Дэвид Николс - Дублер
Во все самые напряженные и интимные моменты жизни он не мог не сравнивать свои переживания с тем, как актеры симулировали подобные чувства: восторг при рождении дочери или горе от известия о безвременной кончине школьного друга, вопль радости, когда Алисон согласилась выйти за него, или улыбка, которую он носил весь день свадьбы. При этом нельзя сказать, будто какие-то его реакции стали менее искренними. Просто, сознательно или нет, он всегда сравнивал свое поведение с тем, как реагировали виденные им актеры, и надеялся, что это хоть как-то будет соответствовать. Жизнь казалась наилучшей, самой настоящей, глубокой и яркой, когда больше всего походила на жизнь, симулированную на экране: полную резких смен кадра и замедленных съемок, шикарных финальных реплик и мягких затемнений.
И это ему больше всего нравилось в общении с Норой. При ней Стивен чувствовал себя умнее и занятнее, более сложным и менее потрепанным и приземленным, чем, по его подозрениям, был на самом деле. Возле нее он ощущал себя хорошо подобранным актером, причем в одной из центральных ролей, а не дублером какого-то фантомного другого себя. Не в заглавной роли – при Джоше это было невозможно, – но и не в проходной: ничего особенно эффектного или героического, по крайней мере, симпатичный герой, которого зрителю не хочется увидеть взорванным, или засосанным через шлюз в космос, или сожранным пираньями. Нечто большее, чем просто человеческие останки.
В данной конкретной последовательности кадров они выходили в зимний день и шли по Западному Сохо, а ее рука скользнула под его локоть.
– Кстати, после нашей беседы на вечеринке вы будете рады узнать, что я снова пишу.
– Правда? А что?
– О, просто одна идея для фильма, о которой я думала уже некоторое время. Дело происходит в Джерси-Сити в восьмидесятые – музыкальная группа собирается, а потом распадается. По-моему, получается хорошо. Забавно.
– Уверен. Это замечательно. Я и правда очень рад.
– Ну, вы были так убедительны и так здорово поддерживали меня… – Она сжала его локоть своим. – И нельзя сказать, что у меня нет времени.
В итоге они оказались в зале игровых автоматов на Олд-Комптон-стрит, где Нора настояла, чтобы Стивен присоединился к ней на одной из танцевальных машин. Стоя рядом с ней и выделывая танцевальные упражнения на залитом светом паркете, он вдруг встревожился, что Нора ведь может оказаться одной из тех эксцентричных, раскованных дам – носительниц этакой дерзкой и непочтительной жизненной силы, которые, в воображаемой романтической комедии, сейчас проигрывающейся в его голове, переворачивают ограниченную жизнь героя вверх тормашками и так далее, и тому подобное. Крутой тест для раскованных и дерзких – это показать предмету исследования поле, покрытое свежим снегом: если дама хлопается на спину, оставляя «снежного ангела», то результат считается положительным. За отсутствием снега Стивен решил стараться замечать другие «звоночки» – индикаторы дерзости: тягу к дурацким шляпам, клоунски разные носки, пинание листьев, несуразная страсть к караоке, запускание змеев и непринужденное воровство из магазинов – все приметы Холли Голайтли[25].
Не то чтобы он находил эти качества непривлекательными – совсем даже наоборот: прежде чем стать консультантом по подбору персонала, Алисон тоже была раскованной и дерзкой, а также, несомненно, перевернула его ограниченную жизнь вверх тормашками и так далее, и тому подобное, уж на несколько-то лет точно. Просто он сознавал, что в реальной жизни поведение в стиле романтической комедии может наскучить, причем довольно быстро. В таком поведении было что-то самоуверенное и разрушительное, что-то от театра, притворства – развлекаться, но в то же время понимать, что развлекаешься.
– А вы и правда умеете танцевать, мистер Маккуин! – воскликнула Нора, задыхаясь, сквозь компьютерную кавер-версию «Get Down On It».
– Три года чечетки, – ответил он, а затем, повинуясь могучему желанию восстановить хотя бы мизерное количество своей мужественности, оглядел зал в поисках чего-нибудь, где можно подраться, погонять или пострелять.
Стивен заметил его в глубине зала, куда отправляют умирать старые игральные автоматы: «Завтрашнее Преступление», стрелялка от первого лица, основанная на кассовом хите Джоша Харпера двухлетней давности. На экране вполне правдоподобное компьютерное воплощение Джоша в роли Умника Новичка-Полицейского Отто Декса, в длинном черном кожаном пальто, расстреливало смертоносных киборгов-убийц в Мегаполисе‑4.
Нора и Стивен переглянулись, широко раскрыв глаза.
– Хочешь сыграть?
– Конечно, – ответил Стивен, бросая монетку в щель и подтягивая и нацеливая большое красное пластиковое ружье.
– Знаешь, что я думаю? – вступил в разговор из игровых динамиков Джош в роли Отто Декса.
– Скажи мне, Джош, милый, – отозвалась Нора.
– Я думаю, пора надрать каким-нибудь киборгам задницу.
Вскоре выяснилось, что надирание задниц киборгам не входит в число суперспособностей Стивена. Не помогали даже понукания Норы: гадов просто было, по словам Отто, «слишком, блин, много», и еще до окончания игровой минуты компьютерный Джош зажал грудь, упал на колени и сполз на землю. «Да ладно, кто хочет жить вечно?» – простонал Отто Декс на последнем выдохе.
– И… какие ощущения? – спросила Нора, ладонь которой лежала на спине Стивена.
– От чего?
– От бытия моим мужем.
– Ощущения… отличные, – ответил Стивен, сдувая воображаемый дымок со своего пластикового игрового пистолета и ставя его обратно в гнездо.
Тонкое искусство оценивающего взгляда
Позже Нора и Стивен медленно шли обратно, в сторону театра. Явно следовало постараться, дойдя до цели, не отпустить шуточки о гигантском рекламном щите с Джошем, нависающем над Шафтсбери-авеню, но довольно трудно пройти мимо тридцатифутового изображения вашего собственного мужа в плотно облегающих кожаных штанах и совсем ничего не сказать. Нора остановилась на углу Уодо-стрит, напротив театра, и уставилась на афишу.
– Эта штука меня всякий раз бесит, – поморщилась она. – Как будто бог глядит на тебя сверху вниз или что-то в этом роде.
– Бог в белой блузке с пышными рукавами.
– Бог с накачанными грудными и брюшными мышцами. Бог с абонементом в тренажерку.
– Наверняка в ясный день можно разглядеть его соски с колеса обозрения «Лондонский глаз».
Нора рассмеялась:
– Что бы я не отдала иногда за банку с аэрозольной краской и стремянку. К твоему сведению, этот бугор на его бриджах – определенно заслуга ретушера.
– Правда?
– Совершенно точно. Вероятно, Джош подкупил ребят, которые делают афиши. – И тут Нора весьма точно изобразила Джоша: – «Больше! Йа, блин, хачу, штоб эта хреновина была больше!» Что смешного?
– Обожаю, как американцы передразнивают странные английские акценты, вот и все.
– Закрой свою чертову варежку!
Они пересекли Уодо-стрит и встали у служебного входа.
– А… ты не хочешь подняться и посмотреть, нет ли там Джоша?
– Нет, по-моему, сегодня днем Джоша у нас было вполне достаточно. Передай ему мою любовь. И думаю, нам надо повторить, и поскорее, да?
– Я – с удовольствием, – ответил Стивен и понял, что с еще большим удовольствием поцеловал бы ее, и наклонился над ней, но внезапно вспомнил о тридцати футах Джоша, возвышающихся над ним, и рапире, нацеленной ему в макушку, и просто потерся щекой о Норину щеку.
Это выглядело скорее как утешительный жест – что-то такое проделывают с полусумасшедшей тетушкой на похоронах – и Нора немного напряглась и поспешно пошла прочь, к метро.
Стивен расписался у служебного входа и направился в гримерную Джоша. Он решил рассказать ему об этом дне прямо сразу – конечно, не о том, что влюбляется в его жену, но о том, что виделся с ней: лучше вести себя честно и открыто, подчеркнуть платоничность отношений. Он остановился на ступеньках перед дверью гримерки Джоша, услышал громкую классическую музыку, легонько постучал, а потом толкнул дверь.
В классическом фарсе есть две стандартные комические реакции на ситуацию, когда входишь в комнату и видишь то, что для тебя не предназначалось: быстрый удивленный взгляд и долгое ошеломленное глазение. Стивен выбрал второе. В общем-то, он даже не сразу сумел разобраться в происходящем: где что чье. Максин, совершенно голая, за исключением высоких сапог со шнуровкой, которые полагались ей по роли в спектакле, сидела верхом на стуле, спиной к Стивену и лицом к окну, положив одну ногу на стол. С того места, где стоял Стивен, казалось, будто она отрастила еще одну пару ног. Иллюзия была бы идеальной, если бы не тот факт, что третья и четвертая ноги были заметно более мускулистыми и волосатыми, чем ее собственные, а колени и стопы развернуты в другую сторону. Скоро стало очевидно, что вторая пара ног принадлежит Джошу. Лицом он глубоко зарылся в грудь Максин, но остальная его часть была видна практически вся – в большом зеркале, снятом со стены и прислоненном к кушетке для дополнительного визуального удовольствия участников.
