Тара Сивик - Шоколад с перцем, или От любви бывают дети
Черт! Мне было хорошо, и я пропала. Меня ведь и вправду зацепило. Хотелось, чтобы в моей жизни и в жизни Гэвина появился такой мужчина, добрый, нежный и заботливый. Хотелось, чтобы Гэвин знал своего отца и гордился им, и чтобы Картер знал, какого потрясающего человечка он помог сотворить. Хотелось проводить с ним больше времени и еще – чтобы он узнал меня. Не отрывочно, как из телефонных разговоров, когда я умолкала от страха проговориться про Гэвина, и не как пахнущее шоколадом видение, каким я была для него все эти годы, а меня настоящую. Ту, которая отказалась от свои надежд и желаний, чтобы вырастить сына. Ту, которая, ни минуты не раздумывая, пошла бы на все это снова, если б это означало, что в ее жизни будет Гэвин. Ту чуточку безумную молодую женщину, которая спешит с выводами и чудит в вещах самых что ни есть будничных, но которая что угодно отдала бы, лишь бы вернуться в то утро пять лет назад и, свернувшись калачиком, остаться в объятиях парня, от которого сладко пахло корицей и поцелуи которого обжигали сильнее адского пламени.
Весь оставшийся день я вычищала дом сверху донизу. Точный признак того, что я в растрепанных чувствах. Уборку я ненавижу.
Стоя на четвереньках, я выгребала мусор из-под дивана. Обертка от пирога, пластиковая соломинка и малышовый поильник с крышечкой, в котором сгустилось нечто, бывшее когда-то, наверное, молоком.
Иисусе, Гэвин уже больше двух лет как не пользуется поильниками.
– Мама, к нам гости плиедут?
– Нет, мы никого не звали. С чего ты взял? – спросила я, доставая две монетки по пенни и одну в пять центов, а еще четыре обертки от фруктовых лакомств.
– Ты затеяла убойку. Папа говолит.
Вытащив голову из-под дивана и усевшись на полу, я авторитетно заверила:
– Я убираюсь, не только когда гости приходят.
– Нет, только.
– Нет, не только.
– Угу.
– Не только.
– Только-только.
Бо-о-о-же! Я веду спор с четырехлетним отпрыском.
– Гэвин, довольно! – прикрикнула я. – Иди, уберись у себя в комнате.
– Челтовина долбатая, – буркнул он.
– Что ты сейчас сказал? – спросила я строгим голосом.
– Мамочка, я тебя люблю, – с улыбкой ответил он, потом обхватил меня обеими ручонками и сильно сжал.
Как-то уж слишком я податлива.
За день я оставила без внимания три звонка от Лиз и один – от отца. Голосовая почта от Лиз удивления не вызывала:
«Кончай свои глупи. Позвони мне».
«Ну как, не вытащила еще веник из задницы?»
«…ОО, ДА! Покрепче, Джим! А-а… йоо… да…»
Эта сволочь названивала мне, занимаясь сексом с Джимом.
Голосовая почта отца донесла, насколько он озабочен моим благополучием:
«Я у тебя на прошлой неделе свою кепку не оставлял?»
День тянулся дальше, и я уже начинала жалеть Картера. На самом деле: ведь его нокаутировали ни за что. Вот он только-только наклоняется, чтоб меня поцеловать, а через минуту – раз, и уже узнает, что он отец четырехлетнего сына.
Боже милостивый, он почти поцеловал меня.
У меня рука с тарелкой замерла (я укладывала посуду после обеда в посудомойку), а взор улетел куда-то в неведомое пространство, я вспоминала, что зародилось между нами, пока все не полетело к чертям. Следовало бы подумать, что я стану говорить Картеру, когда мы снова заговорим. Воспоминания об утреннем свидании были еще слишком свежи и кровоточили. Слишком много времени прошло с тех пор, как я позволила мужчине настолько приблизиться к себе. Мое тело изголодалось по близости. И даже я не стану отрицать, что какая-то маленькая частичка во мне всегда мечтала вновь побыть с Картером. На сей раз совершенно трезвой, чтобы запомнить все подробности до единой. Мне стыдно, что Картер всегда был звездой в коллекции видений, которые меня возбуждали. Вот только все мои фантазии не имели оснований в реальности, поскольку немногое в нашем первом занятии любовью способно было разжечь желание, не считая его поцелуев. Теперь же у меня появились новые воспоминания и вполне реальные ощущения. Как нежны и теплы были его губы на чувствительной коже шеи! Я чувствовала, как кончик его языка выбирается наружу и пробует меня, и хотела большего. От его дыхания на моей щеке учащенно бился пульс, по низу живота разливалось тепло. Когда он обхватил меня крепкими, сильными руками и прижал к себе, я почувствовала каждый миллиметр его тела, которое отозвалось во мне жгучим желанием, так страстно он хотел меня. За все эти годы у меня и была-то всего горстка свиданий, на которых никогда дело не заходило дальше поцелуев. Ни с кем из тех мужчин я ни разу хоть в крохотулечку не почувствовала того же, что с Картером. Ни разу не жаждала я большего ни с одним из них: никогда не грезила наяву. Никогда не представляла, как будет приятно, когда губы и язык будут ласкать мое обнаженное тело. Мысль о том, что меня ждет, если мы останемся один на один, будучи вполне взрослыми и трезвыми, сводила меня с ума. Он ведь не стал бы торопиться, а? А руки его, они были бы такими же сильными и требовательными на моем теле – или мягкими и нежными? Вякнувший мобильник, извещая о новом сообщении, вырвал меня из мира фантазий – от неожиданности я чуть тарелку не выронила, которую в руке держала. Сунула ее в посудомойку и захлопнула дверцу, потом направилась к столу и подхватила с него телефон.
«Не хочешь тлф мне, так хоть сними к-нибудь с себя напряг.
Возьми на пробу пулю, кот. получила у Дженни на веч-ке.
Завтра мне доложишь. Пулевая нимфоманка Лиз».
Закатив глаза, я удалила сообщение, не отвечая на него. А почему меня не удивило, что Лиз взяла и направила мне такой приказ? Погасив в кухне свет, я на цыпочках прошла по коридору взглянуть на Гэвина. Он сладко спал, я тихонько прикрыла дверь спальни и проследовала дальше по коридору, к себе в комнату. Накинув на себя майку для сна и почистив зубы, свернулась калачиком в постели, уставившись в потолок и думая о Картере.
И о его руках.
И пальцах.
И губах.
Черт!
Как с этим справиться? Ну, не к психоаналитику же направиться? Мой партнер-на-одну-ночь объявляется почти через пять лет, и он по-прежнему неотразим и заставляет меня испытывать такое, что совершенно не входило в мои планы. Мне следовало бы подумать о другом. Поехать к нему домой да извиниться за то, что я поневоле оказалась динамо-машиной. И как я его потом бомбанула прехорошенькой новостью. У него не было ни времени, ни близкого человека, кому бы он верил или кого по-настоящему знал и кто мог бы протянуть ему руку помощи.
Притормози. А то сердце расплавится: сознание переключало скорости, и картинки мелькали, как в сломанном калейдоскопе. Вот у него на лице выражение радости, когда он наконец-то меня узнал. Он и вправду все это время разыскивал меня? Это нормально? Или вам тоже кажется делом невозможным и неестественным? Но, как красноречив был его взгляд, когда он осознал, что это я… это потрясение грозило ему нервным срывом. У него был вид умиравшего, которого только что вернули к жизни. У него все лицо засветилось, а от его улыбки я почувствовала слабость в коленках.
Нет, это от его языка и от ощущения, как что-то твердое тычется тебе к бедро.
А какой божественный аромат! От него по-прежнему исходил запах корицы и мыла того мальчишки. Ну, положим, теперь-то уже мужчины, а? И, ой-ой-ей, какого мужчины. У меня бедра сами собой прильнули к нему. Блин, так мне никогда не заснуть и никаких дельных решений не принять. Меня охватило желание свернуть горы! Энергия била через край, еще чуть-чуть – и я брошусь в пламя. Кончиками пальцев я прошлась по нижней губе, вспоминая, как его шершавые губы нежно накрыли мои. Боже, до чего ж сильно захотелось, чтоб он меня поцеловал – прямо сейчас. Пусть он появится здесь, прикоснется своим языком к моему и убедится, что он тот же на вкус, как и все эти годы назад. Я была возбуждена и распалена до чертиков. Мне анализировать наши с Картером отношения? Теперь, когда я снова вижу его, мысль о том, какое освобождение приносила мне собственная рука, показалась не очень притягательной. Пусть его руки касаются меня, его пальцы скользят во мне, доводя меня до края и дальше. Моей руке в данном случае такого попросту не сделать. Тут нужны радикальные меры. Против воли мой взгляд упал на черный чемодан, приставленный к стене. Поначалу он вызывал только протест и неприязнь.
– Черт тебя подери, Лиз, – пробормотала я про себя, сердито сбрасывая с себя одеяло, и рванула к чемодану. Распахнула молнию и погрузила руки в прозрачные заводские упаковки, содержавшие то, что мне было нужно. Как только эта штука оказалась у меня в руке, я замерла и, обернувшись, оглядела комнату, чтоб убедиться: никто меня не видит. Ну, понимаете, на всякий случай: а вдруг я живу вместе с десятком людей, и все они столпились без моего ведома в комнате да пялятся. Досадливо фыркнув, я забралась обратно на кровать и села, прислонившись к ее спинке. Пора доказать себе, что я все-таки свободная двадцатичетырехлетняя женщина, вполне взрослая и самодостаточная. Какого черта я так бешусь из-за того, чтоб попользоваться вибратором? За окном двадцать первый век! У бабки моей, наверное, и то какая-то подобная (хоть и не такая совершенная) штучка имелась.
