Сьюзен Сван - Что рассказал мне Казанова
Мы с Френсисом отправились на гондоле в монастырь капуцинов на встречу с настоятельницей. Она выразила нам соболезнования, узнав о смерти отца. Он был единственным просителем, сказала она нам, который преподнес ей подарок, и было видно, что настоятельницу разочаровало, когда Френсис объяснил, что в Новой Англии родители вступающих в брак всегда дарят различные памятные подарки священнику. Мне кажется, что аббатиса приняла дар отца за проявление романтического интереса.
Настоятельница прошла с нами в сад, и я поймала себя на том, что ищу синьора Казанову. Она с гордостью показала нам грядку тыкв, и Френсис заметил, что они, как и кукуруза, привезены из Америки.
– Да неужели, господин Гуч? – сказала аббатиса, подмигивая мне, как бы приглашая вместе посмеяться над чопорной манерой поведения моего жениха. – К сожалению, я не могу сейчас провести обряд бракосочетания. Возможно, позднее, в июне – когда в городе станет спокойнее. Нынче никто не знает, чего ждать от французов.
– Тогда нам следует назначить дату, – высокомерно процедил Френсис. – Я женюсь на Желанной в третье воскресенье июня.
– Какое романтическое время для свадьбы. – улыбнулась аббатиса: – Если, конечно, французы разрешат провести церемонию.
– Тогда третье воскресенье. Я попрошу у них разрешения. – И мой редкозубый Френсис схватил меня за руку и поволок прочь из сада, бормоча, что в Америке индейцы и то больше знают о выращивании овощей.
В гондоле я спросила жениха, почему он назначил дату, не удосужившись посоветоваться со мной.
– Желанная, в данный момент я полностью несу за тебя ответственность.
– Но я в трауре. Я не могу выходить замуж вскоре после смерти отца.
– В конце концов, вступив в брак, мы выполним его волю. Венеция находится в состоянии войны, и нам обоим с тобой сейчас не хватает наставника. Мы поженимся так скоро, как только сможем, и тут же уедем в Массачусетс.
Я спрятала свою злость, прикрыв лицо платком отца. Платок пах им, и мне невольно стало уютнее. У Френсиса нет права указывать, что мне делать. Я не люблю его. И я не вернусь в Америку в качестве его супруга. Да я лучше уйду в монастырь, возле которого растут эти чахлые тыквы, чем возвращусь в Массачусетс женой Френсиса Гуча.
Я не составляю сегодня свой катехизис вопросов. До тех пор, пока тело отца не упокоится в земле, я не могу думать ни о чем другом.
24 мая 1797 годаЛивни сбили невыносимую жару, и отец теперь может безопасно лежать в своем деревянном корабле.
Сегодня утром мне под дверь просунули записку. Я узнала почерк. Записка была от него. От Джакомо Казановы. Он пользуется для письма золотыми чернилами, которые пересыпает песком.
«Друг ждет вас в Рио – ему молено доверять, и он позаботится о драгоценном грузе, который вы держите на холоде».
Я не показала записку Френсису и не попросила его сопровождать меня на встречу с гробовщиком. Решила все сделать сама, хотя меня и поминутно охватывал страх, когда я шла по полупустынному городу. Маленькие группы французских солдат патрулировали улицы, но нигде не было видно и признака венецианцев. Они отступили под защиту ставней своих высоких, узких домов, гадая, не устроит ли Наполеон кровопролитие, наподобие того, что якобинцы принесли в Париж. Я ощущала родство с этими напуганными людьми, вынужденными привечать своих тюремщиков в собственных домах.
С собой я взяла английский путеводитель, купленный мне Френсисом. Он был написан для путешественников, занимающих в обществе высокое положение, мистером Гилбертом Барнетом и переполнен нападками на папистские иконы и религиозные ордена, которые, как доказывал автор, являются лучшим доказательством излишества, роскошества, тщеславия и суеверия. Я вскоре устала от рассуждений мистера Барнета, но полагалась на его от руки нарисованную карту Венеции, как на компас.
Пройдя по лабиринту улиц и миновав несколько маленьких мостов, я оказалась в той части города, где никогда не бывала прежде. Это была северная часть Каннареджио, и меня окружали пустынные площади и полупустые улицы, где на веревках сушилась одежда, а грязные дети бросались камнями друг в друга. Неожиданно я натолкнулась на плотника, заделывающего швы в лодке, окруженной облаком едкого дыма. На другой улице, привалившись к стене, стояли полусгнившие тюфяки, – как будто венецианское солнце могло что-то поделать с этими уродливыми потеками, бросавшимися в глаза. Я заметила полное отсутствие религиозных символов и строений. Здесь не было ни часовен, ни мадонн, ни резных крестов на площадях, ни изображений святых, которые столь часто встречались в других частях города, сообщая окружающим о религиозном рвении их жителей. Население этого квартала также не напоминало венецианцев. Мужчины носили черные пиджаки и маленькие шляпки, из-под которых выбивались длинные, клочковатые пряди волос.
Завернув за угол узкой маленькой улочки, я столкнулась с Френсисом, который вскрикнул от удивления, увидев меня.
– Что ты здесь делаешь?
– Мне сказали, что в этой части города живет гробовщик. А ты?
– Я ищу ростовщика, – ответил он робко.
Френсис объяснил мне, что мы находимся в еврейском гетто, и мы вместе отправились на поиски Рио. Честно говоря, я все-таки обрадовалась, что его встретила, хотя мой взгляд и скользил по сторонам, не пропуская никого, от маленького ребенка до старого нищего, как будто они были виноваты в наших несчастьях.
Наконец мы пришли по адресу, указанному в записке синьора Казановы. Нашему взору предстали два развалившихся моста по обеим сторонам грязного канала. На поверхности воды плавали трупы кошек и экскременты. Мне пришлось поднести платок отца к носу, и только после этого я постучалась в дверь. Внутри раздались шаги; дверь со скрипом отворилась, и я громко назвала свое имя.
Меня схватили за руку и затащили внутрь, оставив Френсиса на улице. Я оказалась в прихожей скромного palazzo, хозяин которого был одет в брюки и простое пальто. Волосы у него были длинные и седые.
Я хотела было позвать моего спутника, но незнакомец сжал мне руку, предупреждая не делать этого.
– Меня зовут Исаак Бей, и я не причиню вам ала, – сказал он. – Нам нельзя терять времени. Если вы пожелаете, тело вашего отца может быть похоронено сегодня на закате на нашем кладбище.
– На вашем кладбище? – переспросила я. – Это где?
– Еврейское кладбище в Лидо. Скромное место, давшее приют моим предкам.
– Почему я должна вам верить? – поинтересовалась я. – Может, вы возьмете деньги, а сами выбросите останки моего отца в канал.
– Мне не нужны ваши деньги. Это услуга моему другу Джакомо. – Еврей приставил палец к губам и открыл маленькое застекленное оконце на стене позади себя, сделав мне знак посмотреть.
– Видите его, в vestimenii di confidenzca?[17] Трудные времена требуют стольких масок.
В соседней комнате я увидела высокую венецианку в большом, как у придворных дам, парике, играющую в кости с двумя мужчинами в ночных колпаках и нижнем белье. Я не была знакома с этими джентльменами, но узнала синьора Казанову. Он был одет в юбку и блузу с муфтой, с красивыми свисающими ленточками. Когда хозяин дома закрыл панель, синьор Казанова повернулся к нам и улыбнулся.
– Прелестно, не правда ли? – заметил старик. – Это парик, который его мать носила на венской сцене.
– Она была актрисой?
– Одной из самых красивых в Европе!
Представляю, как возмутились бы отец или Френсис при одной лишь мысли нацепить подобный наряд, тогда как синьор Казанова держался как ни в чем не бывало и даже казался довольным. Что же касается меня, то мой высокий рост постоянно сбивает всех с толку. «Чего изволите, сэр?» – вечно спрашивали продавцы, не замечая моих юбок. После этого они бормотали извинения. Я уже привыкла к подобного рода промахам, но до сих пор в таких случаях ощущала жгучий стыд.
– Давайте вернемся к нашему делу, – голос Исаака Бея стал целеустремленным и посерьезнел. – Мы прочитаем кадит – поминальную молитву – над вашим отцом, как если бы он был одним из нас. Вы понимаете?
– Я просто хочу, чтобы моего отца похоронили, – ответила я.
– Вам лучше не знать, как я смогу организовать похороны. Но я сделаю все для вас, как для доброй христианской женщины. Шевалье рассказал мне, как вы были добры с ним. Ищите красную гондолу у пристани Святого Марка в семь часов сегодня вечером. – Исаак Бей повел меня к двери. – Мы обо всем позаботимся. Главное – приходите вовремя.
И он вытолкнул меня на улицу, где я лицом к лицу столкнулась с Френсисом.
– Почему ты не позволила мне войти? Я все кулаки сбил, стучась в дверь! – закричал Френсис.
Я не успела шикнуть на него, как два человека в ермолках высунулись из окна над нами и закричали что-то по-итальянски.
– Заткнитесь, вы, иностранные свиньи! – завопил Френсис.
