Кристин Ханна - Соловей
– Потребуется время, несколько недель, а то и больше. – Леви обратился к Гаэтону: – А деньги нужны срочно. Поговоришь со своим агентом?
Гаэтон кивнул, решительно нахлобучил черный берет.
Изабель глаз не могла отвести от него. Она жутко злилась – точно, злилась, – но, когда он подошел ближе, гнев иссох и рассыпался пылью. Она так истосковалась, что все остальное не имело никакого значения. Глаза их встретились, но он, сдержавшись, вышел. Дверной замок щелкнул.
– Итак, – сказала Анук, – нам нужен план.
Вот уже шесть часов Изабель сидела за столом на конспиративной квартире на рю Сен-Симон. К разработке операции привлекли остальных членов группы, раздали всем задания: собрать одежду для летчиков и съестные припасы. Они сверили карты, составили маршрут и перешли к самой сложной и неопределенной части предприятия – поиску безопасных укрытий по пути. Постепенно отчаянная идея обретала форму и обращалась в четкий план.
Леви напомнил о комендантском часе, и Изабель поднялась. Друзья уговаривали ее остаться на ночь, но это могло вызвать подозрения у отца. Изабель одолжила у Анук плотный черный жакет, который служил прекрасной маскировкой.
На бульваре Сен-Жермен неприятно тихо, ставни закрыты, на окнах затемнение, фонари не горят.
Изабель держалась поближе к домам, кралась мимо заграждений и немецких патрульных, радуясь, что стоптанные каблучки ее белых полуботинок не стучат по мостовой.
Она уже почти добралась до дома, когда сзади раздался рев двигателя. Немецкий грузовик протащился мимо, голубоватые фары погасли.
Изабель прижалась к стене, стараясь слиться с поверхностью. Потом все стихло.
Свистнула птичка. Длинная переливчатая трель. Очень знакомая трель.
Да, она ждала его, надеялась…
Изабель медленно отодвинулась от стены, выпрямилась.
– Изабель, – шепот Гаэтона.
Она едва различала в темноте его черты, но ощущала резкий запах лавандового мыла и табака.
– Откуда ты узнал, что я работаю с Полем?
– А кто, по-твоему, тебя рекомендовал?
– Анри… – озадаченно выговорила она.
– А кто рассказал Анри о тебе? Я с самого начала просил Дидье присмотреть за тобой. Знал, что ты непременно нас отыщешь.
Он бережно поправил ей выбившуюся прядь, интимность этого жеста отозвалась в ней надеждой. Но она совсем не хотела вспоминать, какие чувства он вызывал в ней, как кормил ее жареным кроликом, как нес на руках, когда она устала… и показал, каким может быть поцелуй.
– Прости, что обидел тебя.
– Зачем?
– Теперь уже неважно, – вздохнул он. – Мне сегодня надо было задержаться там, на квартире. Лучше было бы, конечно, не видеться с тобой.
– Не для меня.
Он улыбнулся:
– Ты все так же говоришь вслух обо всем, что у тебя на уме, а, Изабель?
– Все так же. Так почему ты меня бросил?
Он так нежно коснулся ее щеки, что Изабель едва не расплакалась; это походило на прощание, да и было прощанием – она чувствовала.
– Я хотела забыть тебя.
Она могла сказать что-нибудь еще, может, «поцелуй меня», или «не уходи», или «скажи, что я тебе не безразлична», но поздно – момент упущен.
– Будь осторожна, Из, – ласково произнес он, сделал шаг назад и растворился в темноте, прежде чем она успела ответить.
Изабель всем своим существом почувствовала, что его больше нет рядом. Она подождала минутку, чтобы унять сердцебиение и угомонить чувства. Но, едва повернула ручку входной двери, как ее буквально втащили внутрь. Дверь захлопнулась.
– Где, черт побери, тебя носит?
От отца густо пахло алкоголем и еще чем-то горьковатым. Как будто он жевал аспирин. Она попыталась вырваться, но отец прижал ее крепко, а запястье стиснул безжалостно – обязательно останутся синяки.
Так же стремительно, как схватил, он выпустил ее. Изабель покачнулась, принялась шлепать ладонью по стене в поисках выключателя. Нащупала, повернула, но ничего не произошло.
– Денег на электричество нет, – буркнул отец. Он зажег керосиновую лампу, в свете которой был похож на восковую куклу – черты лица расплываются, набрякшие веки посинели, нос усеян черными точками размером с булавочную головку. Но даже в таком виде…. старый и уставший… Что-то в его взгляде настораживало.
Что-то не так.
– Пошли со мной, – коротко бросил он, непривычно членораздельно и внятно для этого времени суток. Она молча прошла за ним в свою комнату.
Гардероб отодвинут, дверца в секретное убежище нараспашку. Крепкий запах мочи. Слава богу, что летчик исчез.
Изабель молчала. А что тут скажешь?
Отец сел на край кровати.
– Господи, Изабель. Ты настоящая заноза в заднице.
Нет сил двигаться. И думать. Изабель с тоской бросила взгляд на дверь, прикидывая, не сбежать ли.
– Папа, это ерунда. Просто парень. Мы встречаемся. Только целовались, пап.
– И что, все твои ухажеры мочатся в чулане? Ты, должно быть, очень страстная. Ладно. – Он печально вздохнул. – Прекращай этот театр.
– Театр?
– Вчера вечером ты обнаружила английского летчика, спрятала его в шкафу, а сегодня отвела его к мсье Леви.
– Прости? – Изабель подумала, что ослышалась.
– Твой сбитый летчик обоссал весь чулан и наследил в коридоре, а потом ты отвела его к мсье Леви.
– Не понимаю, о чем ты.
– Молодец, Изабель.
И надолго замолчал.
– Папа?
– Я знаю, что ты курьер подполья и работаешь в группе Поля Леви.
– К-как…
– Мсье Леви – мой старый друг. С началом оккупации он пришел ко мне, вытащил из бутылки, в которой я почти утонул. И пристроил меня к делу.
У Изабель ноги подкосились. Садиться рядом с отцом – это немножко чересчур, поэтому она опустилась прямо на ковер.
– Я не хотел впутывать тебя в эту историю, Изабель. Поэтому первым делом выставил из Парижа. Не хотел подвергать тебя риску. Но должен был догадаться, что ты найдешь собственный путь к неприятностям.
– А все остальные разы, когда ты отсылал меня? – Она немедленно пожалела, что задала этот вопрос, но так уж была устроена – что на уме, то и на языке.
– Я плохой отец. Мы оба это знаем. По крайней мере, с тех пор, как твоя мама умерла.
– Откуда нам знать? Ты же никогда не пытался быть отцом.
– Пытался. Просто ты не помнишь. В любом случае это дело прошлое. Сейчас у нас проблемы гораздо серьезнее.
– Да, – согласилась она. Прошлое вдруг отодвинулось, сделалось зыбким и непонятным. Изабель утратила уверенность, и уж лучше сменить тему, чем разбираться сейчас в чувствах и мыслях. – Я… у меня есть кое-какие планы. На некоторое время придется уехать.
– Я знаю. Я разговаривал с Полем. – И добавил, помолчав: – Пойми, отныне твоя жизнь изменится. Тебе придется жить в подполье – не здесь, со мной, не с кем бы то ни было. Ты не сможешь оставаться на одном месте дольше чем на несколько ночей. Никому вообще не сможешь доверять. Изабель Россиньоль исчезнет, вместо нее останется Жюльет Жервэ. Нацисты и коллаборационисты будут искать тебя днем и ночью, а если найдут…
Изабель кивнула.
Они поглядели в глаза друг другу, и Изабель ощутила, что никогда прежде они не были так близки.
– Военнопленные могут рассчитывать на снисхождение. Ты – нет.
Она вновь кивнула.
– Справишься, Изабель?
– Справлюсь, папа.
– Хорошо. Ты разыщешь Мишлин Бабино. Подругу твоей матери из Уррюнь. Ее муж погиб во время Великой войны. Думаю, она будет тебе рада. И передай Полю, что мне срочно нужны фотографии.
– Фотографии?
– Летчиков.
Изабель все еще потрясенно молчала, и отец неожиданно широко улыбнулся:
– Нет, правда, Изабель, ты что, не могла связать концы с концами?
– Но…
– Я делаю фальшивые документы, Изабель. Поэтому работаю в немецком штабе. Сначала писал листовки, те самые, что ты разносила в Карриво, но… выяснилось, что у поэта ловкие руки. Почему, думаешь, тебя зовут Жюльет Жервэ?
– Н-но…
– Ты была уверена, что я сотрудничаю с оккупантами. И я не могу тебя винить за это.
И она вдруг увидела в нем совсем другого – маленького и несчастного – человека, а вовсе не злобного бессердечного типа, к которому почти привыкла. Она готова была броситься к нему, опуститься на колени, обнять. Слезы навернулись на глаза.
– Но почему ты бросил нас с Вианной?
– Надеюсь, ты никогда не узнаешь, насколько ты беззащитна, Изабель.
– Я вовсе не беззащитна.
Улыбка лишь чуть тронула его губы:
– Мы все хрупки и беззащитны, Изабель. Этой простой истине нас учит война.
Девятнадцать
Каждый мужчина, оказавший помощь, прямо или косвенно, военнослужащим вражеской авиации, спустившимся с парашютом или совершившим вынужденную посадку, способствующий их бегству, укрывающий их или иным способом содействующий, будет расстрелян на месте.
Женщины, предоставившие врагу подобную помощь, будут отправлены в лагеря на территории Германии.
