Хельмут Крауссер - Эрос
– Вы плохо себя чувствуете?
– Да, немножко. Спасибо.
К ней несется Эмиль, с разбегу обхватывает ее колени. Софи вынуждена придержаться за стенку. Она не может высказать этого вслух, но она терпеть не может Эмиля. Да, да, малыш вызывает у нее почти что гадливость.
Затем она начинает плакать.
Декабрь 1951
Как только доктору Фрёлиху удалось поставить меня на ноги (что стоило ему немалых усилий), я устроил в своем замке первый званый пир. Это было в том же году, в начале декабря. Надо жить дальше, попытаться приглушить любовь к Софи. На праздник я пригласил все правление фирмы с женами, а также своих поисковиков. Найти для каждого из них новое рабочее место на наших предприятиях было нелегко, ведь для этого требовалась квалификация. Сильвия стала моим секретарем. Отталкивать прелестное существо, которое тебя боготворит и к тому же отличается честностью и прилежанием, не имело никакого смысла – особенно в момент, когда решил начать так называемую нормальную жизнь.
Официальным поводом для вечеринки явилось долгожданное окончание ремонта замка Ойленнест. Зал, в котором мы сидели, сверкал великолепием, не то что сейчас, ведь позже я велел убрать все украшения. Если хотите, могу показать старые фотографии зала, но вам и не нужно описывать все в подробностях, помните об этом.
Но существовал еще и второй, неофициальный повод собрать всех вместе – я наконец принял бразды правления заводами фон Брюккена. До сих пор я вел себя достаточно пассивно, позволяя Кеферлоэру делать все, что душе угодно, а теперь, только для того, чтобы переключиться с изнуряющей ненависти к самому себе на какое-то дело, я решил занять место моего отца, но участвовать в делах гораздо активнее, чем он. Большинство членов правления были в курсе этого решения, и с ними существовали договоренности, согласно которым они обязались поддержать меня. Если откровенно, то это были не совсем договоренности, а денежные вливания, по большому счету не такие уж необходимые, но так мне крепче спалось.
Я произносил патетическую речь о будущем наших заводов, обрисовывал планы их перспективного развития. Эта речь, подготовленная для меня Фихтнером, была нашпигована мудрыми изречениями, которые доказывали мою компетентность во всем. Мое кредо звучало как инвестиции. Деньги в банке – это мертвый капитал, говорил я, денежные средства обязаны работать, чтобы притягивать к себе новые деньги. Совершенно случайно это кредо оказалось верным для пятидесятых годов. Кеферлоэр не выглядел особенно удивленным – у него, естественно, были свои осведомители. Но он предоставил неизбежным событиям идти своим чередом – похоже, просто боялся затеять против меня что-нибудь экстраординарное.
– Поздравляю, Александр! От имени всего правления искренне желаю тебе счастья!
Он вручил мне подарок – какую-то античную статую без головы, завернутую в бумагу. Аллегория мудрости, если мне не изменяет память. Безголовая Сапиенция – явный камушек в мой огород.
Я поблагодарил и протянул Кеферлоэру письмо.
– У меня тоже есть кое-что для вас.
Затем обернулся к его сыну:
– Лукиан, можно с тобой поговорить?
Тот прошел за мной в кабинет. Притворяя за собой дверь, я увидел, что Кеферлоэр вскрыл конверт, немедленно принялся читать письмо, и его лицо исказилось от ужаса. Благоразумнее всего было запереть дверь кабинета на ключ.
– Луки, сейчас твой отец начнет бушевать. Ты простишь мне? Скажи честно и откровенно, я должен это знать.
Лукиан ответил, что все в порядке – его отец пожил в свое удовольствие, пора и честь знать. Не нужно о нем беспокоиться.
– Ты прав. А тебе я хочу предложить план.
– Какой?
– Мы расширим фирму. Откроем новый филиал в Вуппертале.
– В Вуппертале? Но что мы там, пардон, забыли?
– Мы расширим сферу нашего влияния.
– На Вупперталь?…
– Софи должна жить счастливо.
– Чего?!
Дверная ручка заходила ходуном. Затем в дверь начали барабанить. Послышался громкий голос Кеферлоэра, он кричал во всю глотку, видимо, потеря лица заботила его гораздо меньше, чем грядущая потеря власти.
– Александр! Этого делать нельзя! Давайте поговорим!
– Но я не хочу в Вупперталь! – воскликнул Лукиан. – Александр, что все это значит?
– Ты будешь самым важным для меня человеком. В Вуппертале. Потом объясню подробнее.
Кеферлоэр-старший заколотил в дверь еще сильнее, мы даже рассмеялись.
– Ты сумасшедший, – пробормотал Луки.
– Да, наверное.
– Александр! Неблагодарный мальчишка! Немедленно открой! – кричал Кеферлоэр.
– Скажи мне только одно: ну почему до сих пор эта Софи? Чем тебе не нравится Сильвия? Такая достойная девушка!
– Луки! Ты там?
– Гляди, Луки, вот эта дверь – к твоему отцу. А вон та – в Вупперталь. Выбирай!
Эти слова прозвучали более резко, чем было необходимо. Мы сели рядом. После того как я в общих чертах обрисовал Лукиану свои планы, то уже не стал казаться ему таким уж сумасшедшим. Софи не должна ни в чем нуждаться. Если она не хочет принимать помощь, значит, нужно помогать ей тайно. С мечтой завоевать ее сердце я уже распрощался, но это не причина для того, чтобы оставить Софи прозябать в нищете. Наблюдать за Софи – ненавязчиво, соблюдая дистанцию – в этом и состоит задача Лукиана, вдохновляющая и благородная. Мы договорились, что в будущем Лукиан станет моим единственным заместителем, жалование у него будет просто сказочное, только пусть он согласится прожить несколько лет немного необычной жизнью.
– Итак, через какую дверь ты хочешь выйти? К папочке или в Вупперталь?
– В Вупперталь.
– Браво! А теперь продолжаем праздник.
Снаружи до нас доносился слабеющий голос Кеферлоэра:
– Александр!.. Эй вы, не смейте прикасаться ко мне!
Похоже, служба безопасности выпроваживала его из зала.
– Ты пожалеешь об этом! Ты, задница, возомнившая о себе слишком многое!
Вопль Кеферлоэра несказанно позабавил меня. Впервые за несколько недель я рассмеялся от души.
Поэтам весьма редко удавалось адекватно воспеть эротику власти, и это не удивительно: вряд ли кто-либо из них обладал реальной властью и на собственной шкуре ощутил ее магическое воздействие. Активное вхождение во власть помогло мне начать новую жизнь. Сублимируя любовь, загоняя ее в темницу памяти, я взрослел и… становился удачливым бизнесменом. Уверенной рукой я вел заводы фон Брюккена к новым вершинам, строя настоящую империю. Позже меня даже называли Александром Великим, в том числе и мои конкуренты. Но все это не так уж интересно.
В ночь после праздника я переспал с Сильвией, потому что тешил свою гордость и… бог знает еще почему. Я был совсем пьян, однако мне удалось изобразить какое-то подобие оргазма – как у нее, так и у себя. Кстати, это было мое первое совокупление. Именно совокупление – самое подходящее здесь слово.
Июнь 1953
После семи диких ссор, чередующихся с шестью примирениями, Рольф окончательно расстался с Биргит и утвердился в мысли о том, что Софи всегда нравилась ему больше. Теперь он имел полное право переключиться на Софи.
Уже целую неделю Софи не девственница, и это несколько повышает ее самооценку. Действительно ли она продолжает любить Рольфа или лишь радуется своей запоздалой победе над сестрицей-соперницей, Софи и сама точно не знает, но ей просто необходима близость Рольфа, тепло его тела, его чувственная страсть, иначе жизнь была бы совсем серой и безрадостной. Над ее кроватью висит плакат с изображением Ленина, и Рольф ворчит, что эта штука отнюдь не повышает его потенцию. Софи пропускает его ворчание мимо ушей: у нее совсем другие проблемы.
– Похоже, Биргит никогда не захочет разговаривать со мной.
– Ну и что? Подумаешь! Тебя это так сильно напрягает?
– Да. Конечно.
– Так сходи к ней, в чем проблема? Возьмите да поговорите.
Женщины встречаются на следующий день – случайно пересекаются на улице. Эта случайность, можно сказать, закономерна – в маленьком городке трудно не встретиться. Вопреки опасениям Софи Биргит проявляет желание не только поговорить, но и помириться, однако настойчиво отговаривает Софи от связи с Рольфом. В нем столько мещанства, он погряз в болоте, а еще, представь себе, верит в астрологию и вообще типичный Рак. Правда, того факта, что он хорош в постели, Биргит не отрицает. Да что там… У Биргит, честное слово, гора с плеч свалилась – наконец-то нашелся самец, который сделал Софи женщиной. Биргит не договаривает до конца, но уж она-то знает, что причиной невротических склонностей Софи являлась именно девственность. Оставаться девушкой к двадцати двум годам – это, знаете ли, слишком даже для пятидесятых. Настало время познавать причинно-следственные связи современности не только через политические дискуссии, но и через сексуальный опыт. К этому, конечно, не призывают в газетах – об этом пишут в книгах для культурных людей. Биргит сейчас увлекается Сартром и Генри Миллером, которого читает в оригинале, по-английски. Прозу Миллера она находит хоть и отталкивающей, но тем не менее интересной. Что до самой Софи, то она никогда не оттягивала специально момент своей дефлорации, поэтому не придает данному факту особенного значения. Колкие замечания Биргит немного обижают Софи, но в целом они несущественны.
