Фредерик Бегбедер - Романтический эгоист
пятница После двадцати – тридцати рюмок “Зубровки”, опрокинутых залпом, я скучаю по ней еще больше. Барочно-славянская красота мощеных улочек Казимежа (еврейский квартал) в сумерках. Средневековые погребки при свечах: “Алхимия”, “Сингер”. Поляки любят выпивать в темноте. Продвигаться на ощупь в таких декорациях – настоящий европейский шик. Я ночую в “Софителе”, похожем на штаб-квартиру французской компартии на площади Полковника Фабьена. Во всех странах Восточной Европы капитализму пришлось вселяться в бывшие владения коммуняк. Экстази вместо Штази! Мои оранжево-коричневые апартаменты (невольно повторяющие прадовский дизайн) выходят на Вислу (она будет пошикарнее Арно). Платный порнографический канал составил мне компанию в твое отсутствие. Я засыпаю, воображая тебя под тремя немецкими жеребцами.
суббота Краков бай найт – это прыжок во времени и пространстве. В “Друкарне” (это квартира, превращенная в дискотеку) блондинки дергаются под старые записи: “Belfast” “Бони М”, “Rock Lobster” “B52s”. В их возрасте, то есть лет в пятнадцать (иначе непонятно, как держатся такие буфера), я слушал те же песни. Какая жалость: я теперь слишком верен, чтобы узнать, как они бреют себе лобки. Оказывается, во влюбленном состоянии верность перестает быть жертвенностью. Влюбленный хранит верность без усилий и не считает это подвигом в мирное время. Любовь – это такая мулька, которая делает верность естественной.
воскресенье Я рад, что вернулся, потому что скучал по Франсуазе и еще потому, что теперь меня ломает, когда никто не узнает меня на улице!
понедельник Увенчав лаврами В.С. Найпола вслед за Гао Синцзяном, шведы из Нобелевского комитета опять выбрали изгнанника, апатрида, эмигранта. Знак времени? Самые великие романисты не боятся покинуть родной дом: тринидадец переезжает в Лондон, китаец – в Баньоле [251] . Но ни Найпол, ни Синцзян не поменяли язык: Набоков, Кундера и Джозеф Конрад были круче. Отказавшись от родного языка, они избрали новую родину – Литературу.
вторник Говорить о себе плохо – это еще претенциознее, чем говорить о себе хорошо. Надеешься, что тебя тут же опровергнут или, на худой конец, что нейтрализуешь таким образом критиков. Подобным хвастунам навыворот я предпочитаю откровенных.
среда
Я в аэропорту Руасси, улетаю в Турцию. На этот раз Франсуаза соизволила составить мне компанию (она любит только солнечные страны). В нападении на Всемирный торговый центр есть свои преимущества – оно положило конец бардаку в бронировании. До 11 сентября любой пассажир мог быть не допущен на борт, хотя он заказал место и купил билет. Шансов было 50 на 50.
Теперь садись – не хочу, уверенности, что долетишь живым, нет, зато место обеспечено! Если исламисты собирались покончить с бездарностью дикого капитализма в одном отдельно взятом пункте, то они преуспели, равно как и пассажиры.четверг Стамбул – это Сан-Франциско для бедных; то вверх, то вниз, и повсюду вода. На террасе “Пера Паласа” мне хочется аплодировать. Этот пейзаж заслуживает stаnding ovation, да что там, даже испанского “Олa”! Красный диск солнца робко тонет в море, словно вода кажется ему слишком холодной, чтобы в нее нырнуть.
пятница Эй вы, расисты проклятые! Вы считаете, что турки – это такие усатые толстячки из “Полночного экспресса”? Вы забыли роскошь Византии, ставшей Константинополем, а потом Стамбулом? Поскольку Нью-Йорк теперь в дауне, чтобы оторваться, приходится ехать в мусульманские страны (в Дубай, как Усама, или в Турцию, как Оскар). Турки похожи на итальянцев, они высокие и одеты лучше, чем вы. Турчанки сражают наповал (Моники Беллуччи без Венсана Касселя!). Семьдесят процентов населения моложе тридцати пяти лет. В Стамбуле, в квартале Нишанташи, только что открылся модный ночной клуб “Буз”. После постройки плато Альбион [252] нигде не видел я подобного скопления атомных бомб. (Пишу под контролем Франсуазы, а она не подарок.)
суббота Что же касается минаретов, то они нацелены в небо наподобие обезвреженных ракет “земля – воздух”. Хотите, докажу, что эта страна не опасна? Мои романы очень хорошо здесь продаются. Про ночные клубы, про дурь, измены и декаданс! Пятьдесят тиражей!
воскресенье Полная луна над пустынным морем. Выражаю благодарность своей тоске. Без нее я был бы ни на что не годен, я всем обязан ей. Отныне я собираюсь бороться за легкость, умирать за афоризм, жить ради простой благодати. Буду считать себя не полезным, а просто уникальным. И уж раз меня обзывают сибаритом, я постараюсь соответствовать этому ярлыку. Я решил, что теперь никто не помешает моей жизни доставлять мне удовольствие.
понедельник Зачем писать о себе? Автобиографии слишком опасны, чреваты самовлюбленностью и мегаломанией, болезненны для близких и непристойны… У эпидемии “бесстыдных исповедей” (по выражению Танидзаки [253] ) существуют свои возбудители, свое объяснение, о котором никогда не упоминают критики: этот феномен – порождение телевидения. Поскольку писатели “медийны”, их уже нельзя читать, как раньше. Читатели, сами того не желая, пытаются за персонажем угадать автора, куда там Сент-Бёву [254] . Как мы ни силимся убедить себя, что читаем вымышленные истории, сегодня чтение любой книги становится упражнением в вуайеризме. Мы пытаемся выманить писателя из романа, увидеть “товар лицом”, показанный по телевизору или на газетных снимках. Если все художники не спрячутся, как Сэлинджер, им придется выставлять себя напоказ в собственных произведениях либо (против воли) их затмевать. Вот почему, даже если я пытаюсь действовать иначе и давать волю воображению, мне становится все труднее читать книгу, автор которой не является одновременно и ее персонажем. И уж тем более писать. Поскольку мне недостает мужества исчезнуть, я вынужден красоваться – до того как взорваться.
вторник
Мне позвонил Мишель Уэльбек. Когда я спросил его, хорошо ли он поживает, он мне ответил (помолчав пару минут):
– Глобально говоря, нет.среда
Вечеринка “ВСД” в “Вип” (или наоборот?). И опять я был лучшим в мире диджеем, но публика жалуется:
– Плачу десять тысяч евро, если ты прекратишь ставить Майкла Джексона!
Вслед за Майклом ставлю Джексона: “Don’t Stop till You Get Enough”, “Black or White”, “Billy Jean”, “The Way You Make me Feel”, “Bad”, “Wanna Be Startin’ Something”, “Beat it” (хочу уточнить, что слова и музыка всех этих классических хитов сочинены самим Майклом Джексоном). Танцующие сопротивляются как могут, но в конце концов сдаются повизгиваниям этого Франкенштейна R&B. Виртуальные манекенщицы демонстрируют свои формы на плазменных экранах. Смотрю на мужиков, которые дрочат исподтишка, запустив руку в свои пятьсот первые “левисы”. Когда меня освистывает танцпол, Азиз из “Лофта” мужественно встает на мою защиту:
– Я тебя обожаю!
А я и на самом деле круче Жан-Эдуара. Позволяю себе напомнить Жан-Рошу, что “Вип” назывался раньше “78” и что в то время Оскара Дюфрена звали Ален Пакади [255] . Много вы знаете диджеев, которые ставили бы Черроне после “ЭйСи/ДиСи”? Даже Джой Старр [256] мне морду не набил! (Надо сказать, что в телохранителях у меня был президент Дьедонне [257] .)четверг Жизнь – это длинный план-эпизод от рождения к смерти. Время от времени хочется при монтаже вырезать сцены.
пятница Франсуаза так ладно сложена, что создается ощущение, что ее ретушировали в пейнт-боксе. Теперь у меня есть цель в жизни: сделать эту женщину счастливой. Надо поторапливаться. Но я уже добился успеха: она прекратила принимать лексомил и снизила потребление снотворных до полтаблетки стилнокса за ночь. Порой я даже ловлю ее на том, что она беспричинно улыбается, глядя в потолок. Я живу для этих мгновений, потому что могу сказать себе: отличная работа, Оскар.
суббота Мне предлагают вести передачу на телевидении. Зачем? Меня и так знают.
воскресенье Моя жизнь – это пантомима, единственный выход из которой – писать книги.
понедельник Ура, войне конец, дела оживляются. В Париже бай найт по-новому используют виагру – на тусовках голубую пилюльку передают из рук в руки, чтобы взбодрить утомленных гуляк. Один мой приятель (имя его я не назову, чтобы не создавать ему слишком хорошей репутации), который принял ее, отправляясь в “Шандель”, поимел половину женского контингента знаменитого свингерского клуба и закончил вечер у проституток, потому что никак не мог насытиться! Мне он напоминает велосипедиста Тур де Франс, который в перерыве между этапами всю ночь гоняет на велосипеде.
вторник До того как я стал (немножко) известным, я отличался редким уродством. Популярность меня украсила.
пятница А я-то считал, что хочу быть единственным в своем роде! Не хочу я быть единственным в своем роде, все такие. Я хочу быть круче всех. Придется это признать, даже если это черт знает что. Мне самому в себе тесно, меня распирает от собственного вспученного Я, но я ведь с претензиями. Пора признать: любой писатель смешон, потому что претенциозен, даже если он говорит не о себе.