Лиз Дженсен - Девятая жизнь Луи Дракса
– Но кто?.. – начал я и умолк.
Волосы заструились по лицу Натали светлым водопадом, ее нежные пальчики дрожали. Я заметил, что она отклеила накладные ногти, а ее собственные ногти были зазубрены и неухоженны.
– Три месяца от Пьера ни слуху, ни духу, – выпалила она. – С самого пикника. В Виши я его постоянно видела – ну, или мне мерещилось. Я была не в себе, мне без конца что-то казалось. Но вскоре… он как будто совсем исчез с лица земли. Я уже надеялась, что он уехал за границу. Я даже думала, что он покончил с собой. – Она вздохнула. – Ну, мне хотелось так думать. Но в этом письме такие вещи – его писал человек, который хорошо знал Луи.
Ладно, подумал я, но зачем притворяться собственным коматозным ребенком, если хочешь отвадить от жены других мужчин? Почему не угрожать прямо? Получается, что Пьер знает, где живет Натали. По спине поползли мурашки: возможно, подумал я, так он дальше и поступит. Возможно, вот сейчас он видит нас.
При этой мысли сердце у меня провернулось в груди. Я выглянул в окно: за окном палисадник, а за палисадником узкая мощеная деревенская улица. Уже неплохо: преследователю нужно прятаться, чтобы подойти к дому. На всякий случай я все же задернул занавески. Хорошо, что в доме есть собака.
– Но я не понимаю. Что ему нужно от вас?
Натали пересела на стул и начала нервно раскачиваться туда-сюда. Ее губы ходили ходуном.
– Он хочет меня напугать, – наконец ответила она и притянула к себе Жожо. Тот лизнул ей руку. – И вас он тоже хочет напугать. Должно быть, он следил за нами.
– Вы звонили Шарвийфор?
– Конечно нет! От нее никакого толку!
– Как это?
– Слушайте, полиция не может найти Пьера! Следствие так и не сдвинулось с мертвой точки. А Пьер водит их за нос. Эта Шарвийфор ничего не смыслит, все ее расследование – сплошная катастрофа. Она только и делает, что допрашивает меня, а потом практически обвиняет в том, что это я столкнула Луи в пропасть. И эти письма она тоже припишет мне. Она никому не верит.
Натали сердито отшвырнула письмо.
– Так вы больше никому не звонили?
Натали упрямо закачала головой.
– И все-таки дайте мне ее телефон, – попросил я. – Нужно ее предупредить.
В какой-то отупелой покорности Натали вышла, и Жожо затопал следом. Это было разумно – завести собаку, подумал я. Возможно, Натали понимала, что происходит, лучше остальных. Она вернулась с красной записной книжкой, испещренной мелкими четкими буковками. Когда Натали мне ее протянула, собака зарычала.
– Хорошая собака, хорошая, – опасливо сказал я и потрепал Жожо по загривку.
Натали, конечно, крепилась, но звонить сама была не в состоянии. Я набрал номер полиции Виши, где мне сообщили, что детектив Шарвийфор дает показания в суде и будет лишь к концу дня, но я могу оставить ей сообщение на мобильный. Что я и сделал, а затем позвонил в полицию Лайрака инспектору Наварре – мы с ним пару раз встречались. Я рассказал про письмо и про Луи; инспектор явно оживился. В нашем городке преступника днем с огнем не сыщешь. Наварра занимался летними пожарами, хватал за руку наркоманов, нарушителей правил уличного движения; или время от времени случалось незаконное хранение оружия или проникновение в чужое жилище. И вдруг на его делянке – беглый убийца.
– А вы уверены, что письмо написал не этот ваш мальчик? Не Луи?
– Он три с лишним месяца в коме. Мальчик не может разговаривать – какое уж тут письмо? Но по стилю оно очень на него похоже. Человек, написавший письмо, хорошо знает Луи.
– В письме содержатся угрозы?
Я кратко пересказал содержание.
– Я постараюсь связаться с детективом Шарвийфор, – подытожил Наварра. – Но пока мы не уверены, что письмо написал Пьер Дракс, будем считать это отдельным делом.
Когда я сказал Натали, что к нам едет Наварра, а полиция присмотрит за больницей, Натали обрадовалась, но как-то рассеянно. Пока мы ждали Наварру, я расспрашивал ее о муже. Натали это было неприятно. Тема была ей омерзительна, это очевидно; в голосе мешались страх, отвращение и презрение. Натали повстречалась с Пьером в трудное время; она только что переехала в Лион из родного Парижа, у нее в жизни все пошло совершенно наперекосяк. Вначале Пьер показался ей хорошим человеком, а на деле оказался самовлюбленным эгоистом. Пьер никогда особо не ладил с Луи, много пил, хотя, поскольку был летчиком, пытался бросить. Бросить не получалось, и Пьер научился хитро скрывать свое пьянство. Временами буйствовал.
Я вспомнил про синяк и покраснел. Покосился на ее голую левую руку. Кажется, отметина расползлась – кошмарное темно-фиолетовое пятно.
Наконец приехал Жорж Наварра, приятный мужчина с проницательными карими глазами. Он поприветствовал нас и объявил, что ужасно жарко. Натали реагировала вяло. Возле Канн горят леса, сказал Наварра, даже отсюда слышно гул вертолетов, если вслушаться. Инспектор погладил собаку, спросил, как зовут. Странное дело: Жожо сразу к нему проникся. Потом Наварра присел за стол и надолго уставился на конверт.
– Местный штамп, – пробормотал он.
Он прочел письмо, затем сосредоточенно его рассмотрел – я так изучаю распечатки с томографа. Одновременно Наварра гладил Жожо, а пес довольно вилял хвостом.
Потом инспектор повернул письмо к свету.
– Странно, – сказал он. – Написано чернилами. Кто в наше время пишет чернилами?
– Очень многие врачи, – отметил я.
– У вашего мужа есть перьевая ручка? – спросил инспектор у Натали. Он заметил синяк у нее на руке, и я мысленно сжался.
– Что? – вздрогнула Натали. – Не знаю. Может, и есть. Он редко писал.
На все последующие вопросы она отвечала столь же рассеянно – мыслями она явно была далеко. Да, она считает, что письмо написал ее муж, больше некому, да и другим нет резона это делать. Нет, почерк не Пьера и не Луи. Наварра поместил письмо в пластиковый пакет и начал делать пометки в блокноте. Я раздумывал над строчкой, которую Наварре хватило такта не поминать.
Доктор Даннаше хочет делать с тобой секс…
Как зловеще – и как сокрушительно. Ведь это правда, я и впрямь посмел вообразить… Но сейчас эта мысль казалась невообразимой. Преступно неуместной. Грязно неэтичной. Каков же хитрец этот Пьер Дракс – хорошо покопался в моей психике (или психике любого мужчины, или в психологии смущения). Хочет остановить Натали, чтобы ничего не было между нею и другими? Что ж, в этом есть некая логика – правда, во всем прочем ее нет. Как это ни тяжко, я его даже зауважал. Манипулирует мною? Наблюдает и посмеивается?
Наварра дописал и теперь задумчиво постукивал ручкой «Биро» по зубам.
– Я бы на вашем месте переночевал где-нибудь в другом месте, – посоветовал он Натали.
У меня отлегло от сердца – я почувствовал, что и у нее тоже. Разумеется, раз ненормальный муж ее преследует, нельзя оставаться тут одной. Я предложил ей переночевать в больнице. У нас имелись две комнаты для родственников; в одной сейчас живет отец Изабель, но мадам Дракс может занять вторую. Мы решили, что Натали соберет вещи и мы отправимся в больницу, а утром она вернется, чтобы покормить собаку. К тому времени детектив Шарвийфор уже будет в курсе и на пути в Лайрак. Когда Жорж Наварра уехал, Натали, содрогнувшись, вздохнула:
– До сих пор не до конца верю, что Пьер так поступил. Это совсем нелогично. Что-то не состыковывается. Но если это он… В самом деле, ведь больше некому.
Она замолчала. Должно быть, Пьер рядом, в деревне или в Лайраке. Весьма неприятно сознавать, что это возможно. И еще неприятнее сознавать, что он следит и за мной. Много ли Драксу известно обо мне и о Натали?
– Пойду соберу вещи, – сказала она.
Я хотел было позвонить домой и предупредить Софи, что не поспеваю к ужину, однако не поддался этому порыву: я знал, что она заставит меня врать, ложь моя расползется по швам и я буду мучиться. Натали ушла наверх, а я сидел на диване и смотрел на хомяка – тот что-то странное творил со своим гнездом в клетке. Кажется, перетаскивал его из одного угла в другой. Почему-то я встревожился. Зачем этой крохе переставлять мебель? Я взглянул на стопку книг на столе. Стандартный набор книг про кому и еще несколько других, какие Софи заказывает в библиотеке оптом: «Les Hommes viennent de Mars, les femmes viennent de Venus», «Affirmez-vous!», «Le Complexe de Cendrillon»[47]. Изрядно потрепанные. Наверное, они были очень дороги Натали, раз она привезла их с собой. Повсюду фотографии Луи. Целая стена фотографий. Даже перебор. Что это, любовь на грани одержимости? А может, материнская гордость? Еще я заметил незаконченную модель аэроплана. Слишком сложная конструкция для девятилетнего ребенка. Наверное, Луи собирал аэроплан вместе с отцом.
– Хомяка зовут Мухаммед, – сказала Натали, вернувшись и увидев, что я смотрю в клетку. – А дом у него – Алькатрас. Это придумка Пьера. Луи нравилось. – И она рассмеялась. – Мухаммед из Алькатраса.
Она оставила Жожо еду, и мы сели в ее «Рено». Воздух сгустился; я опустил окно и подставил лицо ветерку. В воздухе смутно пахло дымом. Какое-то время мы молчали.
