Дорит Линке - По ту сторону синей границы
Андреас вышел обратно в коридор и опять стукнул мячом об пол.
– Доски уже почти все сгнили, так что радуйся, что вы съезжаете. А то, глядишь, ненароком к нижним соседям провалишься.
Я села рядом с Сакси. Он сморкался в бело-коричневый носовой платок.
– Не хочу уезжать…
– Да вам давно уже пора в новую квартиру! – Андреас постучал по стене. – Тут всё прямо на глазах осыпается. Под штукатуркой вон дранка видна! А провода? Их небось еще до войны проложили. До Первой мировой.
Сакси засунул руки в карманы и заревел по новой. Я обняла его за плечи.
– Ну послушай, Йенс, не надо так уж убиваться. Переехать к гавани – не самое плохое, что в жизни бывает. Это не так уж и далеко.
– Да он постоянно рыдает, есть причина или нет, – заметил Андреас из коридора.
– И мы все равно будем вместе ходить в кино и в бассейн, – попробовала я подбодрить Сакси.
Андреас продолжал пинать мяч об стенку.
– А летом в Варно будем купаться, хоть она и грязная до невозможности!
– Не в Варно, – всхлипнул Сакси. – В Альстере…
Андреас поймал мяч и крепко сжал в руках. Вдруг стало очень тихо… Сакси сидел, неестественно выпрямившись, и быстро-быстро моргал.
– Что ты сказал?
– В Альстере! – заорал Сакси. – Глухой, что ли?
Андреас пригляделся к нему.
– Ты, кажется, совсем с катушек съехал.
– Мы переезжаем… в Гамбург.
Настала оглушительная тишина. Андреас выпустил мяч из рук, подошел к нам и сел на кровать. Мы молчали, глядя на катившийся по полу мяч. Вдруг Сакси показал на одну коробку посреди комнаты.
– Вот моя! Одна-единственная! Угадайте, что там.
Мы посмотрели на коробку.
– Это нетрудно, – сказал Андреас.
– Ну, угадайте!
– Твои «Мозаики», – сказала я тихо.
– Точно. Забираю с собой всё! – с нажимом заявил Сакси. И затараторил: – У меня все выпуски есть, за все годы, только пяти не хватает. «Тайна грота» – первый выпуск 1976-го. «Черная фелюга» – ноябрь 1982-го. «Похищенный принц» – сентябрь 1978-го. Там Калифакс попадает в восемнадцатый век, его принимают за наследного принца Руди, и он завоевывает Вену. Потом еще «Самозваный Гансколбас» – апрель 1980-го, где он на спор ест кнедлики. И еще «За Пиренеями» – декабрь 1980-го.
– «Похищенный принц» у меня есть, – тихо сказал Андреас. – И выпуск про кнедлики тоже.
Сакси вытер глаза и уставился на свои кроссовки.
– Если хочешь, они твои…
– Не врешь? – вскинулся Сакси.
– Да ты что?! – я повернулась к Андреасу, не веря своим ушам. Он ни разу в жизни никому не дарил своих «Мозаик». Даже не менялся ими.
Я поерзала на матрасе – из него торчала пружина.
– У меня есть «За Пиренеями». А первое издание «Грота» есть у деда: он его спрятал на кухне в шкафу, подальше от всех, хочет когда-нибудь продать за чеки. Просто возьму потихоньку, он и не заметит.
– С ума сойти! Вот бы еще «Черную фелюгу» раздобыть… – Сакси прямо на глазах приободрился и решительно выпрямился.
Андреас вскочил с кровати.
– А кроме твоих дурацких «Мозаик» других забот нету? Намыливаешься свалить на Запад, а сам изводишь себя и других из-за каких-то недостающих выпусков?
Он отвесил Сакси подзатыльник.
Тот обхватил голову руками.
– Да я-то в чем виноват? Мне самому родители сказали только два дня назад!
Андреас наподдал ему еще раз.
– И что? Мог бы здесь остаться! Трус!
Сакси вдруг зарычал и ударил кулаком вверх. Попал Андреасу точно в нос, тут же потекла кровь.
– Вот ч-ч-черт… – только и сказал Андреас и откинул голову назад.
Сакси испуганно на него посмотрел и вытащил из кармана носовой платок. Андреас прижал его к носу и снова уселся на кровать. На ветке возле окна чирикала синичка.
– Твои родители ведь не могут взять и заставить тебя уехать, – прогнусавил Андреас сквозь платок.
– И ты правда не знаешь, когда вы уезжаете? – спросила я.
Сакси сразу как-то обмяк.
– Нет. Нам сообщат только за день до отъезда. Я на одно надеюсь – что мы уедем уже после выпускного. Я ведь так его ждал.
Внизу на улице играли дети, до нас доносились их крики.
– Будешь теперь кататься на своем чертовом «БМВ» по этому чертовому Кудамм, как ты всегда хотел, – пробурчал Андреас.
В тот же день я свистнула у деда из кухонного шкафчика «Тайну грота» и принесла Сакси все четыре выпуска. Андреас со мной не пошел – он был ужасно зол и огорчен из-за предстоящего отъезда Сакси.
Через несколько дней он пришел в себя.
А спустя две недели мы снова пошли звать Сакси поиграть в футбол. Но его уже не было. В квартире вообще никого не было.
Все понятно: разрешение на выезд Блумам выдали вчера или позавчера, и у Сакси не хватило времени попрощаться. Дверь была не заперта, а только прикрыта. Мы вошли и огляделись. Квартира выглядела покинутой и печальной. В комнате Сакси на полу лежала записка.
«Я пришлю вам пластинки и «Сникерсы» с «Твиксами». А вы мне – «Черную фелюгу», ладно? Тогда будет полный комплект».
Андреас вдруг стукнул кулаком по стене и заорал:
– Проклятая чертова страна! Мы его никогда больше не увидим!
Глядя на старые Саксины рубашки, валявшиеся на полу рядом с запиской, Андреас спросил, помню ли я анекдот, который Сакси нам недавно рассказывал. Как расшифровывается «ГДР»? Груда Дырявых Рубашек.
Я даже улыбнуться не смогла.
* * *Над водой свистит холодный ветер.
Течение отбрасывает нас назад, потом снова толкает вперед. Волны поднимаются, медленно поднимают нас, снова опускают; расстояние между ними все увеличивается.
На небе – угрожающего вида плотные облака, серые и черные; они громоздятся и наползают друг на друга.
Волны загибаются барашками, потом обрушиваются вниз, снова растут и снова рушатся.
В ушах – свист ветра.
На пляже в Варнемюнде спасатели наверняка подняли сигнальный оранжевый шар на самый верх вышки № 3 – знак того, что заходить в воду строжайше запрещено.
Небо почти скрылось за облаками. Бросаю взгляд на компас – толку от него никакого, нас все время крутит. Курс выдержать невозможно, наверняка отнесет на несколько километров в сторону.
Куда плыть – непонятно. Устало шлепаю руками по воде.
Главное сейчас – просто держаться на поверхности. Ветер гонит волны в одном направлении, взбивает в пену, она летит в лицо, как на пляже в прибой.
Такой шторм описан в «Мозаике», которая у меня под неопреновым костюмом. Абрафаксы преследовали «Черную фелюгу», вышли на лодке в открытое море и чуть не утонули.
Шнур дергает за запястье, волны все время относят нас друг от друга, держаться вместе невозможно. Без шнура мы бы давно уже потеряли друг друга.
Абрафаксов спас пиратский остров, внезапно возникший в море. Здесь такого не будет.
Сил плыть почти не осталось. Андреас тоже без движения качается на волнах. Каково ему сейчас, когда костюм больше не защищает от холода?
Если бы море было спокойным, можно было бы лечь на спину и передохнуть.
Мне так холодно… Руки совсем окоченели и почти не сгибаются. Сердце бьется как бешеное, я дрожу так, что слышу стук своих зубов – от холода или от страха, уже не понять.
Что сказал бы сейчас Ульрих?
Вот он стоит на краю бортика, смотрит сверху вниз, гребет руками, подбадривая меня.
Дальше, двигайтесь дальше, не сдавайтесь! Вы сможете!
Но мы не в бассейне, мы посреди моря. И вокруг бушует шторм!
Ульрих качает головой: отговорки не принимаются. С упреком смотрит на секундомер…
Шнур больно дергает за запястье. Кожа наверняка уже перетерта, соленая вода вгрызается в мясо. Не думать об этом!
Не могу больше плыть… Хочу, чтобы все это кончилось…
Пусть наступит мир и покой. И чтобы больше никакой борьбы.
Вокруг одна вода. И с неба тоже льется вода. Лупит по волнам под углом, видимости никакой, все как в тумане. Каждый вдох дается с трудом.
Всё, больше не могу.
Как мы могли совершить такую глупость?
Почему, за что они так с нами обращались?! Мы ведь никому ничего плохого не сделали! И вот теперь мы здесь, мы тонем посреди Балтийского моря!
– Идиотство! – рычу я в шторм. – Ничего глупее не придумаешь!
Андреас не шевелится. Он меня вообще-то слышит?
– Не получится ни за что! – ору я. – А дедовы истории – чушь собачья! Быть не может, что кому-то удалось добраться до Запада вплавь!
Но мы здесь, в море, и вернуться уже невозможно.
Волны захлестывают нас. Небо исчезает.
Мы не доплывем.
Я никогда больше не увижу деда.
И маму…
От страха едва дышу. Хочу оказаться где угодно, только не здесь. Не здесь!
Пусть все это исчезнет.
Сакси. Надо непременно рассказать ему историю с вертолетом! И под костюмом у меня «Мозаика» – это ведь для него!
Сердце забилось еще быстрее.
«Черную фелюгу» я раздобыла в букинистическом магазине. Совершенно случайно.
Надо успокоиться, нельзя так волноваться.
Но это легко сказать!
Какой-то старик принес сдавать «Мозаики» и разложил на прилавке несколько выпусков. Между «Самозваным герцогом» и «На кухне у дьявола» лежала ОНА! Пока не пришел букинист, я предложила старику за «Фелюгу» три марки. В магазине ему бы дали не больше двадцати пфеннигов. И помчалась домой, прижимая к себе последний недостающий экземпляр Саксиной коллекции…
