Жюльетта Бенцони - Женщины Великого века
Все началось с того, что предобрый аббат де Куланж представил племяннице юного маркиза де Севинье в надежде, что та обретет настоящую любовь на долгие годы. И впрямь не такая уж плохая мысль: двадцатилетний Анри де Севинье был красив, обольстителен, не богат, конечно, но зато носил одно из самых громких имен Бретани, а уж отвага маркиза могла соперничать лишь с его успехом у женщин.
И только одного опасался аббат: как бы Мария уж слишком не увлеклась этим любезным молодым человеком и, как следствие, потом не страдала. Однако восторги Марии де Рабютен-Шанталь после знакомства с Анри оказались весьма умеренными.
– Раз уж вы, дядюшка, выбрали его мне в супруги, я выйду замуж, и, надеюсь, мы будем счастливы.
Надежда очень сомнительная! Как такое могло произойти, если с детства ее сердце принадлежало двоюродному брату – искрометному Роже де Рабютену, ничуть не менее юному, красивому, храброму и обожаемому женщинами, чем Севинье, да еще и настоящему шалопаю! Но Роже, который менял дам как перчатки и уже не считал любовниц, демонстрировал по отношению к своей хорошенькой кузине лишь нежную привязанность, что абсолютно недостаточно для кандидата в супруги.
Севинье пришел в настоящий восторг от знакомства. И не случайно: восемнадцатилетняя Мария была восхитительна: свежий цвет лица, превосходные золотистые волосы и нежно-голубые глаза, напоминающие цветущий лен. Большой ценитель женской красоты, маркиз выждал ровно столько, сколько необходимо истинному соблазнителю: неделей позже он попросил ее руки. Получив согласие, он принялся ухаживать за будущей супругой по всем правилам, но с жаром… и наткнулся на мягкое безразличие, вызывающее раздражение у тех, кто привык к женскому вниманию. И не важно, что в скором времени прекрасная Мария будет ему принадлежать, он испытывал разочарование, что его ухаживания принимаются с такой холодностью, и довольно быстро вернулся к прежним привычкам, более не лишая себя других удовольствий между свиданиями с невестой.
Бракосочетание должно было состояться в мае. Но за несколько дней до торжественной церемонии в дом Куланжа пришла зловещая весть: маркиза де Севинье только что серьезно ранили на дуэли.
С тех пор как умер кардинал де Ришелье, а это случилось год назад, шальная парижская молодежь вновь готова была скрестить оружие по любому пустяку. Севинье, отъявленный дуэлянт, был одним из самых задиристых. И вот теперь безрассудная удаль привела его на край могилы в тот самый момент, когда ему предстояло вести невесту к алтарю.
Как приняла известие Мария де Рабютен? И представить невозможно! Узнав об опасности, грозившей ее легкомысленному суженому, она страшно разволновалась. Девушка до смерти испугалась, что потеряет того, кто еще вчера ей был совершенно безразличен. Снедаемая тревогой, вся в слезах, она часы проводила в церкви, моля Бога проявить милосердие к Анри де Севинье.
– Пусть он поправится, – шептала она в отчаянии, – и я никогда больше ничего не попрошу, Господи!
И небеса сжалились над ним, да и сам Анри был живуч как кошка, во всяком случае, три месяца спустя в церкви Сен-Жерве епископ Санлиский благословил их союз «для радостей и горестей». На следующий день новобрачные уехали в Бретань и поселились в замке Роше, очаровательном сельском строении с серыми стенами и голубой крышей, которое понравилось молодой супруге с первого взгляда.
– Здесь мы будем очень счастливы! – воскликнула она с детской восторженностью.
– Думаете? – пробормотал супруг без особого энтузиазма. – Скоро вы поймете, как скучна жизнь в деревне!
Перед ним вырисовывалась довольно мрачная перспектива долгого проживания в поместье, неизбежного при его скромных доходах и осторожности, проявленной аббатом де Куланжем. Последний выплатил причитавшуюся по контракту сумму приданого, но пока не передал во владение Марии все состояние ее родителей. Девушка еще не достигла предусмотренного законом совершеннолетия, и при том, что образ жизни Севинье был известен, со стороны дядюшки это было мудрым решением.
Так они прожили в Роше два года, и юная маркиза очень скоро поняла, что немного опоздала со своей любовью к супругу. Не успел миновать медовый месяц, как Анри показал себя таким, каким был на самом деле: легкомысленным, бессердечным, эгоистичным и мечтавшим лишь о приятной парижской жизни. Деревня вызывала у него смертельную скуку, жена – ничуть не меньшую, а когда Мария подарила ему дочь, он не стал скрывать разочарования:
– Для чего мне девчонка? Нам нужен наследник!
Молодая мать, конечно, втайне выплакалась, прижимая младенца к груди, и отныне перенесла на ребенка всю свою нерастраченную нежность. Девочка, кстати, росла прехорошенькой, и мать была очень счастлива.
Однако Анри не сиделось на месте. Едва желанное совершеннолетие Марии наступило, как он буквально впихнул в карету ее, еще не оправившуюся после родов, с дочерью и всем скарбом, и опрометью помчался в Париж. Наконец-то он вновь вкусит прелести столичной атмосферы, вернет себе то, что утратил на время: кабаре, приятелей-собутыльников, галантных дам и неизбежные поединки! Мария же со слезами на глазах смотрела, как исчезает из виду замок Роше, где она все устроила более-менее по своему вкусу и обрела покой.
Тем не менее, обосновавшись в красивом доме на улице Лион-Сен-Поль, госпожа де Севинье снова начала радоваться жизни, так как была счастлива встретиться с родными, а особенно с дорогим аббатом де Куланжем, «добрым другом», как она его называла и которого любила дочерней любовью. Радовалась она и тому, что вновь увидела старых друзей и обзавелась новыми, так что вскоре вокруг этой прелестной и образованной женщины, слегка манерной, но наделенной острым, живым умом, разговор с которой превращался в изысканное удовольствие, образовалось приятное сообщество. Там вели беседы о литературе и, конечно, обсуждали жизнь королевского двора. Анри был далек от этого круга, да и не пытался туда проникнуть. Хорошо еще, что время от времени он вспоминал, что женат.
Но это не мешало Анри обижаться на то, что друзья супруги его игнорировали. И он мстил, распространяя по городу слухи, что у его супруги «темперамент айсберга». Это сокровище ума обреталось в холодном как лед теле, а какой настоящий мужчина смирится с подобным?
Правда то была или неправда, однако «лед» Марии служил оправданием его многочисленным амурным похождениям. Анри почти не скрывал их, а жена не давала понять, что глубоко страдает. Осознавая, что в браке она потерпела полное фиаско, Мария приходила в отчаяние. Не нравилось ей и то, что супруг без зазрения совести транжирил ее деньги, и к тому моменту, как в 1648 году она родила, наконец, наследника, которого муж якобы ждал с нетерпением, он уже настолько от нее отдалился, что интересовался только своими любовными приключениями.
Похождения Севинье наделали столько шума, что кузен Марии – великолепный, дерзкий, неотразимый Роже де Рабютен – решил положить этому конец и как-то вечером пришел раскрыть ей глаза.
– Знаете, что он стал любовником Нинон де Ланкло? Весь Париж только о нем и говорит, ведь он в открытую хвастается и гордится своей победой!
Мария в ответ грустно улыбнулась.
– Достойный предмет для гордости! А вам обязательно ставить меня в известность?
Рабютен пожал плечами с презрением. Голубые глаза Роже, так похожие на глаза двоюродной сестры, омрачились.
– Да я в бешенстве, Мария! Невыносимо видеть, как вы – молодая, прекрасная, блистательная – храните верность этому мерзавцу. Ну не глупость ли, если рядом я – любящий вас безумно!
И это было правдой: чем настойчивее Мария ему отказывала, тем большую страсть она в нем вызывала! На мгновение молодая женщина задержала взор на красивом лице кузена. Если прежде она была настолько им увлечена, может, еще не все потеряно? Не утешится ли она в объятиях Роже, не забудет ли о том невыносимом, по милости супруга, существовании, которое ей приходится влачить? Но почти сразу она отвергла эти мысли.
– Неужели вы считаете, друг мой, что стоит вам заговорить о безумствах мужа, как я забуду о своем долге?
– Нет. Но я хочу лишь открыть вам глаза: вы попусту растрачиваете свои молодые годы.
– Только потому, что отказываюсь от роли любовницы, которой довольствуются многие женщины? Видите ли вы меня в образе Нинон? У меня двое детей, дорогой брат, и я хочу целовать их со спокойным сердцем.
Рабютен не стал настаивать. Эта женщина одной с ним крови была для него неразрешимой загадкой. Он и не подозревал, что после его ухода маркиза долго плакала от боли и унижения. И, пожалуй, от беспокойства: аппетиты Нинон де Ланкло могли прикончить любое, самое значительное состояние. А ради нее Анри, не задумываясь, разорит жену и детей.
Когда тем же вечером маркиз вернулся домой, он, вопреки обыкновению, нашел более чем прохладный прием.
