Катрин Лове - Потешный русский роман
Что-то я расписался, пора остановиться. В ближайшие дни я отберу самые интересные места из заметок, присланных мне Валентиной до 20 ноября прошлого года, и пришлю Вам все, что может облегчить Вам поиски. Хочу еще раз подтвердить, что эта работа будет оплачена в полном объеме.
Состояние моего здоровья оставляет желать лучшего, хотя последние процедуры дали результат, на который я не смел даже надеяться, и позволили мне задержаться в Вашей стране. Но буду откровенен: не думаю, что мне отпущено много времени. Я хочу знать, что произошло с Валентиной, узнать новости, пусть и не от нее лично, если она по соображениям безопасности решила больше не писать мне. Да, Юлия, я рассматриваю и такую возможность – вопреки здравому смыслу. Почему? Предпочитаю не вдаваться в подробности. В России быстро становишься параноиком, не знаю, отдаете ли вы себе в этом отчет. Я готов ко всему, даже к худшему.
Простите, что перекладываю на Вас свои страхи и так многого жду.
Преданный Вам, Жан Либерман2 февраля 2009, в 23:45, Юлия Ивановна написала:
Добрый вечер, господин Либерман, Вы не должны так сильно беспокоиться о Вашей подруге Валентине И. Сибирь перестала быть гиблым местом, люди здесь больше не пропадают. В России все изменилось, абсолютно все. Я очень рада, что могу оказать услугу человеку, столь дорогому сердцу моей любимой подруги Елены Белл, предложив осуществить работу по поиску за половинный тариф.
Февраль в Петербурге не лучшее время года для Вас и Вашего здоровья. Поговорите с Еленой, у нее есть дома не только в России. Вам не обязательно ждать вашу подругу здесь. Впрочем, решайте сами.
Я сейчас очень занята делом о слиянии-приобретении. Вы уже знаете, что моя адвокатская контора занимается крупными сделками и другими делами. В нашей стране иногда случаются серьезные происшествия с детьми и родственниками предпринимателей. Мы добиваемся исключительных результатов. Завтра я улетаю в Нью-Йорк. Мы будем связываться по электронной почте. В нашей конторе работает очень энергичный стажер Каспер Краков. Он родом из Новосибирска. Каспер сделает все необходимые телефонные звонки.
Простите мне мой французский. Если хотите, я могу писать Вам по-английски.
Все будет хорошо.
Юлия Ивановна4 февраля 2009, 04:30
Уважаемая Юлия Ивановна,
Мне крайне неловко, что я добавил Вам хлопот. Думаю, поездки по миру и смена часовых поясов очень Вас утомляют, хотя к последнему Вы наверняка привыкли, ведь Россия такая огромная страна. Я смотрю на Елену и легко представляю себе, какую жизнь Вы ведете. Мы с ней почти не видимся. Даже разговариваем редко. Простите старому человеку сорока пяти лет его ностальгию, но что сталось с бесконечными спорами, которые вели на кухнях люди Вашего круга? Зачем иметь так много комфортабельных домов, если не живешь ни в одном из них? Но оставим эти грустные и неуместные вопросы.
В Санкт-Петербурге холодно, вчера пошел мелкий снег. Он кружит в воздухе, как в невесомости, и, кажется, никогда не долетит до земли. Я восхищаюсь этой красотой, Юлия. Замерзшие каналы, ставший на Неве лед, мосты, которые больше не разводят, внушают мне уверенность. Время как будто остановилось. Я тщательно выбираю маршруты для прогулок, что помогает мне сохранять иллюзию застывшего времени. Поздно ночью я подхожу к окну и смотрю на дымы, поднимающиеся над домами, стоящими вдоль канала Грибоедова. Под серым небом, подсвеченным желтыми фонарями, когда шины больше не визжат на обледеневшем асфальте, редкие прохожие кажутся персонажами прошлых столетий. Я смотрю, как замерзшие люди осторожно бредут по тротуару, и думаю об их судьбах, искалеченных тем или другим кровавым режимом. Как часто они молили Бога о спасении или куске хлеба, но Он их не слышал. Сегодня по улицам Петербурга ходят потребители, они возвращаются по домам из баров и ночных клубов, они развлекаются взахлеб и вели бы еще более развеселую жизнь, одели их судьба богатством и роскошью, которую они лицезреют на экранах.
Мне кажется, Юлия, что время здесь разложено по маленьким матрешкам, хранящимся в самой большой и пузатой. Я поглаживаю ее, взвешиваю на ладони, осторожно, одну за другой, открываю те, что спрятаны внутри, закрываю глаза, вдыхаю запахи и слышу все звуки мира. Я слушаю рокот революции, речи, произносимые с балконов, ружейные залпы расстрельных команд, грохот сапог чекистов, явившихся арестовывать очередного «врага народа», завывание сирен, грохот бомб, скрип полозьев санок, везущих на погост тела людей, умерших от голода и холода. Я вскрываю матрешки, слышу голос смерти, это маховик, индустрия, и вздрагиваю от ужаса, одинокий и жалкий в петербургской ночи. В этом городе все перемешано, позолота и ужасы былых лет вплавились в рекламные вывески дня сегодняшнего. Мне бы следовало проявить сдержанность, остановиться на этом самом месте, чтобы никто не мог сказать, что я лезу не в свое дело. Меньше всего мне хочется прослыть кретином в Ваших, Юлия, глазах, поскольку я успел очень к Вам привязаться. Но истина заключается в том, что я ощущаю непреодолимое желание останавливать спешащих по своим делам людей, чтобы поинтересоваться, известно ли им, как много их сограждан, загубленных властью в разные времена, лежат в земле, на которой они сегодня развлекаются, пытаясь забыться в угаре веселья. Я принадлежу к тем людям, которые продолжают ходить на кладбища, тогда как представители Вашего поколения вечно спешат по делам, а другие – те, что постарше или вышли в тираж, не имеют ни сил, ни желания ходить куда бы то ни было, разве что в церковь. Да, мадемуазель, я болван и тупица и никогда не получу отпущения грехов.
Я начал перечитывать письма Валентины за июль-ноябрь прошлого года и попытался выделить информацию, которая могла бы оказаться полезной стажеру Кракову в его поисках. Я надеялся приложить их к этому письму, но силы оставили меня. Приношу Вам свои извинения и обещаю, что непременно сделаю это.
Ваш Жан Либерман5 февраля 2009, 08:18
Дорогая Юлия Ивановна,
Переписка, осуществляемая с помощью новых технологий, чистой воды ловушка. Пишешь, пишешь, потом отсылаешь, даже не перечитав. Напиши я письмо от руки, Вы бы не получили вчерашнее послание, отправленное одним «кликом» мышки. Я смущен и растерян. Не знаю, кем Вы меня считаете, опасаюсь худшего и обещаю, что больше никогда не заставлю Вас терять время.
Передо мной сейчас лежит пачка карт, писем и распечатанных электронных сообщений, которые моя подруга Валентина присылала мне до того, как пропала. Я лихорадочно их перечитываю, пытаясь понять, что несколько недель назад заставило мою подругу замолчать. Какие предзнаменования я ищу? Хотите верьте, хотите нет, Юлия, но главное место в письмах Валентины занимают описания погоды, да, именно так, «дождь и вёдро». Эти страницы больше всего напоминают метеосводки. Я не могу понять причин столь внезапного интереса, обычно моей подруге нет дела до капризов неба. Я задавался этим вопросом, когда читал письма в первый раз, но сегодня ночью, перечитав все подряд, спросил себя, уж не закодированы ли отдельные фразы? Не стану знакомить Вас с многочисленными пассажами, в которых Валентина предрекает свою скорую смерть – из-за ужасающей жары, невыносимой влажности («бедные мои суставы!»), наступивших в начале ноября холодов. По всему выходит, что за время, прошедшее с июля до середины осени, я должен был бы похоронить ее не один раз. Сами знаете, люди говорят и пишут о погоде, если нет других тем. Не думаю, что это случай Валентины. Погода, безусловно, главенствует над всем и вся, но сегодня утром этот сюжет напоминает мне скорее неумолимого Бога, которому в далекой Сибири нужно каждый день приносить жертвы. Подобное предположение выглядит легковесным, но другого у меня нет, во всяком случае, в моем нынешнем состоянии. Я позволил себе скопировать несколько отрывков из текстов моей подруги и обещаю вскоре прислать Вам следующие.
Жан ЛиберманОтрывки из писем Валентины
«…ах, Жан, если бы ты только мог увидеть, с каким упоением люди здесь наслаждаются летом. Любой поступок, который в другое время могли бы расценить как свидетельство душевного нездоровья, летом проходит незамеченным. Можно прыгать и скакать на улице, впадать в детство, объедаться ягодами, запихивая их в рот горстями, плюхаться в воду с дикими воплями. Дни тянутся бесконечно долго, и эта бесконечность сладка, как мед, она навевает грезы о том, что на свете нет ни смерти, ни боли. В некоторые дни жара становится изнуряющей, все только и делают, что восклицают: «Какая жара!» – но в голосах слышится ликование. Даже собаки со смеющимися янтарными глазами произносят это слово – «жарко». Сибиряки устремляются на свои дачи, как на поиски потерянного рая, и начинается лихорадочный сбор урожая. Я ем какие-то невиданные ягоды, кладу в рот и упиваюсь соком. Щедрая земля одаривает людей немыслимым количеством овощей и фруктов. Скорее, скорее, собираем, нюхаем, пробуем, помидоры, огурцы, баклажаны, кабачки, перцы, клубнику, малину, смородину, голубику, бруснику, чернику, нужно поторопиться, собираем и запасаем на зиму цвета лета, мы похожи на золотоискателей, напавших на богатую жилу.
Повсюду, в лесах и вдоль дорог, собирают ягоды, травы, грибы. У меня выработался тот же рефлекс – наклониться и без стыда и зазрения совести обшарить нутро природы. Наверное, таким и был Райский сад до грехопадения, а, Жан? Щедрая земля и широко разинутые рты, жаждущие отведать нектара беспечности.
