Дэвид Духовны - Брыки F*cking Дент
Марти проснулся от этого странного сна внезапно. Убедительный сон: Марти во тьме не понимал, где он, – и даже какой нынче год. Дышал тяжко. Легкие болели. Сел на кровати и попытался обороть головокружение. Шатко встал. Дома. Все в порядке. Небо за окном черно-синее. Было еще темно, однако Марти знал, что до начала восхода – рассвета рассвета – всего несколько мгновений. Еще один ебаный день. Марти надел на себя что-то и пошел в кухню. Заглянул в спальню к Теду. Что за херня? Тед на одноместной кровати спал с какой-то женщиной чуть ли не поверх себя. Ай да Заноза. У женщины были густые волнистые темные волосы. Это не?.. Он скользнул чуть в сторону, откуда видно было, кто это. Так и есть! Мариана. Вот молодец, Тедди, подумал он, и Мариана молодец. Хорошо. Как хорошо. Беспредельная душа использует смертное тело, чтобы коснуться беспредельного в другом человеке. Азъ и ты. Вершина и боль жизни. Тело – единственная часть души, какую в силах воспринять чувства[260]. Это Блейк сказал. Мы в этом одно целое. Все начинается. Все заканчивается. Вот так.
Как и в своем сне, он дошел без трости до киоска Бенни. Слишком рано. Из стариков – никого. Уже не ночь, но днем тоже пока не назовешь. Сегодняшние газеты уже бросили у киоска связанными, как заложников, которых заставят говорить. Марти выпростал себе экземпляр «Нью-Йорк Пост» с любимым спортивным разделом. 10 сентября 1978 года. Иисусе, как быстро прошло лето. Сезон почти окончен. Я что-то плохо следил. А все Тед и Мариана. И Мария. Это и правда случилось? Случилось. Вечер пендехо. Хохотнул. Тед был заебись смешным пацаном. Хорошим. Всегда.
Он возблагодарил Бога за хер, который по-прежнему действовал. Улыбн улс я. Он все еще любил Марию, даже после стольких лет, и надеялся увидеть ее еще раз. И еще. Сколько б ни осталось ему времени. Марти перелистал до последней страницы, пока не нашел таблицы Американской лиги. Что? Глянул на первую страницу – проверить дату. Все верно, 10 сентября 1978 года. «Янки» и «Носки» идут вровень? Вровень? «Носки» профукали свой громадный отрыв? А как же их полоса везения? Тед уверял его, что дело в шляпе. Газеты показывал. Марти смотрел телевизор. Может, эта газета – розыгрыш? Или все предыдущие?
Он постарался дышать, но не смог. Утерял связь с действительностью, с правдой. Не знал, что настоящее, а что херня. Тед, что ли, зловредный сучонок, мстительный сын? Гонерилья? Регана? С Марией ли был Марти прошлой ночью? Молю тебя, Боже, не отнимай этого у меня. Жив ли он? Упал на цемент. Это все? Жив ли он и при смерти – или уже умер? Сердце наполнилось до отказа, но любовью или смертью? Марти не знал. Ничего не мог понять: он же всего лишь человек, и вдруг так устал, так ужасно устал. Он поспит. Прямо здесь, на тротуаре? Как бродяга? И ладно. И ладно. Люди поймут. Мне надо было отдохнуть. Ему надо было отдохнуть, так они и скажут. Вот проснусь – и разберусь, что к чему.
Примерно через двадцать минут к киоску прибыл Бенни и обнаружил Марти на земле, без сознания.
56
Тед проснулся от громового стука во входную дверь. Повернул голову и увидел Мариану. Мариану Бладес. Ё-о, это случилось. Кой черт устраивает этот грохот? И телефон к тому же звонит? Армагеддон. Мертвых будить. Отца разбудят. Тед осторожно встал, набросил халат и пошел открывать. На пороге стояли седые пантеры. Они сообщили, что Марти нашли у киоска. Бенни обнаружил его без сознания, когда пришел на работу, они позвонили в службу «911», и «скорая» увезла его обратно в «Бет-Исраэл», на Манхэттен.
57
Когда Тед добрался до больницы, Марти уже поместили в реанимацию. Он не умер, но был к этому чертовски близок. Врачи сказали, что он в коме и может из нее не выйти и что Теду стоит позаботиться о «делах конца». Дела конца? Спасибо, док, вам и впрямь не стоило подаваться в поэты. Чуть погодя явилась Мариана. Ей пришлось съездить домой, переодеться в рабочее. У нее сегодня дежурство. Она переговорила с врачами. Тед обрадовался: ей скажут больше, чем ему. Вернулась с консультации. Пошли в столовую потолковать.
Взяли по кофе и по «Джелл-О», но не прикоснулись ни к тому ни к другому.
– Думаю, это я во всем виноват, – сказал Тед.
– Почему ты так думаешь?
– Бенни нашел его на земле с газетой в руке.
– И?
– Ну, ты же знаешь, что я устроил. Прятал от отца новости, что «Носки» проигрывают. Сама понимаешь. Может, узнать вот это все оказалось для него слишком большим потрясением. Вот если б я дал ему попривыкнуть, не знаю, освоиться с ситуацией, естественно и постепенно, его так сильно не прибило бы, наверное.
– Этого нельзя знать, Тед.
– Я его убил.
– Речь не о тебе, Тед.
– Что?
– Речь не о тебе. О твоем отце.
– Я знаю. Бля, Мариана, я знаю.
– Хорошо.
Они просидели еще несколько минут. Мариана встала.
– Мне пора, – сказала она.
– На работу? Сейчас?
– Ага, у меня есть и другие страстотерпцы.
– Мою страсть ты, по-моему, терпеть не готова. В чем дело?
Мариана глубоко вдохнула – и вздохнула. От перемены ее настроения Тед растерялся: откуда ни возьмись гряда туч.
– Прощай, Тед.
– В каком смысле «прощай»?
– Не повышай голос. Давай без сцен. Я тут работаю.
– Ты о чем?
– Твоему отцу уже почти не помочь – я ему уже не помогу. Больше ничего не могу для него сделать. Мне нужно заниматься теми, кому я требуюсь.
– Ты уходишь?
– Ничего личного.
– Шутишь, что ли? Мне прошлая ночь показалась довольно-таки личной.
– Так и было. И было здорово. Прекрасно было. Но – ошибка.
– Почему?
– Непрофессионально.
– Начхать.
– Мне – нет.
Мариана заметила, что на них начали поглядывать. Двинулась в коридор. Тед – за ней.
– Ты почему от меня убегаешь?
– Я от тебя не убегаю.
– Поговори со мной.
– Тед, тут не о чем говорить. Так бывает. А теперь мне пора. Можешь на меня пожаловаться, если хочешь.
– Не буду я на тебя жаловаться.
– Спасибо.
Мариана собралась уйти. Сделала несколько шагов, но Тед остановил ее:
– Погоди. Мариана. Ты вот так поступаешь?
Мариана уставилась на него.
– Помогаешь людям умирать, это да, а иногда еще и спишь с их родственниками?
Мариана промолчала.
– В тот раз, когда я тебя видел в столовой с молодым смазливым парнем, ну когда тебе «Джелл-О» купил. У меня такое ощущение… ты и с ним спала, да?
– Это важно, Тед?
– Ага, еще, бля, как.
– Тебе станет легче жить дальше из-за этого?
– Да чтоб я знал. Я только что начал жить, про дальше пока не думал.
– Да.
– Да? Да, ты с ним спала? Ты с ними со всеми спишь?
Мариана не сказала «да» – и не сказала «нет».
– Ты с ними со всеми спишь? Иисусе, ты чего вообще?
– Чего я «вообще»? А ты вообще чего? Со мной все нормально.
– Да ладно?
– Хорошо. Со мной все плохо. Можно закончить на этом?
– Нет, нельзя.
– Это просто секс, Тед, подумаешь.
– Тебе не понравилось?
– Очень понравилось.
– Слава богу.
– Мне всегда нравится.
– Бля.
– Что?
– Бесчувственная ты.
– Да? Ты обо мне ничегошеньки не знаешь.
– Я начинаю это понимать. Но хотел бы. Если позволишь.
Мариана заговорила тоном матери, которая одергивает ребенка, увлекшегося конфетами:
– Тед. Нет.
– Что с тобой случилось? В смысле, в прошлом. Расскажи мне.
– Не о чем тут говорить.
– Это все, о чем следует говорить.
– Что? Собираешься сделать так, чтобы моя команда выиграла ради меня? В герои мне набиваешься? Все страдания прогонишь? Есть у тебя столько сил? И слово дашь?
– Слова дать не могу.
– Еще бы.
– Но хотел бы попробовать.
Мариана вгляделась ему в глаза. Проверяла, по силам ли ему, – или просто смотрела в свою же тьму? Тед не знал. Прежде чем уйти совсем, она заговорила:
– Прости, Тед, такая у меня работа. Имей в виду. Я не помогаю людям жить – я помогаю им умирать.
Она уходила по коридору, и красота ее удалялась вместе с ней так, что Тед оплакал этот уход.
58
Марти оставался без сознания. Тед ничего не мог поделать. Навестила Мария. Посидела с Марти, подержала его за руку, поговорила с ним тихо по-испански. Тед вернулся к себе домой, где жила его механическая рыбка, которую не нужно кормить. Из отчего дома он забрал лишь тетрадь Марти – «Человека-Двойномята». Поздоровался с Голдфарбом. Голдфарб, как обычно, был невозмутим.
Тед перечитал отцов роман/дневник/или что это, не раз и не два. Поразмышлял над оборванной концовкой. Прямо посреди фразы – «были…». Фраза будто призывала его дописать ее. Тед схватился за ручку, сел у окна и стал ждать, когда придут слова. И они пришли, начались. Тед прижал ручку к старой бумаге и принялся творить очертания, они стали буквами, а буквы – словами.
59
На стадионе «Янки» за Теда волновался Манго. Тед мазал – как никогда прежде.
Тед взял «Человека-Двойномята» с собой на стадион и писал в кратких перерывах. Никогда не знаешь, когда тебя настигнут правильные слова, но если не писать, то не настигнут вообще. Тед поглядывал на громадные часы над правым полем и впервые заметил, что это «Лонжин», что компания-изготовитель часов – «Лонжин». Тед посмеялся: он всегда это видел, но то было не название компании, а комментарий к бегу времени, томление о нем. Лонжение. Но нет, это же французский. То, что казалось великолепным печальным томлением, было просто французским словом.
