Питер Дарман - Парфянин. Испытание смертью
– Пакор, ты был прав, когда говорил, что нам нужно выдвинуться на север, но вместо Лукании, думаю, тебе лучше будет идти на Брундизий.
Акмон засмеялся.
– Вот так ты и решишь проблему продовольствия для своей конницы – вас всех просто перебьют. Знакомство с тобой всегда доставляло мне массу удовольствия, и я желаю тебе легкой смерти.
Я недоверчиво уставился на Спартака.
– Не смотри на меня так! Послушай. Бери свою конницу и произведи налет на Брундизий, когда римляне будут выгружать свое войско. Напади на них внезапно и нанеси удар. Они не будут ожидать атаки, поскольку, как им известно, мы плотно заперты в Регии. Ударь по ним покрепче, а затем быстро возвращайся назад. Как только вернешься, я атакую Красса, а ты нападешь на него с тыла. А потом, как я рассчитываю, наши друзья-пираты соберут свои корабли, чтобы перебросить нас в Сицилию.
Акмон с сомнением покачал головой:
– Рискованный план, Спартак. Если Пакора разобьют, мы потеряем все нашу конницу, а ведь именно его всадники обеспечивали нам победу, и не один раз!
– Акмон, – сказал я, – ты мне льстишь, но не стоит, правда не стоит.
– Я всего лишь хочу, чтобы ты остался в живых, – прорычал он в ответ. – И обеспечил нам прикрытие, пока мы будем садиться на корабли. После чего мы отплывем и оставим тебя на милость Красса. И ты еще сможешь помахать мне с креста, когда я буду пересекать Мессинский пролив.
– Красс, как и мы, рассылает повсюду своих разведчиков, Спартак, – заметил Каст. – Будет нелегко незаметно провести мимо него три тысячи конных.
Спартак откинулся в кресле назад и улыбнулся. Он был в хорошем настроении, наконец-то решив что-то предпринять.
– Не беспокойся об этом, мы проделаем небольшую диверсию, отвлечем внимание нашего приятеля Красса.
– Атакуем его лагерь? – спросил Акмон.
– Небольшой отвлекающий маневр, не больше. Пошлем Афрания с его испанцами. Кто знает, может, ему удастся разбить Красса в одиночку.
– Более вероятно, он просто погибнет, – фыркнул Акмон.
– Когда мне выступать, господин? – спросил я.
– Через два дня, Пакор.
Годарз одобрительно покивал:
– Это, безусловно, поможет облегчить положение с продовольствием.
В день перед нашим выступлением случился такой мощный ливень, что земля вся пропиталась водой, и дорожки в нашем лагере превратились в реки, полные густой липкой грязи. Я сидел у себя в палатке вместе с Галлией, а ветер дул в стену палатки, заставляя ее вдавливаться внутрь. Обычно в это время здесь не было особенно холодно, но сегодня при ветре и дожде температура так упала, что мы сидели, плотно завернувшись в плащи, и все время держали руки над углями жаровни. Галлия заплела волосы в одну косу, а ее глаза казались синими ледышками. Как только она услышала о предстоящем рейде на Брундизий, то тут же заявила, что непременно пойдет с нами, и она сама, и ее всадницы. Я знал, что мои воины не станут возражать, они давно уже привыкли считать этих конных лучниц добрым талисманом, приносящим нам удачу. Сам-то я отнюдь не радовался.
– Это, стало быть, твое окончательное решение? – спросил я.
Она бросила на меня короткий суровый взгляд:
– Да, окончательное.
– Не думаю, что мне стоит апеллировать к твоему здравому смыслу.
– Не стоит.
– Но я не могу гарантировать тебе полную безопасность.
Выражение ее лица изменилось, суровость растаяла, и вместо нее появилось что-то вроде симпатии и нежности.
– Ох, Пакор, ты всегда был храбрым воином! Но неужели ты думаешь, что мне будет безопаснее сидеть здесь, а не отправиться с тобой в рейд на Брундизий? Конечно, нет! Если уж мне суждено погибнуть, то я бы предпочла смерть в бою с римлянами, да и все мои женщины тоже. Я желаю встретить смерть, сражаясь рядом с тобой.
Я содрогнулся.
– Ну, хорошо, пусть будет так, хотя думаю, что Диану лучше оставить здесь. Боюсь, воин из нее никудышный.
Галлия рассмеялась:
– Да уж, она не амазонка.
– Кто?
– Амазонки это племя женщин-воительниц, они жили на острове Лемнос в Эгейском море. И мы так себя называем – амазонками.
– Поистине ужасная мысль, любовь моя. Пожалуй, я лучше останусь здесь, пока ты со своими женщинами будете жечь Брундизий. А я подожду прихода пиратских кораблей.
Она задумчиво посмотрела на меня:
– Ты думаешь, пираты сдержат слово?
– Почему бы и нет? Мы ведь уже заплатили их представителю, Пателли, аванс золотом. Кроме того, они должны хорошо заработать, имея дело с нами.
– А тебе известно, что большую часть доходов сицилийские пираты получают благодаря торговле рабами? Их основной невольничий рынок находится на острове Делос, к северу от Крита. Они захватывают римские торговые суда и обращают их команды в рабство, потом продают этих матросов обратно римлянам, уже в качестве рабов. Они ходят по всему Средиземному морю и грабят все и вся, что только им попадается. Жадность – вот их единственная мотивация. Спартак глупо поступает, если верит, что они будут выполнять его распоряжения.
– А мне казалось, что он тебе нравится, – сказал я.
– Нравится. Он мне как брат. Но какое это имеет отношение ко всему прочему? Он дурак, если верит всем, кроме тех, кто рядом с ним. Самый последний воин его войска понимает, что только мы сами можем обеспечить себе полную безопасность. А пираты, которым мы намерены верить, в настоящее время работают на римлян. Неужели ты думаешь, что римляне позволят им после этого стать нашими перевозчиками?
Я откинулся на спинку кресла.
– Если, как ты говоришь, пиратов интересует только прибыль, тогда почему бы им не поработать на нас?
Она прищурилась.
– Потому что у римлян есть деньги, с помощью которых они смогут переубедить их, заставить поступить иначе.
– Я склонен считать, что римляне будут только рады видеть, как мы уходим.
Она с безнадежным и недовольным видом воззрилась на потолок:
– Римляне не остановятся, пока не уничтожат всех нас! Ты плохо их знаешь! Ими правит гордость и тщеславие, и само существование нашего войска – тяжкое оскорбление для их гнусных и порочных качеств! Он уже не могут выставлять себя в качестве хозяев всего мира, пока армия рабов разгуливает по всей Италии, куда захочет!
– Римляне вовсе не хозяева всего мира, любовь моя. Они не в силах сражаться со всеми.
Она пожала плечами, потом улыбнулась.
– А парфяне полагают, что они лучше римлян?
– Конечно, – ответил я. – Мы просто знаем, что мы лучше. В конце концов, ни одно римское войско до сего времени не ступало на земли Парфии, чтобы остаться после этого целым и невредимым. К тому же вот он, я – командую конниками, орудующими у римлян прямо на заднем дворе!
Она бросила в меня подушкой.
– Именно поэтому ты все еще здесь? Чтоб доказать, что ты лучше, чем римляне? Разве это не тщеславие?
– Ты отлично знаешь, почему я все еще здесь. Чтобы быть рядом с тобой.
– Ага! Значит, если я скажу, что желаю завтра уехать отсюда, ты последуешь за мной?
– Куда?
– Какая разница? Ты поедешь со мной, оставишь войско, бросишь Спартака и своих конников?
– Да!
Она с минуту смотрела на меня изучающим взглядом.
– Ты так отвечаешь мне, потому что знаешь, что я никогда тебя об этом не попрошу?
– Нет, это правда. Если ты попросишь меня уехать вместе с тобой, тогда я уеду, потому что не могу жить без тебя.
Мой ответ явно ее обрадовал, потому что она встала с кресла и обняла меня обеими руками за плечи.
– Должно быть, ты очень сильно меня любишь, раз готов пожертвовать для меня своей частью.
– Я люблю тебя больше жизни, Галлия!
Она нежно поцеловала меня в щеку.
– Обещаю, что никогда не попрошу тебя ни о чем таком, что могло бы запятнать твою честь!
В этот момент полог палатки отлетел в сторону, и на пороге возникла насквозь промокшая Клавдия. Ветер трепал ее мокрые одежды, они прилипали к телу, демонстрируя большой живот. Мы с Галлией на секунду замерли на месте, пораженные ее появлением, потом Галлия вскочила с места и накинула на Клавдию свой плащ. Втащила ее в палатку, а я закрыл и закрепил полог. Прежде чем это проделать, я крикнул одному из охранников, сидевших в палатке на восемь человек в паре шагов от нас, чтобы он забрал лошадей, запряженных в повозку Клавдии, и отвел их во временные конюшни, наскоро выстроенные из шестов и натянутого на них полотна. Дождь лил такой сильный, что я едва мог разглядеть, что делается в полусотне футах от меня. Зачем Клавдия поехала к нам в такую ненастную погоду? А в палатке Галлия уже сушила волосы Клавдии над жаровней и вытирала их полотенцем, а потом велела мне принести горячего бульона. Я снова отправился наружу и велел еще одному охраннику принести с полевой кухни горшок горячего бульона. Потом вернулся в палатку, и Галлия сказала, чтоб я подождал снаружи, пока Клавдия переоденется в одну из моих туник и штаны. Это было совсем некстати! Меня заставили ждать достаточно долго, чтобы ветер и дождь промочили меня до костей, прежде чем позвать обратно внутрь, хотя я успел при этом помочь насквозь промокшему и совершенно несчастному воину, который спотыкался о копье и щит, пытаясь донести до нас глиняный горшок с бульоном.
