Агнета Плейель - Наблюдающий ветер, или Жизнь художника Абеля
Когда все было кончено, я намекнула, что ему пора. На улице стояла глубокая ночь, а мое внутреннее космическое тело не сдвинулось ни на йоту. Я хотела остаться одна. В тот момент ситуация сразу изменилась: наконец-то я сказала «нет», как долго он ждал этого момента! Он решительно отказался уходить.
Взвесив все «за» и «против», я продолжала настаивать. В мои намерения не входило подвигнуть мужчину на насилие, просто я действительно страшно от всего этого устала. Он повалил меня на кровать, а когда я попыталась встать, ударом кулака отбросил меня обратно. Потом он заметил на моем столе большие ножницы и схватил их, направив острие одного из лезвий в мое горло. Его лицо не выражало ничего, кроме ледяного спокойствия. Я вырывалась. Он приставил острие к моей сонной артерии.
Тут я с удивлением обнаружила, что он действительно может это сделать, – он способен меня убить. Я увидела ситуацию как бы со стороны. Она показалась мне смешной, какой-то несолидной, притом что я действительно испугалась не на шутку. В результате я подчинилась и разрешила ему остаться. На этот раз такой поворот дела его удовлетворил. Он выглядел уставшим не менее моего, однако довольным. Покидая комнату, он повернулся и с неожиданной горячностью сообщил, что в один из ближайших вечеров будет поджидать меня в воротах с ножом в руке. «Я сделаю из тебя шлюху», – предупредил он.
Я кивнула. Он ушел. Своей угрозы он так и не выполнил. Спустя некоторое время я столкнулась с ним в очереди за жареными сосисками. Он стоял передо мной. Получив свою сосиску, он обернулся. Только тогда я его заметила. Он напомнил мне про нож и свое обещание. Я кивнула. Это было наше взаимное соглашение, каким бы абсурдным оно ни казалось. Потом он позвонил и сказал, что заразил меня гонореей. Он солгал. Как видно, таким образом он пытался возобновить наши отношения.
Даже не знаю, с чего вдруг вспомнилось это происшествие, случившееся со мной полжизни тому назад. Я столкнулась с этим человеком еще один раз, много лет спустя. Он выглядел веселым и пригласил меня на кружку пива. Я согласилась, вероятно, из любопытства. Мне хотелось знать, кто он.
Полагаю, он был мелким жуликом. В пивной к нам подошла женщина, которую он представил как свою сестру. Они обменялись несколькими странными фразами. Когда женщина ушла, мужчина объяснил мне, что они готовят убийство – торговца мебелью, если мне не изменяет память. Не в последнюю очередь из соображений мести, однако главная причина – деньги. Я растерялась.
Поначалу я подумала, что это неправда. Хотя зачем ему, собственно, было меня обманывать? То же касалось и угрозы сделать из меня шлюху. Я не люблю вспоминать этот эпизод. Что касается моей внутренней тюрьмы, то в этом смысле ничего не изменилось. Небесное тело не сдвинулось с места. Однако самое неприятное – стыд. Как я только могла? И еще: как это мелко!
Он был в состоянии убить меня, по крайней мере покалечить или ранить, в этом я почти не сомневаюсь. Однако больше всего на свете я боялась действительно во всем этом участвовать; это чувство было сильнее страха быть убитой или покалеченной, который действительно присутствовал. В результате я позволила действовать вместо себя бумажной кукле. Как следствие, получилось псевдодействие, совершенно бессмысленное. И чему я научилась в результате? Ничему, разве получила кое-какое представление о механике насилия и убийства.
Я струсила. Я осталась в стороне и даже не разозлилась. Я сделала из всего спектакль, в котором и сама играла роль, между тем как воображаемое небесное тело оставалось моей единственной реальностью. Вот что самое страшное.
Незадолго после нашей последней встречи произошло еще одно в высшей степени странное событие.
Был ограблен и убит владелец велосипедной мастерской, находившейся неподалеку от моего дома. Я знала убитого, он чинил и мой велосипед. Я прочитала заметку в газете, и моя фантазия заработала. Я разволновалась, как будто дело касалось непосредственно меня. Впервые в жизни я представила себе лицо убийцы в момент совершения преступления – словно увидела его в глазок.
Со временем все улеглось. Я окончательно убедилась в том, что ошиблась. Теперь я уже не думаю, что этим убийцей был мой старый знакомый.
Глава V
Когда-то давно я лежала на кровати в детской. С тех пор прошла целая жизнь, и все выветрилось из памяти. Кроме одного – луны.
Она стояла в окне, лишь наполовину задернутом голубыми шторами. Серебристо-белая, полная, с лицом, на котором читалось холодное равнодушие. А по полу бесшумно бежал лунный ручеек. Я не могла уснуть, мое обычное состояние. За окном поблескивали чугунные балконные перила.
Что я еще помню? Я была мертва. В отличие от луны, которая производила впечатление живой. Это было пугающее и в то же время утешительное чувство. Я могла опускать и поднимать веки, как это делает Си со шторами в моей комнате. Я казалась себе механической конструкцией – и в этом состояла моя тайна, о которой не знал никто, даже Си.
Итак, я автомат. Я закрываю и открываю глаза, а лунный ручеек появляется и пропадает. Я – то же, что и пылесос, швейная машинка или сепаратор в Эльхольмвике. Я не ребенок, они заблуждаются. Утешение состояло в том, что в любом случае я остаюсь для них недосягаемой. Когда это было? Кажется, еще до школы.
Но кто в таком случае управляет движениями моего тела? Этот вопрос приводил меня в ужас. Потому что это была не я, а кто-то другой. Таким образом, мое тело находилось в чьем-то распоряжении.
Я все равно была несвободна.
Между нами и остальными простирается безграничное, никем не исследованное море. Мы – его первопроходцы. Однажды – это случилось еще в те годы, когда я жила в детской, – меня усыпили с помощью маски. Я лежала на операционном столе, а надо мной склонилась женщина в белом. Маска пахла резиной, и я закричала. Но женщина все равно прижала ее к моему лицу.
Что произошло потом? Я провалилась в темноту.
Вокруг меня была беспросветная ночь, но я нащупала под ногами твердую почву. Надо мной нависли два небесных тела, напоминавших лица моих родителей в профиль. Оба были неправдоподобно большими, и от них исходило холодное свечение. Они приблизились ко мне, и я почувствовала себя беспомощной. Я испугалась, но они не отступали, пока мамин нос не вошел в мое тело. Он причинил мне невообразимую боль. Позже я узнала, что это был скальпель.
И в тот момент, когда меня разрезал мамин нос, из-под моих ног ушла почва. И я понеслась сквозь мировое пространство, словно падающая звезда – маленький белый ребенок, похожий на спичечных мальчишек Нермана[26]. Так я достигла Земли.
Собственно, планета, на которой я оказалась, была похожа на Луну и так же безлюдна. Из ее черной почвы тут и там торчали огромные каменные глыбы. Я спряталась за одним из камней, понимая, что в этом нет никакого смысла: меня мог найти любой, кому это было нужно.
Так, умерев, я попала на Землю. Возможно, именно так все и происходит, когда мы рождаемся. Кем мы были до этого? Никто не знает. А в детстве? Люди сочиняют разные небылицы, выдавая порождения своей фантазии за факты биографии. Мне, например, всегда казалось, что я отличалась застенчивостью и хотела всем нравиться. Но самыми ужасными в жизни для меня остались моменты покаяния.
Ощущение вины само по себе стало главным искушением. Я просила о прощении. Я помню свою вечернюю молитву. Могли ли мои проступки на самом деле быть настолько ужасными? Безусловно, таковыми их делало мое воображение, но только это и имело значение. Молитва превращалась в маниакальное бормотание. Нужно было во всем признаться, но главное – ничего не забыть. Стоило пропустить одно имя – и случалась катастрофа. А имена цеплялись одно к другому, образуя все более длинные цепочки.
Когда, по крайней мере в количественном отношении, генеалогии достигли библейских масштабов, удержать их в памяти стало невозможно. Однако к тому времени я уже вышла из детского возраста. Не менее сложную задачу представляло повторение из раза в раз выдуманных мной же пространных молитвенных формулировок. Ведь я думала не только о собственном спасении, меня беспокоила судьба всего мира.
Есть дети, которые изобретают утомительные ритуалы, чтобы удерживать Вселенную в состоянии шаткого равновесия. Они берут на себя часть ответственности за мировой порядок и тем самым обретают власть. Но в основе этого лежит страх. Этот страх не имеет ни причины, ни названия и постоянно ищет возможности просочиться наружу. Я полагаю, речь идет об исконном страхе, который лежит в основе человеческой природы.
Потому что ребенок и есть первобытное человеческое существо.
Засыпала я всегда с трудом. Ночью я жила по особому расписанию, в котором сну отводилось определенное время.
После бормотания молитвы я обычно грезила наяву. Видения настигали меня внезапно, хотя и повторялись всегда в одно и то же время. Каждое из них имело определенную тему и, что неудивительно, мощный эротический подтекст, действие которого я чувствую до сих пор. Так продолжалось много лет подряд.
