Светлана Талан - Не упыри
Чтобы сгладить неловкость, Валя начала выкладывать на стол содержимое своей корзинки. Мы попили чаю, поблагодарили хозяйку и пошли. Уже у порога мы одновременно повернули головы и взглянули на кастрюлю, из которой вырывались струйки пара и все так же вкусно пахло. Во двор мы вышли, зажимая рты ладонями, чтобы не расхохотаться, и только там дали себе волю. Смеялись мы долго, до слез, пока Валя не сказала:
– И что же, все-таки, у нее там так пахнет?
– Этого мы уже никогда не узнаем! – сквозь смех с трудом проговорила я.
– Никогда! – повторила Валя, вытирая глаза.
Подруга моя побежала на свидание, а я отправилась на вокзал. По пути мне почему-то стало грустно. Может, потому, что Валя сейчас со своим любимым, а я все еще в ожидании?
… сентября 1957 г
Весь наш курс послали на целый месяц в колхоз. Мы были рады, ведь стипендию нам выплатят целиком, а в колхозе будут бесплатно кормить. Денег за работу нам не обещали, но все мы были убеждены, что деньги не главное, сейчас важно помочь стране убрать урожай. И мы были готовы трудиться не покладая рук.
Нас поселили в сельском клубе. Всем выдали по одеялу, которое должно было служить постелью. Девчат разместили на сцене, а парней в конце зрительного зала. Импровизированную девичью от мужского помещения отделяли кулисы. Питаемся мы в колхозной столовой, и здешняя еда кажется нам очень вкусной. И вообще – весело, потому что с нашими ребятами не заскучаешь. То наловят мышей и выпустят на женской половине, то всячески подшучивают над нами. Чаще всего нас посылают убирать картошку или помидоры, но ежедневно двух студентов отправляют на сбор винограда и персиков. Я с нетерпением жду своей очереди. Кому не охота полакомиться сочным спелым виноградом или наесться до отвала персиков?
Наработаемся так, что ни рук ни ног не чувствуем. Поужинаем, вымоемся, наступает вечер – и куда только девалась усталость! Идем в клуб, а там темно, потому что света нет – одна керосиновая лампа. Попоем, потанцуем под «ля-ля-ля», и все равно спать ложиться еще рано, да и не хочется. Тогда наносим сухого хвороста, разведем большой костер и рассядемся вокруг. Печем картошку и рассуждаем о будущем. Мы знаем, что всех нас разбросает в разные уголки страны, а цель одна: нести свет знаний в народ, чтобы нигде не осталось неграмотных. Мечтаем о новой, прекрасной жизни в стране, о том, что вскоре и мы внесем свой вклад в это большое дело. От одной мысли о причастности к такой величественной миссии захватывает дух. Хоть бы поскорее закончить учебу и взяться за работу. А если взглянуть с другой стороны – до чего же не хочется, чтобы заканчивалась студенческая жизнь!
Когда от усталости нас начинает клонить ко сну, идем «домой». С Валей мы всегда спим так: одно одеяло стелим на пол, под голову кладем аккуратно сложенные платья, под них ставим обувь – это наша подушка. Вторым одеялом укрываемся. Так и удобнее, и теплее.
… октября 1957 г
Из письма Романа: «Сегодня я был в наряде. Невдалеке от этого места стоит в тихой задумчивости старый клен. Грустит, наверно, потому что время от времени игривый ветер налетает на него, путается в густых ветвях и безжалостно срывает его светло-золотистый убор. Листья выделывают пируэты в воздухе, сбиваются в стайки, кружат и только после этого ложатся на землю, образуя сплошное желто-оранжевое покрывало. Я подумал о том, что мне придется видеть эту картину еще дважды. Клен будет сбрасывать листву и в следующем году, и еще через год.
И мне вдруг до боли в груди захотелось оказаться на месте кленового листка. Я хотел бы, как и он, оказаться в свободном полете. А зачем? Ради тебя, любимая моя. Чтобы порыв ветра подхватил меня и принес к тебе, и я бы лег к твоим ногам…»
Я снова и снова перечитываю эти строки. Уже знаю их почти наизусть. Но от этого они не приелись, не надоели, наоборот – каждое слово из письма Романа, несмотря на то, что стоит осень, похоже на дуновение весеннего ветра. Ласкает слух, вносит в мою жизнь что-то светлое, живительное, незабываемое…
… декабря 1957 г
Из моего письма к Роману: «У нас с тобой один мир на двоих. Разница лишь в том, что нас разделяет расстояние. Но его легко преодолевает мысль. Я думаю о тебе ежеминутно, ежесекундно. Я мысленно говорю с тобой. Ты всегда рядом: когда я сижу на лекциях, когда возвращаюсь домой, когда сплю.
Любимый, дорогой, единственный! Я помню все наши встречи, помню до последних мелочей, помню каждый взгляд. Даже если нас что-то разлучит, и ты не будешь со мной, наши свидания будут стоять у меня перед глазами всю жизнь, потому что они навсегда запечатлены в моей памяти. Ты – моя первая любовь. Ты – моя первая и единственная любовь…»
Я пишу Роману очень часто. Не знаю, хорошо это или плохо. Валя переписывается с Васей, но они пишут по одному письму в месяц. Она считает, что это нормально, потому что если писать чаще, можно друг другу надоесть. Но я знаю другое: моя подруга ужасно не любит писать письма. Она была бы совсем не против ежедневно получать весточки от любимого, но Вася тоже не любит писать. А я… Мне не приходится потеть над чистым листком бумаги, подбирая слова. Они сами возникают из глубины души, как легкое дыхание моей любви, и ложатся на бумагу, чтобы через несколько дней согреть Романа своим теплом в холодный декабрьский вечер…
… января 1958 г
Из письма Романа: «Я тоскую по тебе, любимая. Мне так тебя не хватает! Хочется коснуться твоих мягких волнистых волос, почувствовать запах любистка и ромашки. Хочется пропустить их пряди между пальцами, почувствовать, как они приятно щекочут лицо. А еще – увидеть, как легкие снежные хлопья кружат над твоей головой и не тают, ложась на твои волосы…»
Милый, любимый Роман! Пиши мне чаще, ищи для меня самые лучшие слова, потому что я их так жду! Девчата из института бегают на свидания, ходят в кино, целуются, влюбляются, разочаровываются и снова ищут свою любовь. А я живу, Роман, только твоими письмами…
…мая 1958 г
Нина до сих пор встречается с Дмитрием. Я ловлю на себе его взгляды, в которых одновременно читаются и восхищение, и боль. Делаю вид, что ничего не замечаю, и вообще стараюсь пореже попадаться ему на глаза. Но есть еще и вечера в институте, на которые его приглашает Нина. Однажды он улучил момент, когда я осталась в одиночестве, и пригласил меня на танец. Мне было неловко отказать. Во время танца я почувствовала, что его пальцы, касаясь моего тела, слегка дрожат, поэтому так и не смогла поднять голову и взглянуть ему в глаза. Спасибо Нине, что она мигом примчалась откуда-то и чуть ли не силой оттащила Дмитрия от меня.
– Неужели она совсем слепая? – спросила Валя, кивнув в сторону Нины.
– Что ты имеешь в виду?
– То, что Дмитрий до сих пор тебя любит.
– Тебе показалось.
– Нет. Ты и сама это знаешь, – уверенно проговорила подруга. – А вот на что надеется Нина? Не понимаю…
… июля 1958 г
Из моего письма: «Может быть, я повторяюсь, но я стала рабой ожидания. Наверно, это случилось потому, что любовь застала меня врасплох, и оказалось, что она очень большая и сильная. Любовь к тебе завладела всеми моими мыслями, подчинила себе всю окружающую меня действительность.
Сегодня я была в городе, где мы с тобой познакомились. Ноги сами понесли меня к парку, на то счастливое место, где я увидела тебя впервые. Там меня застал дождь – так же внезапно, как любовь. Он был такой тихий и редкий, этот июльский дождик. От его серебристой пелены акварельные очертания домов казались слегка размытыми. Он начался неожиданно и так же неожиданно закончился. И сразу же проснулись деревья. Их ветви с умытыми трепещущими листьями зашевелились, встрепенулись, и на меня посыпались серебряные капли. Я подняла голову вверх, прислушиваясь к тихому шепоту деревьев. Я на них не обиделась, и только исподтишка кивнула им, свидетелям нашей первой встречи. Может, и ты, мой любимый, попал под этот ласковый летний дождик? Если так, пусть его капли поцелуют тебя вместо меня…»
… июля 1958 г
Из письма Романа: «Мои дни – как близнецы. Но недавно я стоял в карауле и невольно стал свидетелем рождения нового дня. Затаив дыхание, опасаясь спугнуть рождение солнца, я смотрел туда, где небо начало сереть. Потом край неба стал похож на далекое зарево. Долина между тем местом, где я стоял, и лесом замерла от любопытства. Деревья протянули свои немые ветви туда, где еще не появилось солнце, но все уже было готово к встрече с ним. Весело зачирикали воробьи, где-то откликнулась сойка, затрещали любопытные синицы. Первые, самые смелые лучи пробились из-за леса, возвестив о начале нового дня. Они скользнули по верхушкам деревьев, по цветущей долине, повсюду рассыпав золотые искры. За ними хлынул поток света, затопивший мир теплым блеском. И только тогда лениво выползло на небо яркое и веселое утреннее солнце, а с ним что-то настолько радостное и прекрасное, как сама жизнь, как этот мир, который невозможно не любить. Тем более, что он у нас с тобой один на двоих…»
