Дэвид Николс - Дублер
– И он вполне прав.
– Тогда почему ты этим занимаешься?
Стивен подумал секунду.
– Помнишь то Рождество, пару лет назад, когда ты разрешила нам с мамой приклеить тебе фальшивые, но похожие на настоящие усы и бакенбарды? Есть даже фотографии, помнишь?
– Да-а-а, – ответила Софи – умудренная семилетка, досадующая на детские шалости самой себя четырехлетней.
– И ты ходила в них весь день, и все хохотали, даже Нэнни Маккуин, которая обычно смеется, только когда кто-нибудь чем-нибудь стукнется. И в кровать ты отправилась с усами.
– Но это же было просто кривляние.
– Да, Софс, но это было хорошее кривляние. Я тогда смеялся больше, чем за всю свою жизнь. За всю. Серьезно, я думал, что умру от смеха. И это было здорово, разве нет? Притворяться, дурачиться, радовать людей – это было хорошее чувство, так ведь?
Софи подумала немного, сосредоточенно морща лоб.
– Кажется, да.
– Что ж, вот таким и должно быть актерство. Хорошее кривляние. А теперь можно, я стащу у тебя немного чипсов в салат?
– Давай.
В конце обеда Софи рыгнула, и Стивена посетил некоторый прилив гордости.
После этого, ощущая приятную тошноту и опьянение, они направились к Национальной галерее. Это казалось подходящим образовательным-но-увлекательным времяпрепровождением для отца с дочерью прекрасным воскресным зимним днем, и Стивену даже удалось придумать маршрут через Сохо, но так, чтобы обойти стороной магазинчики с порнографией. Однако не было способа избежать Шафтсбери-авеню, театра «Гиперион» и гигантского плаката с Джошем Харпером.
Стивен сперва несколько опасался этого, потом вспомнил, что благодаря условиям контракта его собственное имя должно быть напечатано на афишах у театра. Пожалуй, будет здорово показать дочери имя отца, напечатанное на афише Уэст-Эндского театра: реальное, неопровержимое документальное свидетельство того, что его профессиональная карьера не является какой-то выдумкой. Возможно, она перестанет его стесняться и начнет им гордиться, а он вкусит немножко славы заранее, еще до своего Звездного Часа, который наступит восемнадцатого. Они остановились на секунду перед большой черно-белой фотографией Джоша, наклеенной на стену театра.
«Джош Харпер попирает сцену, словно могучий колосс…»
«Это актерское мастерство самого высокого уровня.
Харпер, несомненно, – наследник Оливье и Бёртона.
Не упустите возможность насладиться его необычайным талантом…»
«Харпер царит на сцене, рыская по ней, как грациозная молодая пантера. Внимание, дамы, мистер Харпер – настоящий ходячий секс…»
Джош Харпер в главной роли
«Безумный, злой и опасный знакомый»
Сценарист и режиссер Теренс Блэкхит
Впервые на сцене Максин Коул
С участием
Стивена К. Маккуина
Плакат внезапно показался Стивену похожим на таблицу злопамятного окулиста.
– Хм. А о чем спектакль? – спросила Софи голосом примерной ученицы.
– Об одном человеке по имени Байрон, который был известным поэтом, да к тому же лордом, и у которого было множество приключений. Он пользовался популярностью у дам, прямо как я у той официантки. Смотри: вот мое имя… – сказал Стивен, наклоняясь и показывая почти на землю. – Если что-нибудь случится с этим парнем, – он выпрямился и ткнул пальцем в фотографию Джоша, в центр лба, – если он заболеет, или на него упадет пианино, или еще что-нибудь произойдет, тогда мне придется занять его место.
– Почему там написано «Стивен К. Маккуин»?
– Чтобы люди не путали меня с легендарной американской кинозвездой.
– Такое бывает?
– Нет-нет, не бывает, Софи.
– Тогда почему тебя нет на этих фотографиях?
– Я есть – вот он я, тут.
– Где?
– Сзади…
– Где?
– Вот!
– Почему там так дымно?
– Это сухой лед. Чтобы я выглядел загадочно.
– И твоего лица поэтому не видно?
– Именно. Так сделано, чтобы я был похож на привидение, от этого получается атмосфера интриги и тайны. Ну, понимаешь, я такой зловещий, как мрачный жнец, ведущий Байрона к смерти…
– Значит, он твой друг? – спросила Софи, показывая на большую черно-белую фотографию вспотевшего Джоша, что было хорошо видно при таком контрастном крупном плане.
– Угу. Ну, то есть не близкий друг, не лучший друг, но мы иногда ходим вместе выпить и все такое. – Ах да, и я влюблен в его жену, подумал он, но вслух сказал: – И я довольно хорошо знаю его жену – она очень славная. Еще он приглашал меня к себе на день рождения, так что…
– Он весьма привлекательный, правда?
– Привлекательный?
Софи, похоже, задумалась.
– Ну, знаешь, красивый.
– О боже. Et tu, Sophie.
– Это французский?
– Примерно.
– А могу я прийти и посмотреть на него? А после спектакля встретиться с ним?
– Ну, он немного староват для тебя и несколько скучен, если честно. Но если, где-нибудь через пару недель, восемнадцатого декабря или рядом, если что-нибудь случится с Джошем, если он схватит, не знаю, желудочный грипп, или пищевое отравление, или еще что-нибудь, тогда тебе могут внезапно позвонить, и вы с мамой побежите в театр и увидите меня, играющего главную роль вместо него. Правда, это будет здорово?
Софи не выглядела особенно увлеченной этой перспективой.
– Наверное. Как думаешь, могу я взять у него автограф?
Впервые за день Стивен почувствовал, что все утекает из его рук.
– А зачем тебе его автограф?
– Я сказала девочкам в школе, что ты его лучший друг, а они сказали, что я врушка, и теперь мне нужно доказательство.
Не спорь. Просто продолжай двигаться вперед, подумал Стивен.
– Уверен, об автографе можно договориться.
Они пересекли Шафтсбери-авеню, прошли через Чайна-таун, где поглазели на странное красное мясо, висящее за запотевшими окнами, и Стивен обратил внимание на перестук костяшек маджонга в верхних комнатах. Затем они поспешили через Лестер-сквер, пока звуки флейт Пана и вид посеребренных живых статуй не успели погрузить Стивена слишком глубоко в депрессию, к Национальной галерее.
Некоторые места: парки осенью, опустевшие пляжи на закате, катки посреди снегов – все это неизбежно провоцирует дерзкое, раскованное, киношное поведение. Особенно часто такое воздействие оказывают галереи, и в этот день с Софи Стивен позволил себе расслабиться. Было много размахивания сцепленными руками, куча шутливых комментариев к картинам, фантазирование на тему «кто кому что сказал» и сплошное хихиканье. Вряд ли это было «занятие» с точки зрения последовательности действий, но Стивен чувствовал, что с ним сейчас весело и приятно, и понимал: впервые за очень долгое время они с Софи по-настоящему развлекаются и радуются.
Когда стемнело, они перешли через Темзу к вокзалу Ватерлоо, рука в руке, и присоединились к туристам-однодневкам и воскресным предрождественским покупателям подарков в электричке до Барнса – и Софи мгновенно заснула на сгибе его руки. Пока поезд полз мимо ракушки электростанции Баттерси, у Стивена зазвонил телефон, и он осторожно извлек его из пальто левой рукой, не разбудив Софи. Он увидел имя Норы на экране и улыбнулся.
– Привет, бродяга! – сказала Нора.
– Привет.
– Я уже начала думать, что ты меня избегаешь.
– Конечно же нет, – прошептал Стивен.
– Ой, я не вовремя позвонила? – спросила Нора.
– Нет, все в порядке…
– Просто всякий раз, как я звоню, ты как будто влезаешь или вылезаешь из колготок.
– В шаббат – ни в коем случае. Я в поезде, с Софи.
– Ты на свидании?
– С Софи, моей дочерью.
– Конечно, Софи.
– Она заснула.
– Ладно, тогда я быстро. Я только что просматривала свой дневник и обнаружила, что мне абсолютно нечего ждать от жизни, вот я и подумала, вдруг ты как-нибудь захочешь сходить в кино? Или приехать к нам после спектакля? Джош только что купил новый широкоэкранный телевизор в спальню. Теперь он сможет смотреть все фильмы с собой, голышом и лежа. Почему бы тебе не заехать и не посмотреть на него – на телевизор, понятно, а не на голого Джоша? Нам, конечно же, не обязательно смотреть кино с Джошем Харпером. Это придаст моей жизни какой-то смысл. – Она чуть понизила голос: – Я тебя давно не видела и вроде как соскучилась.
Неужели правда?
– Ага, и я, – шепнул Стивен.
– Тогда… что мы собираемся с этим делать?
Он, конечно же, мог притвориться, что занят. В конце концов, что за удовольствие сидеть с ней рядом в роли платонической жилетки, слушать, как она все говорит и говорит о нем, если все, чего хотелось Стивену, – это наклониться и поцеловать ее? Разве он не пытался завязать с подобными штуками? Очевидно же: там можно найти только печаль, разочарование и безысходность. Он представил Норино лицо.
