Питер Мейл - Алмазная авантюра
Самолет компании «Бритиш эйрвейз» вылетел в лондонский Гатвик из аэропорта Нормана Мэнли на Ямайке ровно в пять пятьдесят вечера. Оказавшись на борту, Сэм, чуть живой после суматошной недели в конторе, рухнул в кресло, испустив вздох облегчения. Эти дни грозили обернуться большими трудностями, однако все уладилось, когда Сэм совершенно неожиданно заключил соглашение с Клайдом Брейтвейтом, который держал в узде несколько самых крупных рэкетиров Кингстона. Когда тот выяснил, что Сэм живет в Голливуде в «Шато Мармон» (Сэм позабыл уточнить, что это гостиница), это произвело на Брейтвейта сильнейшее впечатление – большая честь познакомиться с одним из самых видных жителей Лос-Анджелеса. Ром потек ручьем, и было поглощено несметное количество курицы по-ямайски, после чего мужчины пришли к обоюдовыгодному соглашению, принятому и Брейтвейтом, и другом Сэма Натаном, контрабандистом сигар. Наградой Сэму стала безграничная благодарность, чек на кругленькую сумму и регулярные поставки «Боливар Беликосос Финос», лучших из всех гаван.
На Ямайке был не сезон, и в бизнес-классе оказалось приятно безлюдно. Для Сэма длительные перелеты всегда означали возможность предаться своим мыслям, поэтому он с легкостью устоял перед сомнительными искушениями авиаеды и авиафильмов. Сэм откинул спинку кресла и вспомнил свой последний разговор с Эленой. Она явно была до крайности расстроена после совещания в Париже. Ее французские коллеги выполнили свою работу и с клиентом, и с полицией. Только вот вор ничего им не оставил – и они оказались с пустым сейфом, без улик, без достойной версии. Эта история вызывала у Сэма живейший интерес, и он решил предложить себя в качестве неофициального технического консультанта Элены. Возможность оказать помощь по эту сторону «закона и порядка» будет приятной переменой после дел с сигарной контрабандой, а перемены как раз и делали профессиональную жизнь Сэма интересной.
Прошло уже много лет с тех пор, как скука и все нарастающее негодование из-за необходимости рано вставать заставили его отказаться от высокооплачиваемой работы на Уолл-стрит, и с тех пор он сделал несколько весьма неординарных карьерных ходов. Некоторые из них, как он с готовностью признавал, были не вполне чисты с точки зрения закона. Однако Сэм легко мирился с криминальной деятельностью, если только та требовала интеллекта, а не насилия. И уже скоро он хитроумно переигрывал мошенников, превратив это занятие в прибыльное хобби.
Когда карибская синева в иллюминаторе сменилась серой пеленой Атлантики, Сэму вспомнился его прошлый приезд в Марсель – под конец той поездки он валялся в корсиканских зарослях лицом вниз, изображая покойника. Он улыбнулся этому воспоминанию. Нынешний приезд, он был уверен, не будет так насыщен событиями. Из того, что ему рассказала Элена, получалось, что ограбление совершил профессионал, так что похищенные бриллианты уже в Антверпене, где их заново огранят и придадут им новый облик. А оригиналы, по сути, перестанут существовать.
Сэм потер глаза и зевнул. Он до сих пор ощущал последствия выпитого в избытке ямайского рома и поэтому мигом уснул.
Элена в компании жизнерадостного шофера Ребуля, Оливье, ехала в Ниццу на встречу с мадам Кастеллачи, лишившейся своих бриллиантов. За годы работы в страховом бизнесе Элена почти до дна исчерпала запас природного оптимизма, поэтому она не сильно надеялась обнаружить что-нибудь, чего не смогла найти полиция, однако, как сказал Фрэнк Нокс, необходимо, чтобы все пункты были отмечены галочкой. Только даром тратить такой чудесный день.
Зато Оливье точно не потратит этот день даром. Элена сказала, что после обеда он может быть свободен, и он уже договорился кое с кем о встрече. У него по всему побережью было рассеяно бесконечное число тетушек, с которыми, по его словам, ему было приятно общаться. Те две тетушки, которых Элена видела до этого, оказались хорошенькими молодыми женщинами, и она не сомневалась, что сегодняшняя родственница будет не хуже. Как Оливье умудрялся пудрить мозги им всем, было одной из малых загадок жизни.
Когда они наконец преодолели все пробки Ниццы, оставалось слишком мало времени на что-либо более амбициозное, чем быстрый перекус в кафе. Элена отправила Оливье дальше по маршруту, а сама устроилась за столиком на солнце, взяв бокал rosé[6] и salade niçoise[7], и мысленно повторила, что ей известно о семействе Кастеллачи. Мадам и ее муж Этторе, миланский магнат, производивший лингуине[8], владели, как они утверждали, «простым домиком для отдыха» – это было здание в стиле ар-деко на Английской набережной с видом на море. Эле на видела сейчас этот дом из своего кафе. По сведениям парижского офиса, мадам Кастеллачи являлась довольно приятной особой, а вот ее муж был нудным коротышкой, обидчивым и себялюбивым. Элена очень надеялась, что сегодня днем он будет поглощен какими-нибудь жизненно важными макаронными делами, и постаралась взбодриться перед встречей. Но не смогла. Она была вынуждена признать, что страховой бизнес перестал ее интересовать. И эта поездка казалась бесполезной тратой времени. Ну что она может найти, чего не выявил тщательный полицейский осмотр? Что она вообще ищет?
Во время короткой прогулки от кафе до дома Кастеллачи навстречу Элене попадались исключительно отдыхающие, прекрасно проводившие время. На них были темные очки, шорты и летние платья, и Элена чувствовала себя здесь совершенно неуместной в черном деловом костюме. Дойдя до дома Кастеллачи, она взяла себя в руки и изобразила на лице улыбку, прежде чем нажать на звонок. Сквозь смотровую щель на двери ее внимательно изучили, после чего дверь отворилась, и за ней оказалась горничная в униформе. Она проводила Элену в гостиную, а сама отправилась к мадам Кастеллачи.
Это была пухлая, неплохо сохранившаяся дама, облаченная в небесно-голубой шифон и, как тут же заметила Элена, с бриллиантовым колье искусной работы на шее, о чем мадам Кастеллачи тут же и сообщила.
– Да-да, – кивнула мадам Кастеллачи, – это все, что осталось, единственная драгоценность, которую не унесли воры, потому что в тот вечер колье было на мне. И теперь я его не снимаю, только на ночь, и тогда кладу под подушку.
Она жестом предложила Элене проследовать за ней в салон. Оттуда они отправились на короткую экскурсию по дому, в ходе которой мадам показала прочные ставни на окнах и систему сигнализации, а под конец сняла со стены в спальне дедушки своего мужа написанную маслом картину, за которой скрывался встроенный сейф.
– Вот, – сказала она, – здесь все и лежало. Сейф американский, высшего качества, миллион комбинаций. – Мадам Кастеллачи набрала серию цифр и открыла дверцу. – Видите? Никаких признаков, что кто-то пытался повредить замок. – Она развернулась к Элене, утирая глаза носовым платочком, – воплощенное горе. – Мы считали, что у нас все в полной безопасности.
Элена все еще подыскивала подходящие слова, когда из кабинета наверху появился синьор Кастеллачи, ощетинившийся от негодования.
– Наконец-то вы приехали, – сказал он. – Надеюсь, вы захватили чековую книжку. Я только что разговаривал со своим адвокатом в Милане. Ведь все уже проверено. Взносы – целое состояние! – мы делали вовремя. Полиция провела расследование. И где же мой чек? Мой адвокат хочет знать, в чем проблема? И я тоже. Ну? – Он стоял перед Эленой на цыпочках, но все равно был на несколько дюймов ниже ее, от гнева его тело натянулось как струна. – Ну?
Все хорошие страховые инспекторы ловко находят причины, чтобы не платить или, по крайней мере, оттягивать этот болезненный момент как можно дольше. Обычно клиенты Элены проглатывали отказ легче других благодаря ее природному обаянию и иск реннему сочувствию их потере. Но только не в этот раз. Как она ни старалась убедить Кастеллачи в необходимости проверить и перепроверить все возможные версии, тот продолжал клокотать от гнева, следуя за ней по всему дому и тявкая за спиной, словно разъяренный пекинес. Упоминалось судебное преследование, и не раз. Мадам Кастеллачи плакала. И Элена была не прочь к ней присоединиться. Наконец после двух бесплодных часов даже у Кастеллачи иссякли ругательства, и Элене, обещавшей сделать все возможное, позволили уйти.
Она вернулась в кафе, заказала кофе, позвонила Оливье и попросила приехать за ней. Когда тот появился, слегка растрепанный и улыбающийся, Элена лишь мельком взглянула на него и похлопала себя пальцем по шее:
– Твоя тетушка, она что-то оставила у тебя на шее. Похоже на губную помаду.
Раздраженная, уставшая, мечтающая о душе после обратной поездки до Марселя, Элена открыла дверь гостевых апартаментов дворца Фаро – и в тот же миг все ее дневные огорчения улетучились. В ее постели лежал мужчина. Голова его была накрыта подушкой, длинная рука свешивалась с края кровати. Подойдя ближе, она подняла подушку, увидела загорелое небритое лицо Сэма и поцеловала его в нос. Один глаз открылся. Улыбнувшись, Сэм похлопал по постели рядом с собой:
