатов последних анализов матери, Кэт извинилась и ушла в дом, где укрылась в дамской комнате на первом этаже.
– Маттео, прошу, скажите, что все в порядке.
– Да, – быстро ответил он. – Прошу прощения, что встревожил вас, Кэт Результатов еще нет, они придут только в понедельник утром, но мы не ожидаем изменений. Постарайтесь не волноваться. А позвонил я только узнать, как чувствует себя Лолли. Когда я ее видел, она выглядела неважно. Как она держится?
Кэт с облегчением опустила сведенные плечи.
– Это очень любезно с вашей стороны, Маттео.
Ей гораздо лучше.
Пока он рассказывал, чего ожидать от второго сеанса химиотерапии и ее воздействия на организм и как может отреагировать Лолли, Кэт поразилась своему желанию не терять с ним связи, не отключаться от этого потока знаний и мудрых слов.
– Мне нужно на обход, Кэт. Но если у вас появятся вопросы или понадобится помощь, позвоните мне. О, чуть не забыл. Я рассказал о вас своему отцу, и он хотел бы научить вас готовить его знаменитые канноли. А в обмен вы научите его готовить ваши знаменитые маффины. Маффины ему не даются, но ему хотелось бы научиться. Он пробовал ваши маффины в кафе «Огни гавани» и сказал, что они тают во рту.
Казалось, Кэт вся расплылась в улыбке – с головы до пят.
– Почту за честь показать несравненному Алонцо Виоле, как я пеку маффины. А что касается урока по приготовлению канноли – с огромным удовольствием. Стану думать, что побывала в Италии, на уроке у мастера.
– Там, куда вы всегда хотели поехать?
– В Италию, Испанию, Англию, Россию, Швецию. Я всегда мечтала объездить весь мир и обучаться пекарскому делу в каждой стране. Но я всегда нужна была здесь, поэтому мечта откладывалась.
– Что ж, несколько часов у плиты с моим отцом, и вы точно почувствуете, что побывали в Италии.
Они условились на следующую неделю, и Кэт сообразила, что лучше освободить туалет, мало ли кто ждет за дверью.
– Значит, вы позвоните в понедельник, если будут новости по ее анализам? – уточнила она, открывая дверь. Посмотрела на Изабел, которая ждала у самой двери в бокалом «мимозы» в руке. – Хорошо. Еще раз спасибо.
– Это был доктор Виола? – спросила Изабел, пока Кэт убирала телефон в сумочку.
– Он справлялся о маме. Спрашивал, как она держится, – отозвалась Кэт.
– Очень мило с его стороны.
– Его отец научит меня готовить канноли, – добавила Кэт, разглядывая свои сандалии и красно-розовый лак ногтей на ногах. – Его отец – Алонцо из Итальянской пекарни. Я и понятия не имела.
– Ты всегда хотела научиться делать канноли? – Проницательные светлые глаза Изабел испытующе смотрели на Кэт. И спрашивали не только об этом, поняла Кэт.
– Я не знала, что хочу, пока мне не предложили, – прошептала она. – А когда это случилось, я поняла, что ничего так не хочу, как этого. Здесь есть какой-то смысл?
– Да. – Изабел на мгновение сжала руку Кэт. – Я знаю, что ты имеешь в виду.
Кэт хотелось затащить Изабел наверх и расспросить о многом. Например, о том, как ее может тянуть к другому мужчине, если она любит Оливера. Не означает ли это, что она действительно не любит его и ей не следует за него выходить, или это нормально, что женщин периодически тянет к другим мужчинам, и ничего не значит?.. Или это всегда что-то значит? Это эмоциональный роман. Роман сердца. Разве это не более интимная вещь, чем секс?
«Пока в этом не разберусь, буду держать свои чувства при себе», – твердо решила Кэт.
Глава 13
В понедельник утром Изабел начала свой первый официальный день в качестве волонтера в неонатальном отделении интенсивной терапии Прибрежной больницы. Ее прикрепили к двум младенцам с желтухой – им не меньше шести дней необходимо было находиться под специальным освещением. Ее работа заключалась в том, чтобы сидеть между их инкубаторами и, если малыши проснутся, просунуть внутрь, через специальное отверстие, руку и осторожно погладить, до чего удастся дотянуться.
Она могла покормить их из бутылочки и поменять подгузники под руководством медицинской сестры. Изабел прошла инструктаж и три учебных занятия, посвященные всему – от правильного мытья рук перед входом в отделение до того, как правильно держать младенца. Теперь, когда уикэнд Дня труда прошел, а с ним и летняя суета, Изабел без угрызений совести взяла небольшой отпуск в гостинице, чтобы поработать волонтером. Но даже понедельник, неделю спустя после Дня труда, два или три номера были забронированы, и Кэт предложила подменить Изабел ради первого официального дня в больнице.
Изабел сидела, держа на руках трехдневную Хлое Мартел – красивая головка в белом хлопчатобумажном чепчике, едва ощутимый на руках вес ребенка. Изабел кормила Хлое из крохотной бутылочки, вмещающей восемьдесят миллилитров сцеженного материнского молока, и сердце ее готово было разорваться от полноты чувств.
«Я призвана это делать, – думала она. – Для своего ребенка или находясь здесь».
Она размышляла о том, какой могла быть жизнь, если бы Эдвард согласился на ребенка. У них появился бы младенец, потом он встал бы на ножки и пошел, был бы дошкольником – и однажды она получила бы ту анонимку или сама увидела Эдварда, крадущегося через задний двор. Теперь она радовалась, что не сумела его убедить.
В отделение пришла семейная пара – родители семимесячных близнецов, они тихо заговорили с медсестрой. Один из близняшек находился в плохом состоянии. Изабел увидела слезы на глазах отца. Он смахнул их и обнял жену. Изабел услышала плач матери.
«Как я вам сочувствую», – подумала Изабел и помолилась про себя, глядя в сторону близнецов, маленьких воинов.
Медсестра объяснила во время инструктажа, что состояние ребенка может в одно мгновение измениться от так себе до плохого, от плохого до худшего, от худшего к лучшему и затем до прекрасного.
– Эмми Дин родилась на шесть недель раньше срока, – рассказал ей вчера вечером по телефону Гриффин.
Он звонил каждый вечер после того, как неделю назад покинул гостиницу – иногда просто пожелать спокойной ночи, иногда поговорить. Изабел нравилось, что он уважает ее потребность узнать его не торопясь, прежде чем она сможет даже подумать о поцелуях во время долгих прогулок у воды.
С шестнадцати лет у нее был только один мужчина, и, как бы ни влекло ее к Гриффину Изабел не чувствовала себя готовой ощутить на своей руке ладонь другого мужчины. Но она предвкушала его ежевечерние звонки, у нее почти перехватывало дыхание, когда ее сотовый звонил. Она сказала Гриффину, что завтра у нее первый волонтерский день, и он ответил, что Изабел проявляет необыкновенную доброту, что Эмми две недели пробыла в больнице, прежде чем окрепла настолько, что ее забрали домой. Он три раза в день приходил к ней – утром, в полдень и вечером, и каждый раз в полдень одна и та же приятная женщина-волонтер по имени Эрнабелл, напоминающая типичную бабушку, укачивала Эмми. Отсюда у девочки второе имя, Белла, потому что та женщина была сущим ангелом.
