Эмир Кустурица - Сто бед (сборник)
Его крестный путь к вершине скалы состоял из двух подъемов и трех спусков. Именно они представляли наиболее трудное испытание. Как и в жизни, необузданность заставляла его выбрать идущие вверх дороги, и ему казалось, что он преодолевал их с большей легкостью, нежели падения вниз головой. Ведь поперечные пути не предлагались, а спуски он освоил недостаточно. Они были навязаны ему историей и порожденными ею бедами. Коста знал, что теперь к жизни его привязывает только эта голгофа! Выдержат ли руки и эта дорога вес его тела? Прямо перед ним сходились в один уступ три хребта. При условии, что ему удастся три раза подряд залезть и спуститься, а потом, под конец, еще раз пройти через вершину, останется последний подъем, ведущий к возвышающемуся над городом пику.
Коста заметно устал. Схватившись за веревку, он подтянулся к вершине. Он был изнурен, пот ручьями струился по поднятому и перекошенному от усилий лицу. Но его глаза и улыбка по-прежнему освещали всю долину. Перевалив за второй хребет, Коста позволил себе соскользнуть вниз. Приблизившись к третьему, он испытал облегчение и улыбнулся. Теперь он знал, что, несмотря на крайнюю усталость, скоро увидит Младу.
Коста взобрался на скалу, застонал, вскрикнул от боли и наконец одолел последнюю вершину. Он побежал к началу последнего подъема и, точно в трансе, атаковал его, таща за собой мешок с камнями. Он споткнулся – ноги уже не держали его, – рухнул на колени и перевалился на спину. Но не отступил.
До верха оставалось двести метров, которые Коста прополз. Теперь небо поменялось местами с землей, а земля заменила небо. Все перевернулось; он пятился задом. И вдруг замер. Прикосновение к какому-то черепу заставило его стремительно обернуться. Порывы ветра хлестали по горе; Коста заметил тоннель. В глубине его виднелось небо. Две летящие птички держали в клювах развевающееся свадебное платье. Обнаженная Млада выпрямилась во весь рост, птички вспорхнули, потом одновременно опустились. Млада надела подвенечный наряд. Она была счастлива. Коста прикрыл глаза. В тоннеле кто-то бросился в дальний конец, к небу: это убегала Млада. Коста со всех ног ринулся следом и быстро добрался до конца тоннеля. Но Млада прыгнула в озерцо и скрылась под водой. Коста тотчас прыгнул за ней. Оба нырнули. Но не могли найти друг друга. Вдруг под водой Косты коснулась какая-то рука. Он обернулся.
Раскат грома. Коста вздрогнул, очнулся от своего сновидения и снова посмотрел наверх. Небо разверзлось, и потоки дождя хлынули Косте на лицо.
Он поднялся и, словно движимый приливом каких-то животных сил, снова принялся бежать и карабкаться. С большим усилием мученик втащил свой привязанный веревкой и поясом мешок и достиг опушки, откуда город был виден как на ладони. Недоверчивым взглядом Коста в который раз оглядел четыре стороны света.
«Я снова достиг вершины», – подумал он.
Разбитый неимоверной усталостью, Коста направился к большому камню, где обычно отдыхал. В небе над ним пролетела ворона и глянула на него своими умными глазами. Она описала над братом Костой большой круг, который все же означал новый виток в его жизни. И лицо страдальца осветилось, несмотря на прерывистое дыхание.
Он снял пояс и веревку и сел. Когда биение сердца снова вошло в ритм, а дыхание восстановилось, он вытащил из мешка две грозди винограда и вместе со Священным Писанием положил на камень. Коста не видел, как на соседний валун уселась ворона. Он смотрел на долину, на опоясанный голой скалой город, и сердце его исполнилось тоской. И, плача тихими слезами, Коста следил за полетом двух соколов над бескрайней долиной.
Он бы еще долго плакал, если бы ворона не воспользовалась этим и одним прыжком не оказалась на камне, где лежал виноград. Коста обернулся, и слезы его высохли. Глядя, как птица клюет ягоды, он снова заулыбался.
Ценой неимоверных усилий Коста поднял над головой мешок и высыпал из него камни, которые только что принес на эту вершину над городом. Теперь он смотрел, как они катятся по скалистому склону. «Завтра, – думал он, – сложно будет начать все сначала, все столь же невыполнимое, каким оно было сегодня».
Странник в браке
Мой отец Брацо Калем обожал рассказывать о героических подвигах женщин. Любимыми его героинями были Жанна д’Арк, Мария Кюри и Валентина Терешкова. Но когда ему случалось вспомнить о роли матери в истории, его охватывало волнение, сорочка явственно трепетала в том месте, где находится сердце, отец ослаблял узел галстука и в конце концов заливался слезами.
– Мать Момо Капора[24] собственным телом закрыла своего маленького Момчило от сброшенной фашистами на Сараево бомбы. Сохранив ребенку жизнь, сама товарищ Капор погибла от взрыва!
Слезы струились по его щекам. Глядя на него, я тоже расплакался… Ну да, расплакался! Даже не понимая, что больше растрогало меня: плачущий отец или история этой матери.
Мой отец не соответствовал югославскому стандарту. Росту в нем было метр шестьдесят семь, и он носил пятисантиметровые каблуки. Он следил, чтобы длина брюк скрывала их, поэтому костюмы всегда шил на заказ у портного. Когда в моду вошли брюки клеш, из-под них виднелись лишь носы его ботинок. Возле женщины среднего роста – а я имел возможность заметить это во время празднования 29 ноября[25] – он держался с заметным превосходством. Надо сказать, отец без зазрения совести бросал на женщин страстные взгляды, а те в ответ улыбались ему.
– Ах, перестаньте, пожалуйста, товарищ Калем! Вы меня смущаете…
Если дамы проявляли такую слабость в отношении моего отца, понятно, почему они не выступали в первых рядах во времена великих потрясений, революций и разных войн. И только потом, когда осознали, что в их деяниях недостает женщин, мужчины стали разыгрывать из себя джентльменов. Я не мог похвалиться своими познаниями в области истории человечества. В лицее мы как раз в третьем классе приступили к изучению периода замены матриархата патриархатом. До этого власть над мужчинами и животными находилась в руках женщин. Это было время, когда мужчина-охотник утратил свое первенство. С тех пор счеты между мужчинами и женщинами так и остались в подвешенном состоянии. Сменялись тысячелетия, а вопрос этот так и не решен. Сегодня мы отмечаем 8 Марта и подвиги партизанки Мары! О ней отец тоже очень любил рассказывать. Но почему именно мне? Он ведь прекрасно знал, что мне плевать!
Любовь к тайнам появилась у меня, когда я был в отряде разведчиков Савы Ковачевича, в летнем лагере в Сутьеске. Кто мечтал стать гонцом, обязан был в совершенстве овладеть техникой молчания. Да еще на разные лады, чтобы не оставаться простым разведчиком. Чтобы получить это звание, надо было все двадцать четыре часа в сутки держать рот на замке. Мне очень нравилось молчать: меньше говоришь, больше думаешь! Напрасно твердят, что речь – самое прекрасное достижение человечества. Я убедился, что никогда не следует болтать напрасно или впустую. Именно поэтому провалились мои первые опыты с девочками.
На одном свидании, к примеру, я принялся блеять, как баран, и плевать сквозь зубы.
– Да скажи хоть что-нибудь! – воскликнула она.
– Что?
– Что-нибудь приятное…
– А что ты считаешь приятным?
– Не важно. Например, ты мог бы сказать, что любишь меня…
– Еще чего! Да и вообще, это неправда!
До поры до времени я ни разу в жизни не рассказывал друзьям, что происходит у нас дома. Но в один прекрасный день что-то толкнуло меня излить душу Цоро и Црни. Попивая пивко перед магазином, мы поджидали придурков с Пейтона, чтобы срубить с них бабки за проход по нашей улице. Я принялся пересказывать историю про мамашу Момо Капора, и вдруг на мои глаза навернулись слезы. Цоро немедленно набросился на меня:
– Тоже мне плакса! Разнюнился, как девчонка!
– Всего-то одна слезинка…
– Хулиган, если он, конечно, настоящий, никогда не хнычет. Даже если у него только что мамаша откинулась!
– А сам ты разве не плакал, когда твой старик помер?
– Ты, это, меня не трожь! Я твой босс! Все, пошли отсюда.
Его прозвали Цоро, косой, потому что он был близоруким и щурился, чтобы прочесть или разглядеть что-нибудь издали. А очки носить отказывался, чтобы не выглядеть как девчонка. Из всей нашей банды Цоро был самый крепкий, вечно дрался со старшими ребятами и первым надел клетчатые штаны. И тогда в школе все учителя стали называть его клоуном.
– Если я клоун, господин директор, то кто вы? Клоунский директор?
– Попридержи язык!
– А Род Стюарт, по-вашему, тоже клоун? У него тоже такие брюки.
– Следи за тем, что ты говоришь!
– И бабок у него на все хватит: он может купить эту школу, и этот актовый зал, и журнал, куда вы нам лепите свои колы да пары!
![Сильвия Дэй - Сплетенная с тобой [Entwined with You]](/uploads/posts/books/16630/16630.jpg)
