Джонатан Кэрролл - Замужем за облаком. Полное собрание рассказов
А если уж говорить про вечерние новости, то с них-то все и началось. Через несколько дней после падения шифера я смотрел новости, качая головой от особенно кошмарной истории о массовом убийстве в Вестчестерском округе. Какой-то тип в Уайт-Плейнсе вошел в пиццерию и, достав автомат, начал палить во всех подряд. Он убил десять человек, пока не прибыли полицейские и не застрелили его. Диктор передавал это сообщение тем же серьезным, но безразличным тоном, как и все прочие новости. Подобные ужасные инциденты настолько вошли в нашу жизнь, что, похоже, уже никто не удивляется; даже газеты помещают сообщения о них лишь на десятой странице, рядом с прогнозом погоды. Безразличие, привыкание людей к этому все возрастающему безумию меня пугает. Мы больше удивляемся и негодуем, слыша о том, что вытворяли с евреями в нацистской Германии, но, когда то же самое случается в нашей повседневной жизни, лишь пожимаем плечами и переворачиваем страницу или переключаем канал.
– Почему теперь происходит так много подобных вещей? Почему все становится хуже и хуже?
Пес в ответ лишь завилял хвостом и с надеждой посмотрел на меня: идем гулять?
Я вздохнул и встал, чтобы надеть ему поводок. Когда я подошел к двери, Ящик был уже рядом и терся о мою ногу. Взглянув на него, я осознал, насколько он вырос за время нашего совместного проживания. Я забыл, когда точно Сара должна вернуться, но по многим причинам, в общем-то очевидным и сентиментальным, мне было немного жаль отдавать ей пса обратно. Я по-прежнему не хотел заводить себе собаку, но вполне мог понять, почему многие их так любят.
– Ну, парень, пошли. – Я пристегнул к ошейнику поводок и вышел в дверь. Я задумался, когда же должна вернуться Сара. Сколько точно времени я живу с Ящиком? В конце концов я подсчитал, что почти два месяца.
На улице шел легкий летний дождь: прекрасная погода для прогулки, если не боишься немного промокнуть.
Когда мы вышли из дому, мимо проходили мужчина с женщиной, они сдвинули головы под зонтиком, и любовное воркование замкнуло их в их собственном счастливом мирке, отключив от всего окружающего. Мы были достаточно близко, и женщина случайно наткнулась на Ящика, который удивленно тявкнул. Она тут же остановилась и нагнулась к нему.
– Ой, милый, прости меня! Я тебя ушибла?
Даже под дождем я увидел, что это одна из тех шикарных нью-йоркских женщин, источающих аромат духов и полных соблазна, от которого можно сойти с ума. Впрочем, милее всего мне показалось то, что она как будто искренне обеспокоилась, задев мою собаку. Ее дружок ждал, а она все ласкала и тормошила Ящика, стараясь загладить свою вину. Он забыл о случившемся и начал прыгать, играть и дружелюбно покусывать ее руку.
И его глаза все больше и больше желтели. Даже в этом сумраке, под дождем, они горели ярким огнем. Я быстро взглянул на женщину, вспомнив, что псу должно уже исполниться шесть месяцев и что говорил Как о происхождении этой породы. От мысли о том, что все это означает – то есть если это правда, – у меня на секунду закружилась голова.
– Хватит, Дженнифер, пошли.
– Секундочку. Разве он не очарователен? Посмотри на эти забавные желтые глаза. Они как фонарики!
– Дорогая, нам надо идти. Спектакль начинается через десять минут.
Сидя на корточках, женщина полыхнула на него снизу вверх совершенно термоядерной злобой и ненавистью. Было ясно, что подобный гнев может толкнуть на что угодно.
Боже, кто же она?
Она встала – лицо чернее грибовидного облака – и, не задерживаясь ни на секунду, зашагала по улице, оставив своего спутника в замешательстве. Он посмотрел на меня, беспомощно пожал плечами и двинулся вслед за ней.
Ошеломленный случившимся, я стоял, не зная, что делать. Оборотень? Эта красивая женщина? Невозможно. Тут послышался легкий шум колес, и я увидел черного паренька на скейтборде. Подкатив к нам, он ловко затормозил и наклонился погладить собаку.
– Эй, я знаю эту породу. Зундель, верно?
– Да, гм, верно.
– Можно его погладить?
– Конечно. – Я все смотрел вслед уходящей паре. Мужчина догнал свою спутницу и бурно жестикулировал.
А когда я взглянул на паренька, игравшего с моей собакой, то первым делом заметил собачьи глаза. Они были желтые.
– Такая собака стоит целое состояние, а?
Ярко-желтые.
– Пошли, Ящик! Пошли! – Я сильно дернул его и потащил за собой по улице.
– Эй, мистер, чего это вы?
Я наклонился и, взяв пса на руки, бросился бежать.
– Эй, белый болван!
Я бежал и бежал, пока не подбежал к дому. Не дожидаясь лифта, я взбежал на шестой этаж к своей квартире. Если это правда, если они в самом деле оборотни, как говорил Как, почему же они не попытались убить собаку, как тот тип, сбросивший на нас кусок шифера? Я захлопнул за собой дверь и поскорее запер ее. Поставив Ящика на пол, я заглянул ему в глаза. Они снова были темными.
В тот вечер я опять посмотрел новости и нашел ответ на свои вопросы. Мне так кажется. Я нашел его, увидев последнее сообщение о массовом убийстве в Уайт-Плейнсе. Сообщалось, что убийца был мирный мужчина, до того не совершавший в своей жизни ничего странного. Просто однажды он зарядил автомат и начал убивать людей. Такое бывает, не правда ли?
В этом-то и кроется ответ. Такое бывает, потому что эти люди не знают, кто они такие, пока это не произойдет. А тогда они узнают. Женщина и паренек на улице еще не знали, но узна́ют. Узнают, когда совершат что-то ужасное, чудовищное, бесчеловечное, как тот тихий мужчина с автоматом. Если бы они увидели Ящика после, как тот тип в окне, то попытались бы его убить. Но до того они видят лишь милого песика шести месяцев от роду. И это было ответом на мой вопрос. Почему так много ужасного случается в эти дни? Да потому, что, если это правда и Ящик умеет распознавать их, мир снова наполнился этими… тварями. И помоги нам Бог.
Как я понял это? Или, точнее, как я могу утверждать это? Дело в том, что в тот вечер я вышел еще раз – проверить, прав ли я. Я позволял трогать пса всем желающим. Двадцать три. На одном маленьком участке этого большого города я насчитал двадцать три человека, от прикосновения которых глаза моего пса загорались.
Учась уходить
– Расскажи мне историю про Лапушку.
– Я уже рассказала тебе все мои истории про Лапушку.
– Брось, насколько я ее знаю, их должно быть сотни.
– Я рассказывала тебе про сигары?
– Нет!
– Лео, отец Лапушки, курит сигары. Однажды он купил пятьсот штук, и они как-то испортились – выдохлись или что-то в этом роде. В общем, однажды Лапушка вышла от него с большим пластиковым мешком сигар. Выглядело это довольно непривлекательно: как большой мешок дерьма… Она спросила меня, не знаю ли я парня по имени Джордж Рейнольдс, который когда-то был ее дружком. Нет, я не знаю Джорджа. Тем лучше: тогда у меня не останется неприятного чувства от того, что мы проделаем. Угу. А что мы проделаем, Лапушка?.. Мы залезем в его квартиру, потому что он на неделю уехал за город. И распихаем эти пятьсот сигар в каждый уголок, в каждую щель. В буфет на кухне, под кошачий ящик, в кофейную чашку… повсюду. И он будет натыкаться на них пять лет.
– И ты пошла?
– Спрашиваешь! Редчайший ведь был случай: Лапушкин план обходился без того, чтобы карабкаться на Бруклинский мост в полночь. И к тому же, согласись, идея была довольно забавная.
– Да уж. И что было дальше? Хочешь еще кофе?
– Нет, мне хватит. И вот мы отправились к Джорджу с этими сигарами. Его родители живут в том же доме. Лапушка постучала к ним в дверь, его мать открыла и вся затрепетала от радости. Ясно, они хорошо ладили и даже иногда обедали вместе. В общем, Лапушка изобрела завиральную историю, зачем ей якобы необходимо попасть к Джорджу в квартиру, и женщина дала ей ключ.
Мы вошли и принялись за работу, рассовывая повсюду сигары. Под подушку на кушетке, под саму кушетку…
– Похоже, у вас не очень богатое воображение.
– Погоди! Это лишь начало. Очевидных мест хватило минут на десять, но у нас еще оставались сотни этих чертовых штуковин. Сотни! Так что задача была серьезная. По одной в конверт каждой пластинки, под матрас на кровати, в тапочки, потом во все туфли в шкафу… Под конец мы уже отчаялись, придумывая, куда засунуть еще. Но – пристроили все, хотя и совершенно вымотались. Я больше не хотела видеть сигар до конца жизни, но была довольна, как мы справились.
– И ты потом слышала, что было, когда он вернулся?
– Погоди, ты выслушал лишь половину истории. Минут через десять после того, как мы закончили, Лапушка в своей неподражаемой манере вынимает из кармана стодолларовую банкноту и подносит к моему лицу.
– Откуда она взяла сто долларов? Она же вечно на мели.
– Знаю. И вот держит она эту прекрасную бумажку и говорит: «Я отдам ее тебе, если ты за два часа найдешь хотя бы четыреста восемьдесят из этих сигар. Оставшиеся двадцать – твоя фора».
