Лайза Дженова - Семья О’Брайен
И если он все это увидит, он может ее не полюбить. Бум. Вот оно. Они еще не произносили это слово, и она точно знает, что первой его не скажет. Несмотря на все занятия йогой, учившие ее восприимчивости и подлинной жизни, она по-прежнему трусиха. Что если он познакомится с ее семьей, а они не смогут принять болеющего за «Янки» черного баптиста, и он учтет это, как и длинный список того, что в ней несовершенно, и решит, что не может ее любить? Она недостойна его любви.
Она стоит возле кухонного стола, спиной к Феликсу, раскладывает гранолу в разномастные миски и думает, как он ее отвергнет, и ее тело не чувствует разницы между происходящим на самом деле и простым разыгрыванием этой гадости. Это болезнь беспокойного ума, и Кейти знает, что не стоит тратить силы на эту выдумку, но ничего не может с собой поделать. Она проигрывает их разрыв, удар за ударом, в мучительных подробностях, и инициатор разрыва – всегда Феликс; делает она это, по крайней мере, раз в неделю и уже трижды с тех пор, как они сегодня проснулись. Каждый воображаемый разрыв выдергивает новые нити из ее сердца, связывая их в растущий, все более тугой узел у нее в груди.
Трусиха. Надо ей признать, кто она, откуда она и что она по этому поводу чувствует. Она любит Феликса. Надо сказать ему об этом и познакомить со своей семьей. Но риск кажется слишком большим, обрыв слишком высоким, пропасть между тем, что у них есть сейчас, и тем, что может получиться, слишком широкой. И прыжок, похоже, может ее убить.
– В другой раз. Правда, я даже не знаю, дома ли сегодня папа и Джей Джей.
Феликс поджимает губы и опускает голову, словно пытается отыскать смысл в уродливом рисунке линолеума.
– Знаешь, я не голоден. Надо мне идти.
Он выходит из кухни и возвращается через мгновение, полностью одетый.
– Увидимся, – говорит он, мимоходом целуя ее в щеку.
– Пока.
Нужно было его остановить, пригласить на обед, извиниться. Вместо этого она молчит, оцепеневшая и онемевшая, и позволяет ему уйти.
Черт.
Она сидит у дрянного кухонного стола, внезапно пораженная одиночеством, и не прикасается к каше и банану. Лучше бы она пошла на занятия с Андреа, а Феликс остался, лучше бы ей не быть такой тупой трусихой, знать, как поступать в соответствии с тем, чему она учит на йоге. Она наливает кипяток в одну кружку, а вторую оставляет пустой на рабочем столе. Прихлебывая зеленый чай, она проигрывает в уме то, что только что произошло, и репетирует то, что могла бы сказать Феликсу в следующий раз. Она надеется, что он ее простит и позвонит попозже. Всей душой надеется, что только что не закончила их отношения, что не потеряла его. Но больше всего она надеется, что он по дороге не столкнется с ее родителями.
Глава 11
Кейти сидит между Патриком и Меган на диване в гостиной родителей, гадая, что сейчас делает Феликс. Она едва не пригласила его на сегодняшний воскресный обед, уже подготовила слова, и они вертелись у нее на языке, но в последнюю секунду она струсила и проглотила их. Он не заговаривал о знакомстве с ее семьей с тех пор, как они поспорили об этом на прошлой неделе, и теперь, похоже, вопрос закрыт. Но ей придется привести его с собой в одно из ближайших воскресений. Она не может вечно держать Феликса в тайне.
Джей Джей и Колин сидят на диванчике для двоих напротив, их ноги и бока прижаты друг к другу, Джей Джей обнимает Колин за плечи. Они кажутся такими счастливыми. Кейти хочет, чтобы и Феликс был тут.
Мама вплывает в комнату, почти на цыпочках, молча и не глядя ни на кого, ставит упаковку «Курс Лайт» и охлажденную бутылку шардоне на кофейный столик и возвращается в кухню. Через мгновение она заносит в комнату штопор и три баночки из-под джема – и снова убегает. Все переглядываются. Это было странно.
Им не разрешается выпивать до того, как обед будет готов. Это строгое правило. Патрик пожимает плечами, берет пиво и открывает. Кейти вкручивает штопор в пробку и вытаскивает ее. Джей Джей берет себе пиво, а Кейти наливает бокал вина для Меган.
– Вина? – спрашивает Кейти у Колин.
– Нет, спасибо, пока нет.
– Где пульт? – спрашивает Патрик.
– Не знаю. Это ты тут живешь, – отвечает Джей Джей.
Мальчики осматривают комнату, не вставая с мест.
– Пат, ну иди, включи его, – говорит Джей Джей.
– Не, сам иди.
– Мне здесь с Колин так уютно. Встань, посмотрим, играет ли кто-нибудь.
– До вечера игр не будет.
– Глянь, что вообще показывают.
– Я пульт ищу.
Патрик откидывается на спинку дивана, сдвинув пятки и расставив колени, и прихлебывает пиво. Кейти качает головой. Ну и братья у нее. С выключенным телевизором в гостиной как-то странно, даже угнетающе. Кейти вообще не помнит, была ли здесь когда-нибудь, когда он не работал. Им словно не хватает пятого брата или сестры, кого-то, кто никогда не замолкает и требует всеобщего внимания.
Колин поднимается с диванчика, проходит к столу, где стоят ангелы и лягушки, и возвращается с пультом.
– Спасибо, милая, – говорит Джей Джей, улыбаясь Патрику и включая телевизор.
Он перещелкивает с канала на канал, нигде не задерживаясь, но свет и шум, исходящие от экрана, указывают им всем общую цель, и в комнате сразу становится веселее, она делается привычной. Кейти вздыхает и чувствует запах «Уиндекса». Странно. Обычно пахнет животным, которое мама варит на этой неделе. Если оставить в стороне одержимость глажкой, мама не особенно славится как домашняя хозяйка. Она обычно протирает пыльные статуэтки и поверхности «Уиндексом», только когда приходят гости. Кейти снова втягивает воздух. «Уиндекс», больше ничего.
За исключением бекона, который каким-то образом преодолевает все, что она знает и во что верит, и по-прежнему заставляет ее рот наполняться слюной, Кейти с трудом переносит запах воскресного обеда. Но в доме не пахнет ни беконом, ни курицей, ни бараниной. Неужели мама наконец выяснила, как лишать еду не только вкуса, но и запаха?
Открывается входная дверь, и в гостиной появляется отец, у которого в руках пластиковый пакет и три коробки с пиццей. Он улыбается, как Санта, принесший мешок игрушек.
– У меня тут пепперони, традиционная, веганская с сыром и овощами для Кейти и салат для нашего кролика.
– Где ты ее взял? – спрашивает Кейти.
У «Папы Джино» ничего веганского не делают.
– В Норт-Энде.
– Ух ты, правда?
Мама вносит стопку картонных тарелок и салфетки, и они начинают таскать горячие куски пиццы.
– Стойте, мы что, тут будем есть? – спрашивает Меган.
– Да, а почему нет? – отвечает мама.
– По телевизору игра? – спрашивает Кейти.
– Нет, до вечера не будет, – говорит Патрик.
Пицца и пиво в гостиной в воскресенье – это похоже на праздник, но Кейти напрягается. Так не бывает, если только по телевизору не идет какая-то важная игра. Что-то не так.
Отец сидит в кресле, мама в деревянной качалке. Он пьет пиво, а она держит Джеса, но у них на коленях нет тарелок с пиццей. Мама бледная, лицо у нее отсутствующее. Она смотрит в сторону телевизора, но не на экран, и гладит Джеса одной рукой, а второй – распятие на цепочке. Отец ерзает в кресле. Вид у него неспокойный.
Комната внезапно делается еще более странной, чем когда был выключен телевизор. В воздухе потрескивает электричество, и Кейти леденеет и замирает, когда оно проходит сквозь нее. Она чует что-то звериным чутьем, какой-то инстинктивный трепет нервов. Сгущаются грозовые облака. Лев притаился в буше. Певчие птицы смолкли, прежде чем сняться с места. Что-то надвигается. Что-то плохое.
Патрик пихает в себя пиццу с пепперони, жует с открытым ртом. Наверное, все из-за него. Все всегда из-за него. Он натворил что-нибудь противозаконное, и ему теперь или надо оправдаться, или папе придется его арестовать. Но Патрик выглядит совершенно спокойным.
Может быть, это из-за нее. Они видели Феликса. Вот в чем дело. Будет лекция. Они не позволят ей оставаться под своей крышей почти даром, если она будет так себя вести. Путаться с черным парнем, который и не католик, и не ирландец, и не местный. Что подумают соседи? Ей совсем наплевать на свою репутацию и честь семьи, не говоря уже о душе?
Ей придется выбирать между семьей и Феликсом. Может быть. Может быть, такой ультиматум будет благословением. Они сделают ей одолжение. «Отлично. Я ухожу. Ухожу отсюда». Тот самый пинок под зад, который ей нужен. Она сможет жить у Феликса, пока не найдет квартиру. Но куда ей идти? Она не готова. Она даже не скопила достаточно денег, чтобы уехать из Чарлстауна, и не может себе позволить жить одной. Черт.
Мать встает, берет пульт с диванчика и, направив его на экран, выключает телевизор. Джей Джей протестующе смотрит на нее, но, видя ее опрокинутое лицо, молчит. И все молчат. Никто не произносит ни слова. Она садится обратно в качалку и сжимает распятие на шее.
– Ну, раз уж мы все собрались, мы с мамой хотим вам кое-что сказать, – говорит папа.
