Дафна Дюморье - Берега. Роман о семействе Дюморье
Рассмеялись все хором, после чего маленькое общество переместилось во внутренний салон.
– А вот Лулу моя милочка Лулу! – воскликнула мисс Кларк, подхватывая на руки омерзительную болонку; та, завидев незнакомца, немедленно растявкалась. – Вы когда-нибудь видели такую славную собачку? Давай, Лулу, поцелуй джентльмена. Да вы храбрец, как стойко это выдержали! Дыхание у нее невыносимое – зубки у моей прелести скверные. Эллен, распорядись, чтобы подали чаю. Бедный мистер Бюссон изнемогает.
Она опустилась на кушетку и, похлопав ладонью, пригласила Луи-Матюрена сесть рядом – тот пожал плечами, сообразив, что отвертеться не получится.
– Какая радость – видеть в доме порядочного молодого человека! – вздохнула миссис Кларк. – А то к нам, как это ни печально, ходит всякая шушера. Эллен это не по душе. Кроме того, старики не проявляют к ней интереса. Не такая уж она милочка и душечка, да и флиртовать не умеет. Сын мой, кстати, тоже не умеет флиртовать, мистер Бюссон. Эту работу они оставили своей бедной мамочке.
– Хорошо, когда дело в умелых руках, мадам.
– Ах вы, льстец, паршивец вы этакий! Небось решили, что это я с вами флиртую. Будь я на двадцать лет моложе, я бы своего не упустила, и уж вы бы были предовольны, не сомневайтесь. У ярковолосых вроде вас всегда горячая кровь.
– В жилах моих не кровь, а лед, миссис Кларк.
– Пфа! Ни за что не поверю. А коли так, то зря. Вообще, ума не приложу, что такое творится с нынешней молодежью. Ненаглядный мой Джордж вовсе не смотрит на женщин – так я от него слышала. Вот его портрет. Правда красавец, каких свет не видывал?
– Воистину, форма ему очень к лицу, мадам.
– Форма, мать честная! Мой Джордж и без формы хоть куда. Бесполезно судить о внешности, не увидев человека нагишом.
– Вы, погляжу, в этом деле дока, миссис Кларк?
– Была когда-то, милый, была. Только Эллен не говорите. Ее так легко шокировать. Когда к вам на приемы является половина британской армии, волей-неволей начнешь разбираться, каковы военные в одежде и без.
– Да, мадам, полагаю, ваш вклад в развитие армии трудно переоценить.
– Вклад, так его, мистер Бюссон! Да вся армия только на мне и держалась. Двадцать пять лет тому назад все прапорщики получали офицерский патент из моих рук. А те из них, что посмазливее, получали в придачу и кое-что еще. Такие милашки! Благодарны были за любую мелочь. Уверяю вас, сэр, в те времена не много было в армии таких, про кого я совсем ничего не знала, – от герцога Йоркского до последнего сигнальщика.
– Вот как, мадам? Воистину впечатляет! Я не раз слышал, что победа при Ватерлоо была одержана на игровых площадках Итона. Возможно, в эту фразу вкралась ошибка и на деле она была одержана в будуаре у миссис Кларк?
Пожилая дама зашлась смехом, тыча собеседника под ребра:
– Ах, отлично сказано! В самую точку! Как это я сама-то раньше не додумалась? Вот что я вам скажу, мистер Бюссон: язычок у вас на диво острый. В Лондоне вы бы имели колоссальный успех. Да еще и поете как ангел. Я вас только что слышала. Вам бы поучиться на оперного певца.
– Я так и собирался поступить, мадам. Вот только – препоны, чинимые родней, предрассудки, все такое.
– Вот вздор! С вашей внешностью вы бы быстро разбогатели. Я когда-то тоже играла на сцене, так что знаю, как там и что. Да будет вам известно, я слышала всех лучших певцов Лондона и континента, но такой дивный, естественный голос, как у вас, мне еще не попадался.
– Вы делаете мне честь.
– Я говорю правду. Ну и чем вы теперь занимаетесь?
– Постигаю азы науки, мадам. Конструирую аппараты. Когда-нибудь мое имя будет у всех на устах – имя великого изобретателя.
– Как занятно! И что вы изобретаете?
– В данный момент – волшебную машину, которая перенесет нас всех на Луну.
– Но право же, любезный, кому захочется на Луну? Вот уж лично мне совсем не улыбается летать по воздуху. А оказавшись там, что мы будем делать?
– Об этом, сказать по совести, я, мадам, пока не думал. Полагаю, будем осваивать лунную территорию; обнаружим там неведомых животных, возможно, даже неведомых людей…
– Неведомых людей, ишь ты! Если они устроены не так, как здешние, мне, право же, нет до них дела. Я, поди, и не разберусь, как с ними поступать.
– Но, миссис Кларк, выяснить все это будет так интересно!
– Вы полагаете? Боюсь, старовата я для такого. Каково в мои годы начинать все сначала? Тш-ш! Вот и Эллен с чаем. Теперь ведем себя благопристойно. Она такая ханжа. Эллен, дитя мое, мне так понравился этот молодой человек. Какой у него острый язычок! С ним куда веселее, чем с его сестрой. Бедняжка Луиза, мы все ее очень любим, однако, мистер Бюссон, ей ни разу не удалось меня рассмешить.
– Она слишком серьезно относится к жизни, мадам. И всегда так относилась. А теперь, после этого злосчастного брака, боюсь, и вовсе разучилась улыбаться.
– Да, просто кошмарная история! Все были ошарашены. А уж как я горевала! Кстати, такой симпатичный молодой человек. Обвел вас всех вокруг пальца. И ведь это же надо – покинуть ее прямо в брачную ночь! Полагаю, никто никогда не узнает всю правду об этом маленьком эпизоде.
– Мне кажется, донимать ее вопросами будет жестоко, мадам.
– Да, это вы говорите чистую правду. Очень жестоко. И все же гадать-то не запретишь. Бедная ваша милочка сестра, такая неопытная… если бы она только… впрочем, она никогда не слушала моих советов.
– А что бы вы ей посоветовали, мадам?
– Это я вам в другой раз скажу. Без Эллен. Лучше скажите, как бы вы поступили, если бы от вас в брачную ночь сбежала жена?
– Полагаю, лег бы спать в одиночестве, мадам.
– Ах, фи!.. А еще изобретатель! Эллен, так и знала, что ты забудешь дать чаю Лулу. Три куска сахара, и постуди как следует.
– Лулу уже пила чай, мама.
– А ты налей ей еще блюдечко… Итак, мистер Бюссон, о чем мы там говорили?
– О философии, мадам.
– Правда? А мне казалось, тема была позанимательнее. Экая я рассеянная. В одно ухо влетает – в другое вылетает. Ладно, продолжайте.
Луи-Матюрен улыбнулся Эллен поверх своей чашки с блюдцем, потом чуть заметно кивнул. А после этого пошел сыпать цитатами из Марка Аврелия; миссис Кларк таращилась на него пустым взглядом и позевывала, лаская собачку, дочь же сидела подперев подбородок ладонями, ее потемневшие глаза глядели задумчиво и серьезно.
«Ну прямо ведьма, – пронеслось в голове у Луи-Матюрена, – молодая немногословная ведьма, которая варит в полутьме свое зелье. Думаю, когда она была помоложе, лицо у нее было совсем как у колдуньи, с этим ее острым подбородком. Интересно, о чем она сейчас думает?»
Он все говорил, Эллен все слушала, а миссис Кларк делалась все рассеяннее и даже начала ковырять брошкой в зубах.
– Боже всемогущий, – произнесла она наконец. – Какая невыносимая скука! Господин Бюссон, может, вы нам споете?
– Если ваша дочь согласится аккомпанировать мне на арфе.
– Эллен, ради всего святого, садись к инструменту. Уж если мне суждено уснуть, лучше под музыку, чем под философские рассуждения.
И вот им вновь довелось петь и играть вместе, и им сделалось хорошо и покойно; Луи-Матюрен закинул назад голову и сцепил за спиной руки, Эллен сгорбилась над своим инструментом, не отводя глаз от его лица. Милые немецкие мелодии, песенки сельского Прованса и английские баллады, которые он слышал в детстве, – оказалось, что Эллен тоже все их знает; пока они музицировали, миссис Кларк лежала на кушетке, покачивая пяткой в такт, и следила, как в комнату заползают тени, а голову ее туманили былые дни и былые песни, смех и свет, стук колес экипажа по Пэлл-Мэлл, а еще – осенние вечера четверть века назад, когда герцог Йоркский верхом наезжал к ней на Парк-лейн.
Луи-Матюрен стал завсегдатаем у Кларков. После отъезда Луизы в Португалию на улице Люн сделалось совсем тоскливо: мать относилась к нему с откровенным неодобрением и уже строила планы, как вернуться в Гамбург к среднему сыну Жаку. Аделаида поступила компаньонкой в семью их друзей, проживавшую в Туре.
Роберт, оставшийся в Лондоне, стал настоящим англичанином, но у Луи-Матюрена не было ни малейшего желания следовать его примеру – расхаживать в цилиндре по Сити и просиживать за конторкой с девяти до шести. Луи – так ему самому хотелось думать – существовал в иной плоскости бытия, нежели его семейство, а поскольку был он несобранным и темпераментным, а также немного гением, ему необходимо было окружение сочувствующих друзей, которые не корили бы его за смену настроений и способны были бы оценить его изобретательские планы, а не строили бы постные ханжеские мины всякий раз, когда ему, как всем умным творческим людям, случалось залезть в долги.
Миссис Кларк неприкрыто им восхищалась и уже заявила, что, если понадобится, отдаст ему последнее су. По счастью (ибо и собственные ее денежные дела были несколько расстроены), этого не потребовалось, однако вещала она об этом с таким апломбом, будто в банке у нее лежали миллионы, а тысячи высокопоставленных англичан только и дожидались ее распоряжения. Так это или нет, разобраться он был не в состоянии, однако один интересный факт ему все-таки открылся: из ее шепотков и таинственных намеков стало ясно, что она получает ежегодное пособие от некой лондонской особы королевской крови и что после ее смерти оно перейдет к Эллен.
