Чарлз Дюбоу - Неосторожность
– Что станешь делать?
– Наверное, поселюсь в какой-нибудь дешевой гостинице и буду искать жилье.
– Деньги нужны?
– Нет, спасибо. Я справлюсь. Мне пока приходят чеки. И агент говорит, что студия подумывает о покупке прав, так что деньги будут.
– Когда это выяснится?
– Похоже, это отнимает уйму времени. Им нужно обсудить проценты, авторские, разрешение споров. Ты знал, что многие студии покупают права на книгу за кучу денег, а потом даже не снимают кино? Глупость какая-то, но если повезет, то весной все выяснится.
– В смысле, ты поедешь в Голливуд?
– Вероятно. На пару встреч. Я там не был сто лет. Когда служил, мы с Мэдди ездили в Лос-Анджелес. У нее там жила какая-то дальняя родственница в Брентвуде. Безумная старушка, ее отец был когда-то знаменитым режиссером. Работал со звездами типа Эррола Флинна и Богарта. Старая пьянчужка, но с ней было весело. Жила в большом разваливающемся доме с блондином, профессиональным игроком в гольф, который был даже моложе нас. У нее везде были кошки, собаки и даже древняя черепаха. Мы у нее жили, а она возила нас по отвязным вечеринкам то в Венецию, то в Санта-Монику.
– Она еще жива?
– Нет, умерла много лет назад.
– Ну, ладно, удачи тебе. И пригласи меня на премьеру.
– У тебя будут билеты в первый ряд.
Но Гарри, как всегда, воспринимал свое финансовое положение с излишним оптимизмом. Суть, как я потом узнал, была в том, что он уже потратил большую часть своих заработков. Он так долго жил с Мэдди, полагаясь на ее доходы, что в вопросах денег был не разумнее подростка, живущего на содержании. Все, что ему удалось отложить, пустили в дело управляющие Мэдди. Как многие инвесторы, они потеряли деньги во время недавнего обвала рынка, но продажи книги помогли восполнить потери.
Его спонтанные траты всегда оставляли самые заметные прорехи в бюджете. Он купил «Сессну», повинуясь капризу. Я помню, как Нэд, банкир, говорил ему, что деньги лучше вкладывать, но Гарри лишь отмахивался.
– Мне до зарезу нужен самолет, Нэд. Я себе это давно пообещал. И к тому же она красавица.
На следующее утро, когда Гарри выходит в кухню с собранным чемоданом, Нэда уже нет дома. Сисси стоит возле раковины в длинном халате и смотрит в окно, прихлебывая кофе.
– Прости, что беспокою, Сисси. Я ухожу.
Она ничего не отвечает, но еще выше задирает подбородок.
– Спасибо, что разрешила у вас пожить. Когда я приехал, то надеялся, что все повернется по-другому. Наверное, во многом ошибся. Просто хотел сказать, что, как бы глупо это ни звучало, я все равно люблю Мэдди и сделаю все, чтобы ее вернуть.
Не глядя на него, Сисси говорит:
– Почему мужчины так поступают? Почему им надо изгадить жизнь всем вокруг, потому что они хотят потрахаться? – Она поворачивается к нему: – А? Можешь мне объяснить? Ты так поступил. Почему?
– Я… Я не знаю, – бормочет Гарри.
– Не знаешь? Неужели твой брак для тебя так мало значил, что ты прыгнул с какой-то шлюхой в койку без всяких причин?
– Нет. Все сложнее.
– И что же тут сложного? Мне все кажется простым, как дважды два. Ты был женат. На Мэдди, не на ком-то там! Она что, недостаточно красива? Недостаточно добра? Она была плохой матерью? У нее было мало денег? Скажи, чего она тебе не дала, что пришлось пойти за этим куда-то еще?
– Нет, Мэдди мне дала все.
– Тогда что? Тебе надо было больше? Тебе не хватало того, что ты – успешный писатель, отец, у тебя есть друзья, которые тебя любят? И жена, которая тебя обожает? Ты считал, что слишком хорош, чтобы жить по тем же правилам, как и все? Или ты просто не думал о том, к чему приведут твои поступки? Так дети думают, Гарри. А не взрослые мужчины.
Он ничего не может сказать.
– Меня от тебя тошнит. Господи, ну почему ты просто не уйдешь? – У нее в глазах слезы.
В тот же день Гарри звонит мне:
– Хотел тебе сообщить, что съехал от Нэда и Сисси.
Он говорит, что нашел номер в дешевой гостинице где-то в восточной части двадцатых улиц. Я никогда о ней не слышал.
– Там полно немцев, – объявляет Гарри. – Я единственный постоялец не в биркештоках и без рюкзака.
– На случай, если нужно будет с тобой связаться, ты там надолго?
– Не знаю. Номер стоит около двухсот долларов в день, так что там неплохо. Хочу сегодня начать искать жилье.
– Не забывай, там должна быть комната для Джонни. А то судья может не разрешить ему у тебя оставаться.
Через несколько дней он снова звонит и рассказывает, что нашел квартиру с одной спальней на Мюррей-Хилл, около туннеля. Завтра хоккейный матч. Он спрашивает меня, как ему поступить. Нормально будет, если он заедет за Джонни домой? Я говорю, что узнаю у Мэдди и перезвоню ему.
Я набираю ее номер и жду, пока закончится запись автоответчика. Я знаю Мэдди. Она ненавидит говорить по телефону и никогда не берет трубку.
– Мэдди, это я. Подними трубку, пожалуйста.
– Привет, Уолтер! – Как я и предположил, она стояла возле телефона, решая, брать трубку или нет.
– Завтра вечером хоккей. Гарри хочет узнать, можно ли ему заехать за Джонни домой. Если тебе это неудобно, я мог бы отвезти Джонни на стадион.
Она вздыхает.
– Нет, все нормально. Зачем тебе быть у меня на посылках? Передай ему, пусть приходит.
– Хорошо. Давай я свожу тебя поужинать, пока их не будет?
– Спасибо, с удовольствием.
На следующий вечер я приезжаю к Мэдди без четверти семь. Гарри должен явиться в семь часов.
– Заходи, – приглашает Мэдди, подставляя щеку для поцелуя.
Джонни бросает на меня полный знакомого разочарования взгляд, убедившись, что я не его отец. Он в свитере «Рейнджеров». Я ерошу его волосы.
– Повеселись сегодня, хорошо?
– Иди, налей себе выпить, Уолтер, – говорит Мэдди.
– Неплохая мысль. Тебе что-нибудь сделать?
– Нет, спасибо.
Я иду к бару и смешиваю мартини. Звонит дверной звонок.
– Папа!
Джонни летит к двери и прыгает в объятия отца.
– Папа! Папа!
Гарри крепко обнимает сына, поднимая его, зарывается лицом в его шею.
– Джонни, – шепчет он. – Я так по тебе соскучился.
– Я тоже, папа. Ты приехал насовсем?
Гарри смотрит на Мэдди и ставит Джонни на ноги. Склонившись к сыну, чтобы смотреть ему в лицо, он берет его за руку и отвечает:
– Нет, дружок, не могу. Мне нужно закончить дела в Риме. Я прилетел повидаться с тобой и сразу после игры улетаю обратно.
– Ясно.
– Джонни, надень куртку, – говорит Мэдди, кладя руку на плечо сына. – Ты же не хочешь опоздать на игру?
Мальчик убегает наверх, крича:
– Папа, я сейчас!
– Ты ему не сказала?
У нее ледяное лицо.
– Нет. Я подумала, лучше будет, если сообщишь ты.
– Я? – Гарри смотрит в сторону, потом себе под ноги, сдерживая чувства, зная, что у него нет права спорить. – Если хочешь.
– Он будет меня винить, если я ему скажу, что ты с нами больше не живешь. Я не злодейка и не собираюсь ею быть. И, честно говоря, я не в настроении изображать родительское единение. Это всегда выглядит фальшиво.
– Понятно. Кстати, здравствуй. Хорошо выглядишь.
– Спасибо.
– Привет, Уолт!
– Гарри!
– Ты думала, что я должен ему сказать? – шепчет он.
– Ты у нас писатель. Уверена, что-нибудь сочинишь.
Он выпячивает нижнюю губу и кивает.
– Хорошо.
Джонни сбегает по лестнице, перепрыгивая последние две ступеньки и с шумом приземляясь. Мало что доставляет мальчикам такую радость, как возможность пошуметь.
– Я готов!
– Давай, чемпион. Пошли.
– Пока, мам. Пока, дядя Уолт.
– Счастливо, милый. Повеселись там.
За ними закрывается дверь. Мэдди поворачивается ко мне и произносит:
– А теперь можешь налить и мне, Уолтер.
Мы сидим в гостиной, Мэдди курит. Когда Джонни дома, она обычно старается выйти наружу.
– Я не думала, что будет так тяжело, – признается Мэдди. – Я не думала, что вообще может быть так тяжело. – У нее в глазах слезы.
– Ты до сих пор не плакала?
Она качает головой:
– Вообще-то, нет. По-моему, мне это не нужно.
– Может, стоило бы?
– Я так злилась, что было не до слез. Но когда увидела Джонни с Гарри, мне стало очень грустно. У нас была семья, понимаешь? Мы были счастливы. А теперь все закончилось. Несправедливо. Как он мог?
Я встаю и протягиваю ей свой носовой платок. Она сморкается.
– Не знаю, Мэдди. Правда, не знаю. Конечно, подобное часто случается. Но я не предполагал, что это случится с вами.
Мэдди кладет голову на спинку кресла.
– Ох, черт, я так старалась быть крутой. Для Джонни, для себя и в каком-то смысле для Гарри.
– Может, получилось слишком круто?
– Вероятно. Ну а что делать в такой ситуации? Отец три раза разводился, но у него и браки-то были так себе. Я была слишком маленькая, маму не помню. Вторая жена, Нэнси, была злобной стервой. Я была счастливее всех, когда она ушла. А последняя жена, Ингрид, появилась и исчезла, когда я училась в колледже. Я с ней и парой слов не перемолвилась.
