Лариса Денисенко - Отголосок: от погибшего деда до умершего
Я согласилась, мы рассчитались, Марат принес мне пиджак, мы уселись в его машину и отправились в отель. Я укладывала свои вещи, а Марат решал проблемы с моим отъездом. Когда я подошла к стойке, он огорошил меня: «У тебя умерла тетя, и тебе нужно срочно ехать на похороны». «Моя тетя?» «Да, мнимая. Ты хочешь вернуть назад свои деньги, которые оплатила за сутки?» «Хочу». «Вот и выбирай: или ты предаешь земле мнимую тетку, или они не отдают тебе деньги» «Как это не отдают?» «Запросто. Ты должна писать объяснительную, почему тебе приспичило выезжать раньше запланированного срока. А еще заявление в бухгалтерию. Я все это за тебя напишу, потому что ты зашьешься, как карманы на твоем пиджаке. Но это сожрет, по моим предположениям, около двух часов нашего времени». «Я имею право на свободное перемещение!» «Правда? Посмотри на нее». Марат кивнул на ламинированную тетку, которая регистрировала меня при поселении. «Ты думаешь, ее колышет то, что ты имеешь какие-то там права?» «Или врать, или платить за непредоставленную услугу?» «Именно так. Видно, что ты юрист, замечательная формулировка». И я согласилась.
Марат не ошибся, они промурыжили нас около двух часов, после чего чуть ли не в лицо швырнули мне деньги. «Бинго!» – воскликнул Марат, я сдала ключ, и мы пошли к машине. Там из своего припаркованного «фольксвагена» как раз выходил пан Грыць. «Привет, вот и я, как и обещал. А что у вас тут происходит?» «Я еду в деревню, где похоронен мой дед. Здесь все дела закончила. Большое спасибо». «С ним?» – кивнул в сторону Марата пан Грыць. Марат улыбнулся. Я подтвердила, что именно с ним. Пан Грыць впился в меня взглядом, объяснить который было трудно. Наверное, так смотрят родители или сутенеры на подвластную им женщину, уходящую за горизонт неизвестно с кем. «Звони, если что. Я здесь еще двое суток», – сухо бросил мне пан Грыць и направился в сторону кондитерской.
Я перевела дыхание, села в машину. Мои вещи были уже там. «Слушай, а это близко?» – спросила я Марата, который поглаживал руль, словно любимую зверушку. «Если измерять километрами – очень близко, а если измерять дорогами – нет». «Это как?» «Сейчас почувствуешь». И я почувствовала. Когда мы заезжали во двор дома, каждая косточка моего организма не то что говорила со мной, она меня крыла матом на нескольких языках.
Глава тринадцатая
Марат сказал, что будет переводить для меня все дословно, потому что другого подходящего случая наслушаться такого колорита у меня не будет, я сразу же согласилась, но несколькоминутные оханья тети Оли, так же как и ее хоровод вокруг Марата, были понятны и без перевода. «Как хорошо, что подгадали так, что попадете на праздник! Хорошо, что с дороги позвонил, чтобы мне было чем стол накрыть-заставить. У тебя чистое исподнее есть, девочка?» Я кивнула. «Хорошо». Тетя Оля развернулась и исчезла, при этом непостижимым образом она успела дать указания Марату, уменьшить огонь на плите, поставить на стол крынку.
«Какой завтра праздник?» «Завтра праздничная троица». «У вас это не летом?» «Не в том смысле. Завтра – День украинского казачества, день Украинской повстанческой армии и Покрова Пресвятой Богородицы. Не представляю, о чем из всего этого ты могла бы знать». «О казаках очень условно. Хотя у нас так иногда называют украинцев. О Пресвятой Богородице еще меньше, я не очень религиозна. А об Украинской повстанческой армии – я видела крест убитым в Бабьем Яру, что-то меня к нему привело, ни тогда, ни теперь не могу объяснить. Видимо, энергетика». Я рассказала Марату о встрече у Креста, дала прослушать стихотворение, он сказал, что стихотворение посвящено жизни, возможно, именно так и называется, Марат точно не помнил этого.
Появилась тетя Оля, красивая и нарядная, с белоснежной вышитой цветами, ромбами, мелкими узорами красного и черного цвета сорочкой, которую она бережно несла перед собой на плечиках. Я не успела спросить, что это за красота такая, как тетя Оля приложила эту красоту ко мне. «Как на тебя шита!» «Это мне?» Сорочка была восхитительная. Пышные рукава сверху были расшиты сложными ромбами, потом шли сочные, яркие красные лилии, чуть ниже – мелкие цветочки с четырьмя лепестками, распустившиеся, пышные розы спереди, подчеркивающие грудь, такие же на манжетах. Не знаю почему, но пришла на ум Лиля Манюк. «Конечно, тебе, ты должна приодеться для церкви».
«Мы идем в церковь?» «Конечно. Завтра большой праздник. Несколько праздников. Маратик рассказал тебе?» «Немного». «Завтра больше будет, и петь будем, и угощаться». «Но мне бы хотелось к могиле деда сходить и еще поговорить с теми… кто выжил тогда. Здесь». «Не переживай так, дитятко, все успеешь. У нас здесь не город, молоко скисает на четвертые сутки, если на солнце не выставить, никто умирать не спешит, даже пьяницы». Тетя Оля хихикнула. «А с кем тебе говорить – еще подумать надо. Мало кто дожил. Иван Коцаруба, он воевал в составе Степного фронта, не было его здесь, Арина Козорезиха еще жива, но немного не в себе. Она и девкой была кукукнутая, а сейчас мы сравнялись, все немного того, уже лучше ее понимаем. И еще Валя Кукуруза, так она работает круглые сутки, хозяйство большое, но я за тебя словечко замолвлю завтра в церкви. Ну, чего столбом стоите? К столу!»
Я впервые в жизни ела вареники, о которых читала в письме деда… И очень вкусные пирожки с луком. Марат сказал, что он тоже впервые попробовал вареники с калиновым желе, тетя Оля горделиво призналась, что на прошлой неделе экспериментировала и всем понравилось. «Так ты приехала, чтобы разузнать о деде, который умер там, но вроде как здесь погиб. А зачем?» «Хочу разобраться в этой истории». Тетя Оля опять заохала, но не так, как тогда, когда встречала Марата. Я и не знала, что оханье имеет разную интонацию. «У нас о таком говорят – за дурною головою и ногам нет покоя». Марат переводил. Он предупредил меня, чтобы я ни на что резко не реагировала, в пребывании в селе есть своя специфика, которую, как тайну далеких планет, не каждому дано познать. «Моя мать целиком и полностью с вами согласна. А я считаю, что мозг только тогда работает, когда ты его разминаешь, иначе заплывет жиром и сам ты заплывешь». «И тело лучше работает, если ты его разминаешь», – заметил Марат. «И пирожки выходят хорошие из того теста, которое не меньше двух часов разминаешь», – добавила тетя Оля. Пирожки у нее были знатные.
После вкусного ужина тетя Оля устроилась возле трюмо, украшенного полотенцами с кружевными краями, подкрашивала ресницы и румянилась. «Ты куда это собралась?» «К Семеновичу, его жена в город подалась, так нужно покушать занести». «Так уж и нужно?» «А кто еще присмотрит лучше меня?» Тетя Оля подмигнула. «А вы что, имеете виды на женатого?» – поинтересовалась я. «Да какое там. Пока нет, но нужно быть начеку. Видишь ли, жена у него оглашенная. Кот у нее заболел, наш ветеринар в свиньях и коровах больше разбирается, хотя ее кот еще та свинья! Так она в город подалась, Аргуса своего спасать. А мужа здесь на произвол судьбы бросила». «Ну так он же мужчина, справится, взрослый, здоровый». «Дочка, ты замужем?» «Нет». «Была бы замужем – не болтала бы глупостей. Это кот справится, вот уже сколько веков они справляются и плодятся. А эти? Ты посмотри на них, больное через одного, пьянючее через одного, слабенькое через одного, а сколько этих через одного совпадает? О Матерь Божья. Пусть тебе что-то путное попадется на пути. Марат, дочка, тоже при жене, разве не говорил тебе?» «Тетя Оля! Да мы случайно познакомились и ничего такого здесь нет». «А когда случайно, так это вот, как ты говоришь, ничего такого здесь нет – быстро нарисовывается». Марат рассмеялся. Я его поддержала, потому что спорить с тетей Олей – себе дороже. «Тетя Оля феминистка?» – шепотом спросила я у Марата. «Нет, трезвая украинская женщина», – подмигнул мне Марат. «Вы бы ложились спать, завтра рано в церковь». Распорядившись, тетя Оля ушла из дома, даже походку сменила!
«Чтоб ты знала, у Семеновича есть не только болезненный кот и впечатлительная жена, но еще и собственная философия». «Сложная?» «Не очень. Во всем уродливом и отвратительном он обвиняет Чернобыль, а за все прекрасное благодарит природу. Теперь ты познакомилась с украинскими языческими богами добра и зла». «Тогда я со спокойной душой укладываюсь спать! Спокойной ночи».
Лишь только начало светать, как меня разбудила тетя Оля. Она склонилась надо мной. Голова ее была обмотана чем-то белым. Рядом стоял Марат с пергаментно-бледным, словно фаюмским лицом. «Что-то стряслось?» – спросила я. «Сейчас я тебе все переведу», – сказал Марат. Мне показалось, что он застонал. «Уже пора в церковь?» «Молчи! Вставай, умой лицо, пошли на двор». «Да как-то темно еще». «Молчи!» Умели они управлять, неудивительно, что выиграли войну. Я встала, умылась, вышла во двор, тетя Оля намотала мне на голову какое-то полотенце. «Что это?» «Рушник! Молчи, слушай. Как услышишь церковный звон, глаза возведи к небу и проси: “Праздник Покровонька, покрой мою головушку”». «Что?» «Марат! Переведи этой недоверчивой и бестолковой». Марат мне перевел дословно. «Для чего это?» «Чтобы удачно выйти замуж». «Зачем это мне?» «Вот глупая девчонка. И ребенка попроси – здорового и счастливого». Ослушаться я не смела, как автомат, произнесла все это к небу, вдыхая насыщенный осенними специями воздух.
