Лайза Дженова - Семья О’Брайен
– Хорошо, Кэтрин. Рада была с вами познакомиться. Теперь оставлю вас с Эриком. У вас есть ко мне какие-то вопросы, прежде чем я уйду?
– Постойте, да. Что сейчас было?
– Я провела неврологическую проверку.
– Чтобы увидеть, есть ли у меня симптомы Хантингтона?
– Да.
Кейти изучает лицо доктора Хэглер, пытаясь понять ответ на жуткий вопрос, мигающий у нее в голове, как неоновая реклама, так, чтобы не пришлось его произносить. Доктор Хэглер с выводящим из себя невыразительным лицом стоит у двери. Кейти не может ее отпустить, не узнав. Прошла она или провалилась? Она закрывает глаза.
– И как, есть?
– Нет. Все выглядит нормально.
Кейти открывает глаза и видит улыбающееся лицо доктора Хэглер. Самая ободряющая, честная улыбка, какую Кейти случалось видеть в жизни.
– Тогда ладно. Берегите себя.
И доктор Хэглер уходит. Намасте.
Эрик поднимает брови и складывает руки.
– Начнем? – спрашивает он.
Она не уверена. Честно говоря, она бы сейчас прилегла. У нее нет признаков БХ. Сколько она рассматривала себя в зеркале, мучилась из-за каждого подергивания или из-за вздрагивания всем телом, какое иногда бывает перед тем, как уснешь, – выискивала Хантингтона. Теперь можно остановиться. У нее нет болезни. Пока. Это по-настоящему хорошая новость. Но этот неврологический осмотр был вроде пятнадцати раундов на боксерском ринге. Ее объявили победителем, но она все равно в нокауте. Она не уверена, что готова к чему-то, кроме как поспать.
Она кивает.
– Итак, у вашего отца и старшего брата положительная генетическая проба на БХ. Медицинскую историю вашей семьи я знаю от Джей Джея, так что нет нужды сейчас снова об этом говорить. Давайте поговорим о том, почему вы здесь. Почему вы хотите знать?
– Я не уверена, что хочу.
– Хорошо.
– То есть иногда мне кажется, что жить в постоянной неопределенности хуже, чем знать, что оно у меня будет.
Он кивает.
– Как вы справляетесь с неопределенностью?
– Не очень успешно.
Вопросы, стресс, тревога – они постоянно с ней, как раздражающая радиостанция, играющая фоном, слишком громкая, но ее не выключишь и не уйдешь с ее волны. Кейти много раз за день охватывает паника: если она теряет равновесие, показывая позу на занятии, если роняет ключи или забывает телефон, если ловит себя на том, что качает ногой. Или просто так, без причины. Может случиться просто, что у нее достаточно времени и места в мозгу, чтобы задуматься: когда она ждет начала занятия, ждет, пока заварится чай, смотрит какую-нибудь дурацкую рекламу по телевизору, пытается медитировать, слушает, как говорит мать. Ее мысли устремляются к БХ. Она похожа на девочку-подростка, сходящую с ума по мальчику, на наркоманку, мечтающую о следующей дозе мета. Она не может противиться своей новой любимой и разрушительной теме, погружается в нее почти при каждой возможности.
БХ. БХ. БХ.
Что, если она у Кейти уже есть? Что, если появится позже? Что, если они все ею заболеют?
– Вы испытываете депрессию?
– Немножко нелепый вопрос.
– Почему?
Кейти вздыхает, раздражаясь, что ей приходится объяснять.
– У моего отца и брата смертельная болезнь, у меня она тоже может быть. Сейчас не самое счастливое время в моей жизни.
– У вашего брата есть ген. Болезни у него пока нет.
– Пусть так.
– Это важное различие. Он – тот же человек, каким был за день до того, как выяснил свой генетический статус. Совершенно здоровый мужчина двадцати пяти лет.
Кейти кивает. Ей так трудно смотреть теперь на Джей Джея и не видеть, что он другой. Обреченный. Больной. Умрет молодым. БХ. БХ. БХ.
– И вы правы, совершенно нормально испытывать подавленность из-за того, что происходит. У вас раньше была депрессия?
– Нет.
– Вы обращались по какой-либо причине к психиатру или психологу?
– Нет.
– Принимаете какие-либо лекарства?
– Нет.
Один из симптомов БХ – депрессия. У некоторых больных БХ начинается с физических симптомов, с изменений в движении, на которые ее только проверяла невролог, но у некоторых все начинается с психологических симптомов за годы до того, как проявится хорея. Навязчивые идеи, паранойя, депрессия. Кейти не может не думать о БХ, она убеждена, то Бог проклял всю семью этой болезнью, и ей грустно. Может быть, ее переменчивое настроение – первый признак того, что БХ просачивается сквозь трещины, или так будет чувствовать себя любой нормальный человек в этих совершенно ненормальных обстоятельствах? Что было раньше, курица или яйцо? Это круговой вынос мозга.
– Я почти уверена, что у меня есть этот ген, – говорит Кейти.
– Почему?
– Джей Джей – вылитый отец, а у него он есть. Я похожа на папину мать, а у нее была БХ.
– Это достаточно типичное представление, но в нем нет ни грамма правды. Вы можете быть точной копией отца или бабушки, но не унаследовать ген БХ.
Она кивает, не веря ни единому слову.
– Сейчас самое время для разговора об основах генетики.
Эрик подходит к белой доске на стене и берет черный маркер.
– Мне надо это записать?
Она не взяла ни ручку, ни бумагу. Джей Джей ее об этом не предупреждал. Она жалеет, что Меган не пошла первой. Меган бы ей все рассказала.
– Нет, это не экзамен, ничего такого. Я просто хочу помочь вам понять, как устроено наследование БХ.
Он пишет на доске несколько слов.
«Хромосомы. Гены. ДНК. АТЦГ. ЦАГ».
– Гены, которые мы наследуем от родителей, упакованы в структуры, называющиеся хромосомами. У всех нас по двадцать три пары хромосом. Каждая пара хромосом состоит из одной, полученной от матери, и одной от отца. Наши гены выстроены вдоль хромосом, как бусины на нитке.
Он рисует нитки и бусины на доске. Они похожи на ожерелья.
– Гены можно представить себе как рецепты. Они – указание телу о том, как вырабатывать белок, и обо всем, начиная от цвета глаз до предрасположенности к болезням. Буквы и слова, из которых состоят рецепты генов, называются ДНК. Вместо наших АБВ алфавит ДНК использует А, Т, Ц и Г.
Он обводит буквы на доске кружками.
– Изменение, лежащее в основе Хантингтона, задействует эти буквы ДНК. Ген Хантингтона расположен в четвертой хромосоме.
Он указывает на точку в одном из ожерелий.
– Есть последовательность Ц-А-Г, которая снова и снова повторяется в гене БХ. В среднем у человека семнадцать повторов ЦАГ в гене БХ. Но у тех, у кого болезнь Хантингтона, их тридцать шесть или больше. Растягивание гена – это как изменение рецепта, и измененный рецепт вызывает болезнь. Пока понятно?
Она кивает. Вроде да.
– Теперь давайте взглянем на ваше фамильное древо. Помните, мы наследуем по два экземпляра каждого гена, один от матери, второй от отца. Ваш отец унаследовал нормальный экземпляр гена от отца, но растянутый экземпляр от матери, у которой была БХ. Хантингтон – так называемая доминантная болезнь. Нужен только один экземпляр измененного гена, чтобы унаследовать болезнь.
Он рисует на доске рядом с кружком квадратик и соединяет их линией. Пишет «дедушка» над квадратиком и «бабушка» над кружком, соединяет линией слова. Потом он заштриховывает кружок маркером. Рисует линию, похожую на стебель, от ее бабушки и дедушки, к затененному квадратику, над которым написано «отец», и соединяет квадратик с пустым кружком, над которым значится «мать».
– Теперь ваше поколение.
Он рисует квадратики, означающие Джей Джея и Патрика, кружки для Меган и Кейти. Штрихует квадратик Джей Джея, при виде чего у Кейти темнеет внутри. Она переводит взгляд на свой кружок, пока пустой. На мгновение закрывает глаза, запечатлевая в мозгу белый кружок, цепляясь за него. Это символ надежды.
– Каждый из вас унаследовал нормальный экземпляр гена от матери. Помните, у вашего отца один нормальный ген от его отца и один растянутый – от матери. Таким образом, каждый из вас унаследовал или его нормальный ген, или растянутый. Если вы унаследовали от отца нормальный ген, вы не заболеете БХ. Если вам достался растянутый, вы заболеете БХ, если доживете до этого.
– То есть поэтому у каждого из нас пятидесятипроцентный шанс заболеть.
– Именно, – отвечает он с улыбкой, якобы довольный тем, что она следила за его лекцией по биологии.
Так все действительно сводится к случайному шансу. Чертова удача. Ничто из того, что она сделала или сделает в будущем, не повлияет на это. Она может быть веганкой, заниматься защищенным сексом, практиковать йогу каждый день, не прикасаться к наркотикам, принимать витамины, спать восемь часов в сутки. Может молиться, надеяться, писать позитивные утверждения на стенах своей спальни, жечь свечи. Может медитировать на пустой белый кружок. Это не имеет значения. Вот оно, на доске. У нее или уже есть ген, или нет.
– Гребаные гены, – говорит она.
Глаза у нее расширяются, и голос матери в голове строго произносит: «Что за выражения!»
– Простите.
– Ничего. Здесь можно говорить «гребаный». Здесь все можно говорить.
