Юханна Нильссон - Маргинальные любовники
Роза снова за штурвалом, и управляет кафе железной рукой. Она печет булки, пироги и хлеб и слишком часто пробует их при готовке. Она моет полы, протирает столы, вытряхивает скатерти, бранится с поставщиками, ходит с Мирьей за покупками, спрашивает, почему дочь не в духе, но получает уклончивые ответы.
Наверно, поругалась с Филиппом, думает Роза, или просто переходный период.
У Розы самой в последнее время плохое настр оение, но она обещала себе быть сильной ради Виктора. Ей нужно поставить его на ноги.
Виктор почти все время проводит в постели, слушает радио, смотрит в окно, читает книги про рак и позитивное мышление, мечется между отчаянием и надеждой, теряет волосы и килограммы и не узнает себя в зеркале.
Завтра ему снова в больницу на облучение. Одна мысль о том, что нужно сесть в машину, поехать в больницу, зайти в палату, в капсулу, поговорить с врачом, который не может ничего обещать, вернуться к машине, поехать домой, уже отнимает у него в силы. Для Виктора пойти в больницу все равно что взойти на Эверест без кислородной маски, на что, впрочем, некоторые идиоты решились и тем самым вошли в историю (и обрели бессмертие), удостоившись всяких почестей. Гораздо сложнее тем, кто выжил.
Всем, кто победил рак, стоило бы вручать медаль за мужество, думает Виктор, переключая радио на канал, где играют Сибелиуса.
Музыка наполняет комнату, и на глаза Виктора наворачиваются слезы.
Он плачет теперь каждый день, потому что любая мелочь вызывает у него слезы. А музыка Сибелиуса так прекрасна, что причиняет ему боль. Она ранит его в самое сердце.
Роза то и дело заходит в спальню с чашкой чая и утешительными словами. Приносит лимонад и свежую выпечку. Но Виктора тошнит от одного запаха.
– Я больше не выдержу, – повторяет он.
– Конечно выдержишь, – отвечает Роза, вспоминая, как те же слова он говорил ей перед родами.
– Нет, не выдержу.
В голосе паника.
– Скоро все кончится, – утешает его Роза. – Скоро тебе станет лучше.
Она гладит его по голове, не понимая, что ему не нужны ее утешения. Что ему хочется ее ударить, но нет сил даже убрать руку со лба.
– Я хочу спать, – бормочет он, желая, чтобы она ушла.
– Хорошо, – улыбается Роза.
Роза уходит. Теперь можно вздохнуть свободно. Виктор ощущает огромную тягу к разрушению. Ему хочется взорвать эту квартиру, кафе, весь дом, квартал, больницу с некомпетентными врачами, которые говорят, что придется немного потерпеть.
Виктор садится на постели, чтобы убедиться, что у него еще есть силы хоть на что-то. Тянется к Розиной расческе на ночном столике и расчесывает оставшиеся еще на голове пряди волос.
Теперь вся расческа в волосах, и постель тоже. Они словно насмехаются над ним, обещая скорую смерть. Он может бороться сколько хочет, словно говорят они, но смерть все равно здесь, она рядом, и с каждым днем все ближе. Так почему бы не сдаться сразу.
Виктор швыряет расческу через всю комнату. Сбрасывает свое одеяло на пол, забирается под Розино – и начинает готовиться к смерти. Нужно сделать что-то перед смертью, что-то, чтобы войти в историю.
Написать книгу, о которой через пару лет забудут? Нарисовать картину, подобную «Джоконде»? Можно использовать Мирью в качестве модели.
Она красивее Джоконды. Только вот загадочности ей не хватает.
Сочинить песню, которую еще много лет будут играть во всех концертных залах?
Построить замок, храм, башню высотой до самого неба?
Основать государство, религию, партию?
Викторизм…
«Виктор» значит «победитель». Какая ирония, что его назвали именно так.
А может, пойти от противного? Взорвать стокгольмскую ратушу посреди нобелевского обеда? Разрушить жизнь других, чтобы отомстить за свою собственную?
Виктор сдается. Его ждет тот же конец, что и всех остальных. Пару лет после смерти его имя еще будут помнить, а потом оно канет в небытие.
По возвращении в кафе Роза видит Беа, которая зашла перекусить. Не спрашивая ни о чем, Роза наливает чашку чая и кладет на тарелку бискотти.
– Какао и яблочный пирог, – вдруг неожиданно заказывает Беа.
Занятия любовью отнимают силы. Ей нужно пополнить запас энергии, к тому же Беа слишком счастлива, чтобы следовать распорядку дня.
– Простите?
Роза в шоке. Беа повторяет заказ и спрашивает о выставке. Обычно она одета во все черное, но сегодня на ней красная футболка и открытые летние сандалии. Брови выщипаны, и она даже накрасилась: бирюзовые тени и черная тушь.
– Фотографии сделал один из наших постоянных клиентов, – отвечает Роза, разглядывая новую стрижку Беа – челка теперь не закрывает глаза, как раньше. – Его зовут… ее зовут София.
Тот трансвестит, думает Беа, вспоминая элегантный наряд Софии.
– Они продаются?
– Не знаю, – говорит Роза, вспоминая, что давно уже не видела Софию в кафе. – Но у меня есть ее номер телефона, так что можете сами позвонить и спросить.
Беа кивает. Роза роется в ящиках под раковиной, находит визитку, которую ей дала София, и переписывает номер телефона на бумажку.
С бумажкой в руке Беа идет к своему обычному столику в углу (старые привычки не так-то легко поменять). Она ест яблочный пирог, прихлебывает какао и радуется тому, что не испытывает никакой паники из-за того, что расписание нарушено.
Бархатная революция.
Достав сотовый, Беа звонит папе и спрашивает, не хочет ли он приехать в город на выходных познакомиться с ее молодым человеком.
Каспер в шоке:
– Молодым человеком?
Именно так, говорит Беа, и добавляет, что подробности расскажет позже, потому что батарейка кончается.
Она отключает полностью заряженный телефон, чтобы папа не доставал ее расспросами. У него может подняться давление от такой новости.
* * *Каспер отправляется в центр на «кадиллаке», небрежно паркует его перед магазином, покупает пиво и виноград. Потом едет дальше, к озеру, в котором они купались, когда Беа была маленькой, а Эбба еще жива.
Каспер выходит из машины и садится на берегу. Подбрасывает виноградинки в воздух и ловит их ртом. Пьет пиво. Раздевается до пояса, подставляя свое бледное тело солнечным лучам. Ложится на траву и думает о тех мечтах, которые были у него в молодости.
В молодости он мечтал стать изобретателем и придумывать вещи, которые сделали бы мир лучше. Он мечтал, чтобы Эбба и Беа гордились бы тем, что у них такой сильный и смелый муж и отец. Но Эбба умерла, и все погрузилось в хаос.
Он начал пить, и жизнь его заволокло алкогольным туманом, а когда через пару лет туман немного рассеялся, Каспер обнаружил, что потерял не только жену, но и дочь.
Она была жива и была рядом. Иногда ему удавалось слышать ее смех. Но ее взгляд говорил ему все.
Ты меня оставил, папа! Почему ты меня оставил?
Они никогда не заговаривали об этом. Никогда не пытались выяснить отношения. Они просто спрятались друг от друга, притворились невидимыми.
Каспер выплевывает косточки израильского винограда, гадая, может ли он расти на шведской почве. Открывает второе пиво и вспоминает радостный голос Беа по телефону.
Молодой человек. Хочешь приехать в город познакомиться с моим молодым человеком?
Конечно хочет. Он приедет на «кадиллаке», одетый в костюм, чисто выбритый, причесанный и конечно же трезвый как стеклышко. Он не будет задавать много вопросов, не будет неприлично шутить, рассказывать, какой Беа была в детстве. Он будет есть ножом и вилкой и не станет ковырять в зубах кончиком ножа. Не станет засиживаться допоздна и не будет плакать, если они вдруг заговорят об Эббе.
Он навещает ее могилу раз в неделю. Всегда по пятницам.
Кладет красную розу на гравий перед памятником, садится на принесенный с собой складной стул, достает термос с кофе, наливает себе стаканчик и разговаривает с женой.
Каспер уверен: она слышит каждое слово. Она знает все. Знает, что скоро они будут вместе. Знает, как он по ней тоскует. Как ему хочется обнять ее, коснуться ее.
Он проклинал Бога. Проклинал за то, что ей пришлось вынести столько боли перед тем, как умереть. Проклинал Бога за то, что Он забрал ее к себе так рано.
Куда подевалась твоя сила, Всемогущий Бог? – вопрошал он.
Разве ты забыл, что твой долг – помогать людям?
Где ты был, когда Эббе нужна была помощь?
Чем она заслужила такую участь? Скажи мне, какие грехи она совершила, чтобы быть наказанной так жестоко? Я готов Тебя выслушать, но уверен, что, что бы она ни сделала, она не заслужила такой страшной кары. И Тебе ни за что не убедить меня в обратном.
Черт тебя побери, Бог! Воскреси ее! Верни ее мне!
Но несмотря на это, он всегда продолжал верить в Бога, потому что прекратить верить было равносильно потере надежды на встречу с ней на небе после смерти.
Господи, спасибо Тебе, что Ты не забыл Беа и что подарил ей любовь!
Спасибо за то, что Ты о нас заботишься, хотя мы не заслуживаем Твоей заботы. Спасибо за то, что даешь мне силы верить в Тебя, и спасибо за то, что я не напивался вот уже несколько дней. И спасибо за то, что сегодня мне не хочется пить и что от этих двух банок пива меня не развезет, думает он, сидя на берегу озера семейного счастья и радуясь тому, что в этой жизни у него еще есть повод для радости.
