Олег Ёлшин - Миллион для гения
– Иконы, – подумал он, но пригляделся. Нет, не иконы. Какие-то грамоты, наградные листы, фотографии с печатями. Он начал про себя читать:
«Поэту Тепанову литературная премия им. Достоевского».
«Литературная премия им. Чехова».
«Литературная премия им. Шолохова».
«Премия Э. Хемингуэя».
«Премия Х. Кортасара».
«Грамота за вклад в литературную деятельность».
«Премия Союза Журналистов Подмосковья»,
«Премия Союза Писателей 21 века».
Снова какие-то премии и наградные листы.
Горький, Шолохов, Толстой, Тютчев, Пришвин… Все эти гениальные, любимые писатели и поэты снизошли до этого издателя, поэта, деятеля, уделив ему своё благосклонное внимание и почтение! Эта стена была, словно иконостас, а на нем признания, поздравления, премии. Много, очень много признательных бумаг, целая стена в деревянной оправе!
Вот настоящий Храм искусств! – подумал он. – Вот каким должен быть Храм! Наконец, он его нашел! Серые облезлые стены, низенький потолок, никаких дорогих офисов и секретарши у входа. Сидит здесь этот удивительный человек и творит, и помогает другим. Он беден. У него нет миллионов и миллиардов, видимо, ничего нет кроме этого подвального помещения и… его стихов. Поэтому все эти великие собрались здесь, в подвале, чтобы его поддержать, почтить своим вниманием. Храм искусств, Храм поэзии, Храм книг! Таким он и должен быть!
Больше его не смущал маленький обшарпанный офис. Наоборот! Он помнил из далекой юности, как точно в таких же подвалах рождались маленькие театры в старой любимой Москве, где собирались актеры и режиссеры, просто талантливые люди и превращали эти заброшенные помещения в настоящие театры, по вечерам набивалось много народу, и шел спектакль. Это была целая эпоха, десять или двадцать лет сотни таких маленьких театров несли людям радость. И уже все равно, какие там стены, какие платят деньги. Главное Театр! А для кого-то главным было выходить каждый вечер на подмостки и творить! Потом все исчезло. Было стерто. Было сметено. Время сдало эти подвалы в аренду под склады. А тут удивительный человек и его подвал! Он пришел по адресу!
Леонидов очнулся от своих мыслей, услышав голос, который спокойно и вкрадчиво что-то объяснял, обволакивая и притягивая к себе. Этот голос внушал абсолютное доверие, поэтому, когда Леонидов услышал слово ДОГОВОР, сразу же сказал: – Мне не нужно никакого договора, вполне достаточно, что вас рекомендовал писатель, – и назвал имя неизвестного ему человека. Знакомого одного знакомого, знакомого его жены.
– Вы уверены? – спросил Тепанов.
– Конечно! – ответил Леонидов. – Главное, что мои книги вам понравились, а ваш друг-писатель заверил – если Тепанов возьмется, он СДЕЛАЕТ! Для меня этого вполне достаточно!
Тепанов внимательно на него посмотрел, подумал и произнес:
– И все-таки давайте подпишем договор, – сказал мягко, но настойчиво, – для порядка, так сказать.
– Удивительная порядочность, – подумал Леонидов, подписывая не читая. Он готов был выложить деньги под честное слово, а тот по собственной инициативе предлагает гарантии. Такое сегодня редко встретишь. Впрочем, если человек занимается творчеством, возможны лишь порядочные отношения, не иначе. Он его прекрасно понимал. Сам на его месте поступил бы точно так же. Тепанов забрал свой экземпляр, отдав Леонидову другой, сказав: – На досуге ознакомьтесь, – и стал пересчитывать деньги. Денег было немного – всего-то несколько пачек тысячных купюр, не долларов, рублей. Не миллионы! Не миллиарды! Он пунктуально выполнял свою работу. И на мгновение Леонидову показалось, что делает это он как-то стыдливо.
– Не привык человек работать с деньгами, – подумал он, вспоминая свой опыт. Он продолжал смотреть на него и поневоле залюбовался. Его пальцы, которые так бережно и даже нежно перебирали презренные купюры, напоминали пальцы скрипача – длинные и тонкие.
– Поэт, издатель с руками музыканта! Где сегодня такое увидишь? Робко считает жалкие бумажки. Потом все потратит на гонорары критикам, на рекламные статьи в газетах, на новостных сайтах и ничего не оставит себе! Делает это из удовольствия! Из желания помочь! Удивительный человек! – подумал он, вспоминая людей, с которыми работал долгие годы. Все они умели считать деньги, умели их зарабатывать и делали это уверенно и азартно, а этот считает несколько пачек жалких купюр, едва не краснея.
Наконец, подсчет был окончен. Тепанов все-таки покраснел и спрятал их в какую-то коробку (сейфа здесь не было).
– Вы напрасно не стали читать договор, – сказал он, – я прописал ряд мер, которые мы будем предпринимать для продвижения ваших книг.
– Мы можем поговорить об этом, пока я здесь, – возразил Леонидов. Поэт задумался и продолжил:
– Хорошо, давайте поговорим. Итак… Сначала мы напечатаем две ваши книги небольшими тиражами – по триста штук. Это входит в стоимость нашего договора.
– Я могу отдать вам свои, – предложил Леонидов, – у меня уже напечатан большой тираж.
– Нет-нет! Мы сделаем это сами, – спокойно возразил Тепанов. – Мы должны откорректировать, потом отредактировать, изменить дизайн обложек, напечатать и только потом будем распространять.
– Вы будете что-то менять? – вздрогнул Леонидов.
– Успокойтесь, – ответил тот, – я не собираюсь ничего портить, да, и менять там нечего. Книги написаны профессионально, но необходимую корректуру все же проведем. Даже Чехова редактировали, – произнес он и посмотрел на стену-иконостас с портретами классиков.
Леонидов успокоился, еще раз убедившись в том, что не ошибся адресом.
– Я семнадцать лет работаю в издательском деле и сделаю это профессионально, – добавил он. – А потом…
Леонидов замер. Сейчас ему наконец расскажут, как будет продвигаться новый бренд под названием «Леонидов» – никому неизвестный автор.
– …потом мы будем писать с моими коллегами, известными критиками, рецензии и статьи, будем печатать их в различных газетах и размещать на литературных ресурсах в Интернете. Мы поместим ваше интервью в моём Литературном журнале, который выходит пятитысячным тиражом. Потом вам дадут одну из премий, – и он посмотрел на стену с классиками. – Те, словно закивали ему, соглашаясь с таким решением, – и, наконец!.. – он замолчал. Леонидов тоже молчал, боясь нарушить волнительную тишину каким-нибудь нелепым замечанием. – И, наконец, будем продавать! Думаю, через четыре месяца мы выйдем на тиражи в пять тысяч экземпляров! Во всяком случае, обеспечим такой спрос! Мы будем работать с крупной книготорговой фирмой, которая держит добрую половину рынка страны. Вас будут читать! Ваши книги будут продаваться во всех крупных магазинах столицы и не только!
Леонидов был счастлив. Он не смел на такое надеяться. Всего четыре месяца, и тысячи его книг разойдутся по рукам читателей. Его будут покупать! Будут читать! Он снова посмотрел на этого высокого худого человека-поэта-издателя. Тот был в стареньком пиджаке, под которым виднелась серенькая водолазка, и ему стало неудобно за свой вид. Только сейчас он понял, как несуразно выглядел костюм от великого Маэстро Кутюрье в этих стенах. Здесь не нужны были ни обложки, ни фантики, ни ленточки, ни прочие аксессуары, превращающие книги в сувенирную продукцию. Здесь нужны были только рукописи книг и он сам – такой, какой есть, без всяких изысков и костюмов.
Они попрощались, и Леонидов покинул это волшебное помещение, напоминающее келью монаха.
– Все-таки не всегда нужно слушать Ангела, особенно, если ты чего-нибудь да стоишь, – подумал он, выходя на улицу, где солнце нещадно резануло его по глазам ослепительным зимним светом.
– Выход из подземелья был найден! А я волновался! – подумал Леонидов напоследок, обходя полукруглое здание-Храм. Храм книг.
22Пожилая женщина сидела перед телефонным аппаратом и заметно волновалась. На ней был несуразный праздничный костюм, необычная прическа и макияж, который совсем не скрывал ее морщин и возраста. Видимо, она куда-то собиралась или уже собралась. В место необычное для нее и теперь чувствовала себя неловко и некомфортно. Она сидела, оглядывалась по сторонам и думала, потом сняла трубку и нервно набрала номер.
– Георгий? Гоша? Здравствуй! – тихо произнесла она.
На другом конце провода послышался шорох, а затем обрадованный голос:
– Марина Сергеевна! Здравствуйте! Как давно вы не звонили!
Голос Гоши был восторженным, по-детски наивным. Он совсем не напоминал того уставшего изможденного человека, который часто в последнее время снимал трубку, но сразу же нервно клал ее на место. Он давно ни с кем не разговаривал, хотя ему звонили часто, звонили каждый день. Просто было не с кем поговорить. А тут этот звонок из далекого детства.
Женщина задумалась и спросила: – Как ты, Гоша, как твои дела? Как мама?
– Спасибо, Марина Сергеевна, – обрадовался он простому человеческому вопросу. – Я хорошо, мама тоже хорошо. – Он задумался и добавил: – Давно хотел вам позвонить, но не решался. Вы все там же, в нашей школе? По-прежнему преподаете математику?
