Миа Марч - Время прощать
Это мог быть он. Год подходил. Но что теперь? Связаться с тремя другими парнями и спросить: «Э… вы учились в колледже с Джоном Смитом, у него были темные, мягкие волосы. Он играл на гитаре с вами в „Опыте джаза“. Вы не знаете, он не ушел с последнего курса, чтобы попутешествовать?»
Наконец появились кто-то, даже трое, кого можно спросить. Это начало.
– Простите, но ваше время истекло десять минут назад. Есть еще желающие воспользоваться компьютером, – напомнила библиотекарша.
– Извините, прошу у всех прощения. – Джун вскочила и бросилась к лестнице.
«Наконец-то появилась ниточка. Я его найду».
Она вышла на него, Джун это чувствовала.
«Наконец-то узнаю, что случилось, почему он не пришел тогда, несмотря на нашу любовь, нежность. Как он на меня смотрел, обнимал, заставил поверить, что он любит так же, как я его. И не важно, сколько окажется этих „может быть“. Есть шанс для меня и Чарли из семьи из двух человек превратиться в семью из трех».
После ужина Джун вышла в блогах Гугла на парня с самой необычной фамилией. Там значился только один Теодор Тероновки. Один!
«Спасибо тебе, Теодор Тероновки, за такое имя!»
Она набрала это имя и слова «Белые страницы» в поисковой строке, и тут же вышли адрес и номер телефона. Жил он в Иллинойсе.
С безумно колотящимся сердцем Джун схватила телефон и набрала номер.
– Джон Смит, Джон Смит… – проговорил Тероновки, когда она объяснила ему причину звонка. – Из «Опыта джаза»? Я не пом… О, постойте-ка, да. Когда Паркер остался один или что-то вроде того, его друг Джон пару месяцев подыгрывал ему на басе. В конце того года я перевелся в Беркли, поэтому не очень близко познакомился с Джоном.
«Он его помнит…» – Джун закрыла глаза в молчаливой благодарности.
«Она уже близко».
– Значит, у вас нет его адреса? Даже какого-нибудь старого или старого номера телефона? Что-нибудь, что вывело бы меня на него?
– Нет, простите. Я, правда, помню, он жил на Хейвуд-стрит или плейс, как-то так. Мое среднее имя Хейвуд, и некоторые из приятелей так меня и зовут. Помню, он однажды сказал, что вырос на Хейвуд-что-то. Не помню где.
«Хейвуд-что-то. В Бангоре. Этого достаточно. Это приведет к его родителям. Которые приведут к нему. Спасибо тебе, Теодор Тероновки. Спасибо».
Закончив разговор с Теодором, Джун набрала «Хейвуд, Бангор, Мэн» на Гугл-карты, и вот он – Хейвуд-сёкл, тупик. Конечно, его родители могут уже и не жить там. Но быстрый поиск по «Смит, Хейвуд-сёкл, Бангор, Мэн» вывел на экран Элеонору и Стивена Смитов, живущих в доме № 22 по Хейвуд-сёкл.
Из глаз Джун брызнули слезы. Она прикрыла рот рукой, потрясенная тем, что в конце концов нашла его – или почти – после стольких лет поисков. Обрела дорогу к нему.
«Но что теперь? Позвонить его родителям? Сказать, что она его старая подруга и хотела бы связаться с Джоном? А если они не передадут сообщение? А вдруг они не общаются? Что, если Джон обручен или женат, и его родители не захотят дать старой подруге контактную информацию? Старой подружке? Как много стоит сказать для первого шага? Как мало?»
Здравствуйте, миссис Смит. Меня зовут Джун Нэш, я познакомилась с вашим сыном Джоном семь лет назад, когда он находился в Нью-Йорке. Я потеряла с ним связь и была бы рада получить контактную информацию.
Это звучало обоснованно.
«Надо поговорить с Изабел и Кэт, выслушать их мнение насчет моего первого письма».
В сотый раз Джун порадовалась, что они здесь, под рукой, для важного разговора в любое время дня и ночи.
Глава 12
Ее мать выглядела хрупкой. Вместо улучшения после первого сеанса химиотерапии – следующий предстоял через полторы недели – организм Лолли совсем разладился. Ее часто тошнило, она чувствовала усталость, временам очень сильную, как сейчас, и едва могла поднять руку. Лолли полулежала на специальной больничной кровати, которую Кэт заказала в спальню матери. Глядя, какое усилие требуется Лолли, чтобы листать страницы журнала по домоводству «Гуд хаускипинг», она очень переживала.
Кэт сидела на краю постели. Послеобеденное солнце покрыло пятнами желтое покрывало, расшитое поблекшими морскими звездами, оно принадлежало еще сестре Лолли, приходившейся Кэт теткой. При виде этого покрывала у Кэт иногда перехватывало дыхание. От ощущения потери. От того, что сильных женщин забирают раньше времени.
Кэт помнила свою красивую тетку. Как ей хотелось, чтобы и у нее были такие же, как у Элли Нэш, длинные, густые, волнистые, рыжевато-каштановые волосы с проблесками золота! Изабел унаследовала «золото», а Джун – рыжевато-каштановый оттенок.
Когда Лолли отправляла Кэт к дяде и тете, чтобы те приглядели за девочкой во время напряженных суббот и воскресений в гостинице, тетя Элли садилась и расчесывала длинные волосы племянницы, очень светлые, настолько светлые, что Кэт они казались бесцветными, а тетя Элли приговаривала, какие они красивые. Ее слова, сказанные искренне и с нежностью, наполняли Кэт гордостью. Тетя была очень доброй, и Кэт любила, когда ее отправляли к ним домой.
По пути туда Кэт заглядывала в окно салона гадалки в нескольких кварталах от них. Звали гадалку мадам Эсмеральда, и тетя Элли сказала Кэт, что, хотя она и ее дочери не верят в способность мадам Эсмеральды видеть будущее, эта женщина все же хорошо зарабатывает, просто обращая внимание на выражение лиц людей, что у всех вокруг страхи и желания написаны на лице.
Однажды в будний, долго тянущийся зимний день, когда мадам Эсмеральда сделалась городской швеей, чтобы подзаработать, она погадала Кэт в обмен на доставку трех заказов клиенткам. Усадила ее в маленькой лавочке и наговорила кучу банальных фраз, кроме одной, которая навсегда врезалась Кэт в память: «Под конец ты удивишь сама себя». Но через несколько дней после автокатастрофы Кэт увидела мадам Эсмеральду в продуктовом магазине и подбежала к ней с криком, что она обманщица и не знает, о чем говорит. Заявила, что мадам Эсмеральда должна была предупредить ее отца, чтобы он не ездил за родственниками, что мужчина, напившийся гораздо больше Нэшей, врежется в «субару аутбек» отца Кэт всего в нескольких минутах от дома. За несколько минут до того, как они все будут в безопасности. Живые.
Мадам Эсмеральда выглядела такой потрясенной, такой печальной в тот день в продуктовом магазине, что Кэт на мгновение умолкла и выпалила слова извинения, прежде чем убежать. Она отмахнулась от понравившейся ей фразы мадам Эсмеральды о том, что в конце она сама себя удивит, поскольку больше не верила ни единому слову гадалки. И разумеется, она себя удивила. Жизнь полна проклятых сюрпризов.
Кэт отвела взгляд от выцветших морских звезд, вызвавших эти воспоминания, и принялась нарезать кусочками на один укус песочный торт с клубникой, который испекла для матери. Кэт не особо нравился песочный торт с клубникой, но у Лолли он был одним из любимых.
– М-м-м, просто тает во рту, – проговорила Лолли между кусочками, которые Кэт на вилке отправляла ей в рот.
Лолли вздохнула, потом внимательно посмотрела на дочь. В третий раз за последние пятнадцать минут.
– Мама, выкладывай. Тебя явно что-то беспокоит.
Лолли во все глаза уставилась на нее. Плотно сжала губы. Наконец произнесла:
– Я надеялась, что ты, возможно, хочешь что-то мне сообщить.
– О чем? – спросила Кэт, не донеся вилку до матери.
– О кольце с бриллиантом.
«О, только не это», – запаниковала Кэт.
– Я перед этим собиралась войти на кухню, но увидела тебя в окошечко в двери. Ты стояла у плиты и держала в руке что-то, похожее на кольцо с бриллиантом. Мне не хотелось подглядывать за тобой, поэтому я толкнула дверь и вошла, а ты оглянулась и сунула кольцо в карман.
– Его дал Оливер, – почти прошептала Кэт, даже не зная, расслышала мать или нет.
«Почти две недели назад это произошло, а оно все еще кажется таким чужим, как и в тот день, когда он надел мне его на палец», – оправдывалась про себя Кэт.
– А оно сопровождалось вопросом?
Кэт кивнула.
– И?..
– И я сказала «да», но… мне просто показалось, что неправильно объявить о помолвке, устроить из этого целое дело, когда ты проходишь через все это, у тебя химия, и в гостинице столько работы. Я… я просто смолчала.
С минуту Лолли пристально смотрела на дочь, и Кэт отвела глаза.
– Кэт, ты знаешь, я не люблю совать свой нос в чужие дела, в том числе в дела моей дочери, но мне нужно сказать тебе кое-что сейчас, о чем в обычных условиях я бы не сказала.
«Ох…»
– Ничто не доставило бы мне большего счастья, чем увидеть, что вы с Оливером поженились и зажили своей семьей.
Кэт снова повернулась к Лолли.
– Почему?
«Потому что тогда тебе не придется за меня переживать? Потому что ты думаешь, будто я хочу замуж? Потому что вы с папой в пять лет выбрали для меня Оливера?» – остались невысказанными вопросы.
