Яков Томский - Отель, портье и три ноги под кроватью
Я отошел от стойки и направился в столовую для сотрудников. Все смотрели новости. Все. А в нью-йоркском отеле это означает – представители всех стран в мире. Столовая – это как ООН: повсюду слышны разные языки, тут горстка нигерийцев, там группка турок. Китайцы за одним столом с парой бангладешцев. Русские перекрикивают двух французских поваров на другом конце зала. Обычно они сидят каждый за своим столом и говорят на своих языках, но в тот день все стояли, глядя на то, что натворил ураган Катрина. Позже мы видели цунами, накрывшую индонезийцев, и землетрясение в Японии. Но сейчас перед нами был Новый Орлеан, и он был под водой.
Меня никогда прежде не волновали предупреждения об опасности. Когда я жил там, меня пять раз эвакуировали, и казалось, ничего никогда не случится. Верхушка урагана всегда наносила меньший ущерб, чем предсказывали метеорологи; она, как плохо запущенный шар для боулинга, задевала Техас или Флориду. На сей раз ураган прошел прямо посередине, и все мои друзья остались там или, Бога ради, были эвакуированы, и я смотрел новости неделями, хотя, конечно, это не помогало. Что и говорить, меня не покидало ощущение, что я ничем не могу им помочь.
Глава девятая
– Я так рада остановиться здесь! – сказала она.
– Одни сутки, выезд завтра.
– Сегодня у меня день рождения!
– Номера для некурящих, двуспальная кровать кинг-сайз. Мне нужна только кредитная карта.
– Это хороший номер?
– Да. Сколько ключей?
– А можно четыре? Привет, Томас, – сказала гостья, склонившись над стойкой, ее груди прижались друг к дружке. Я недавно получил новый бейдж, потому что недавно умышленно потерял старый. Фактически я его украл, унес старый домой, чтобы пополнить свою коллекцию. Не то чтобы пополнение коллекции бейджей было для меня высшей радостью, но я хотел заставить их вырезать мне новый. Наступила пора для еще одной перемены. После всех лет, проведенных за стойкой «Бельвью», я попросил бейдж с надписью «Томас». Почему? Есть пара веских причин. Прежде всего, я устал от того, что гости называли меня так, словно я их старый приятель. «Эй, Том, слушай, Том, я хотел спросить тебя, Том, ты не против, Тома, рад тебя видеть, Том, я хотел бы поговорить с твоим начальником, Том». Они не знают меня, хотя любят произносить мое имя «по-дружески». Черта с два. Никто никогда не называл меня Томасом, даже мать. Поэтому бейдж вынуждал людей обращаться ко мне официально и называть Томасом, уважительной формой моего имени. «Все верно, дорогие гости, для вас я Томас». Кроме того, это параллельно помогало мне определить, кто из руководителей действительно запомнил меня, а кто просто смотрел на бейдж. Если я поправлял человека и просил называть меня Томом, мы становились ближе. Если просил называть меня Томом, а человек продолжал говорить «Томас», мы становились сослуживцами. Если я никогда не поправлял человека и позволял называть меня Томасом – значит, он мне не нравился.
Бейдж стал не единственной переменой. При поддержке профсоюза я проработал на рецепции достаточно долго, чтобы немного разобраться в этом бедламе. Я стал замечать махинации с наличными и изучать их, смотреть, как их проворачивают. В отель пришел новобранец, кубинец по имени Данте, которого поставили на вечерние смены. Он был новичком в «Бельвью», но явно не в этой игре. Он привел в наш отель новых клиентов. Сотрудник рецепции, за которым приходят новые постояльцы? То есть?..
В нашу вторую совместную смену он оставил меня наедине с длинной очередью. Делая всю работу в одиночку, я наблюдал, как он обошел стойку и передал связку ключей мутному типу с отвратительными усами, притаившемуся в углу. Потом я увидел рукопожатие – передачу денег, похожую на продажу наркотиков где-нибудь в парке на Томпкинс-сквер. Было похоже, что Данте – какой-то профессионал-маньяк, потому что, шествуя к своему терминалу, он даже не посмотрел на ладонь, даже не проверил, что там за купюра. Потом, увидев, что я за ним наблюдаю, он улыбнулся и сделал вид, будто поправляет узел галстука, и ловким движением отправил купюру во внутренний карман пальто.
Когда видишь что-либо подобное, начинаешь вести записи. Позже я обнаружил, что это очень выгодно – быть единственным связующим звеном между гостем и его контактами. Оформление всех будущих заказов, предварительное закрепление за гостем лучших номеров, контроль его счета и, по существу, функция личного консьержа – вот какова была позиция Данте: в углу, получающим чаевые за услуги, оказанные незаметно для всех нас.
Повсюду вокруг меня проплывали деньги, и я пытался научиться заманивать часть их в свой карман. Я, конечно, не был пока профессионалом-маньяком.
За деньгами охотились не только служащие рецепции, но и гости. Они жаловались, пытались хвастать знакомством со знаменитостями, приносили тараканов в пакетиках с зиплоками – насекомые выглядели помятыми и древними – и применяли тысячи других методов, чтобы получить более дорогой номер или другой бонус. Люди, приносящие вещественные доказательства в продуктах, бесят меня.
Итак, вернемся к имениннице с бюстом. Я понял, что она собиралась уговаривать меня, а не платить наличными, и у нее ничего не получалось. Вполне возможно, что у нее не было никакого дня рождения! Врать про день рождения или юбилей – тоже популярный приемчик гостей. Так что она могла даже сочетать байку про день рождения с самым прозрачным из всех приемов: флиртом ради апгрейда[22]. Я работаю за деньги, а не за то, чтобы мне показали соски. Может, она даже была красивой – честно говоря, я даже не посмотрел, – но я знал наверняка, что денег не будет, а меня не интересовало ничто другое из предложенного.
– Томас, у меня сегодня юбилей, пожалуйста, – давила она, – сделайте все возможное.
На прошлой неделе день рождения был у меня. Мне исполнилось тридцать лет. Где же были ты и твой бюст?
– Мне исполнилось тридцать, – сказала грудастая.
Я оторвал глаза от компьютера, и она улыбнулась. Ладно, улыбка красивая, очень приятная. И нам обоим только что исполнилось тридцать. Меня это и правда смягчило. Я решил позаботиться о ней.
В конце концов, мой тридцатый день рождения был ужасным. Я только что вернулся из короткого отпуска, в который ездил вместе с кучей посыльных, несколькими носильщиками из фойе и одним консьержем (кто, черт возьми, пригласил его?). Мы отправились в горы Поконо и остановились в хижине Трея. Да-да, у того бледного, нелепого метра с кепкой из Нью-Йорка есть просторная хижина с кухней, сводчатыми потолками и мраморным полом с подогревом. Мы пили пиво на завтрак, водку на обед и виски на ужин. Как только все закончилось и мы попали в туннель Линкольна, я почувствовал, что мое тело отказывается нормально функционировать. Почки были явно разочарованы. Они были очень, очень злы. Даже разгневаны. За три дня до тридцатилетнего юбилея я почувствовал сильную боль, стоя на рецепции. Я записался к врачу, и меня отправили в стороннее медучреждение для исследования (тоже бесплатно!). К сожалению, мне сообщили, что консультация запланирована на день моего рождения. Это было удручающе – мне исполнялось тридцать, и единственным подарком, на который я мог рассчитывать, было бесплатное сканирование и окончательное осознание того, что я слабею, начинаю умирать. Конечно, мне работалось нелегко. Казалось, будто кто-то вставил две ложки с обеих сторон нижней части спины, прямо в почки, и через определенные промежутки нажимал на выступающие ручки, зачерпывая куски моего тела и вдавливая их в ребра. С такой болью мне было трудно оказывать какие бы то ни было услуги. И, конечно, когда мне было хуже всего, ко мне подошла особа жуткого вида. Что-то случилось с ее лицом, что-то неприятное. Она отравилась ботоксом. Она положительно была похожа на обезьяну. Но ее не беспокоило, что ее лицо пугает большую часть населения планеты. Ей было все равно, что ей не предлагают более дорогой номер. Она разомкнула свои отвратительные губы и сказала:
– Э. Мне никогда не дают апгрейд. Сегодня мой пятьдесят третий день рождения. У меня есть черная карта. Дайте мне апгрейд.
«Бельвью» недавно начал сотрудничать с Amex, и мы были теперь включены в их программу «Отличные отели и курорты». Программа FHR[23] (которую также можно было расшифровать как frequently hostile and rude[24]) была доступна только обладателям платиновых и черных карт. Чтобы получить черную карту, вам нужно тратить на Amex двести пятьдесят тысяч долларов ежегодно. Но постойте! Есть еще членский взнос в семь с половиной тысяч долларов! Черная карта – хотя я сомневаюсь, что это преимущество специально указано в брошюре – позволяет вам вести себя как урод в любом отеле (и ресторане тоже!). Я предположил, что эта дама легко добралась до порога в четверть миллиона долларов, посещая Dr. Puff and Stuff[25].
– Дайте мне апгрейд. Я хочу апгрейд. Дайте, или позовите менеджера.
Меня немного обеспокоило то, что слюна, летевшая с ее деревянных губ, могла быть ядовитой кислотой. Как это возможно?
