Сара Райнер - Один момент, одно утро
6 ч. 30 мин
Тревога Анны проходит, и она, вздрогнув, просыпается. В три часа ночи она, наконец, уснула, а теперь приобщается к внешнему миру с помощью приемника, всегда настроенного на Радио-4[12]. Хотя Стив предпочитает музыку, в этой стычке победила Анна, аргументируя тем, что она встает и уходит первая. Все равно последнее слово остается за Анной, хотя она никогда этого не объявляла: это ее дом – Стив делает ипотечные взносы и время от времени платит за аренду или делает ремонт, но все эти действия производит от ее имени. Анна очень тверда – даже свирепа – в отстаивании своих вкусов. Во-первых, она не любит музыку, терпеть не может диск-жокеев. Их решительная боевитость кажется ей чрезмерной, это часто не соответствует ее настроению. Кроме того, она находит музыку – особенно попсу – слишком расхристанной, слишком низкопробной. Эти песни вызывают у нее уныние, эмоционально выбивают из колеи, а она этого не любит, по крайней мере с утра. В обычных обстоятельствах ей нравится человеческая речь и новости – какие бы страшные они ни были, – это обращает ее к реальности, помещает в определенное время. Дает чувство стабильности, опору.
Однако сегодня все не так. Не успев открыть глаза, Анна вспоминает события вчерашнего дня: Саймона, Карен. Репортер берет интервью у политика – один шотландец со скрипучим голосом интервьюирует другого, – но она не разбирает ни слова, в ее голове теснятся печаль, тревога, злость и чувства, которые она даже не может определить словами.
Не позволяя себе погрузиться в тревожные мысли, Анна сосредотачивается: сегодня она идет на работу. Карен заверила ее, что вместе с Филлис она прекрасно справится, они с Филлис будут поддерживать друг друга. Анна зайдет вечером. Поэтому нужно вставать. Сейчас же.
Стив еще спит, похрапывая. Анна не перестает удивляться, как он может спать при включенном радио, но четыре года, проведенные вместе, доказали, что прекрасно может – возможно, потому что на работе он физически устает. В некотором смысле Анну это возмущает, так как лишний раз подчеркивает, в какую безбожную рань ей приходится вставать и уходить на работу. Но, с другой стороны, ей никто не мешает собираться.
Ночью Стив обнял ее, и рука до сих пор лежит у нее на плече. Анна осторожно приподнимает ее, выскальзывает из-под пухового одеяла и засовывает ноги в поношенные замшевые тапочки. Потом шлепает в дальний конец комнаты и включает маленькую флуоресцентную лампу над туалетным столиком. Лампа не очень яркая; Стив поворачивается на бок, что-то бормочет, и храп возобновляется.
Приняв душ, Анна одевается. Обычно она любит планировать свой туалет – с вечера подбирает туфли, колготки, юбки, блузки и украшения, чтобы одно дополняло другое. Она так делает с университетских времен, когда делила жилье с Карен. Карен всегда считала ее невероятно организованной, и, роясь в поисках чистого белья, она часто слышала голос подруги: «Ты такая зарегулированная зануда!» Карен из тех, кто берет первое попавшееся, если это обычный день, а если случается что-то особенное, надевает то, что первое приходит в голову.
Анна вздыхает. Сегодня Карен не придется решать, что надеть.
Вчера Анна была не в состоянии ничего спланировать и потому сегодня ведет себя, как Карен, и берет то, что попроще – вчерашнюю юбку и блузку.
Потом делает макияж. Но, когда раскрывает глаза шире, чтобы нанести тушь, с трудом сдерживает слезы. Это ее поражает: до сих пор она держалась прекрасно, во всяком случае, нет так уж и плохо, действуя на автопилоте. Слезы льются по щекам, тушь размазывается, а на румянах остаются дорожки. Ей хочется зареветь, как маленькой, но она усилием воли сдерживает слезы.
Придется накладывать макияж снова, и если дело пойдет таким образом, она опоздает на поезд в семь сорок четыре. Анна заставляет себя сосредоточиться и все-таки приводит себя в порядок, хоть и на несколько минут позже.
Утро холодное, но сухое. Светает, и, когда она под горку спускается к вокзалу, ее ноги дрожат, а дыхание вырывается белым паром, как из трубы паровоза в старых фильмах.
* * *Лу любит поспать и превращает свои утренние процедуры в высокое искусство, чтобы продлить время пребывания в постели. Она живет в миле от вокзала, но ее будильник звонит позже, чем у Анны.
Обычно она собирается так: умыться, одеться, поесть, попить и сделать все это как можно быстрее. У нее в мансарде нет ванны, для нее просто нет места, но упругий шумный душ – ежедневное удовольствие. Ей нравится, как вода смывает смутные ночные ощущения, это чувство подкрепляет мятный шампунь под названием «Бодрящий», от которого пощипывает кожу. Быстро проходит по волосам феном – ей даже не надо смотреть, что она делает, так знакома ежедневная процедура, – потом мазок гелем, и прическа готова. Она с такой же быстротой застегивает хлопчатобумажный лифчик, надевает чистые трусики и футболку, джинсы, застегивает молнию на кофточке. Теперь завтрак. Чашка мюсли и нарезанный банан съедаются стоя у окна – в это время Лу наблюдает за восходящим солнцем, которое удивительным образом преображает небо не востоке. Она с трудом делает последний глоток и пару раз отхлебывает чай, прежде чем надеть парку, заправить штанины джинсов в носки, взвалить на спину рюкзачок и скатиться вниз по лестнице.
Она держит свой велосипед на узкой общей площадке на первом этаже – после долгих препирательств с соседями было достигнуто такое соглашение. Она включает свет – он выключается по таймеру, – чтобы увидеть скважину, зная, что он погаснет, прежде чем она повернет ключ: хозяин на всем экономит, в том числе и на электричестве. Не важно: после нескольких лет Лу и в темноте знает, где что находится. Нужно только открыть входную дверь, спустить по ступенькам велосипед (стуча колесами – ох!) и, забросив левую ногу через раму, отъехать от дома.
Сегодня погода намного лучше, думает она, набирая скорость для разминки, холодно, но свежо – пожалуй, будет солнечно. Она так сосредоточенно крутит педали, опустив голову, что – ой! – приходится резко затормозить, чтобы не налететь на большой автомобиль. Это «скорая помощь», она припарковалась во втором ряду, на крайней левой полосе у Брайтонского мола, перегородив дорогу. Что-то случилось.
Лу слезает посмотреть и видит санитаров с носилками, поднимающихся с пляжа. И сразу понятно, почему не включены проблесковые огни – на лицо человека на носилках натянута простыня; произошло несчастье.
«О господи! – думает она. – Неужели опять?»
Но у нее нет времени задерживаться, к тому же зачем зря глазеть? Поэтому Лу вытягивает правую руку, объезжает машину и сворачивает к витиеватым куполам Павильона[13] и Королевского театра.
Ритм вращения педалей действует как сито, отсеивая мысли.
«Нужно разобраться с Аароном, – думает она. – Я не могу это запускать. Нужно позвонить маме и – черт! – сообщить Вик, что не смогу прийти к ней в гости. Мать. Хм-м-м…» Лу постаралась задвинуть протест как можно дальше и ограничилась тем, что удержалась от звонка прошлым вечером, как требовала мать, но к ней она все-таки приедет. Она несется по задним улицам Северного Лейна к вокзалу, переключая передачи. Здесь подъем, но Лу привыкла к этому. С обеих сторон ряды белых террас, дома с дверями, открывающимися прямо на улицу. Здесь нет палисадников, а только ящики для цветов под окнами или горшки у порога. Сто лет назад эти жилища принадлежали железнодорожным рабочим и рыбакам.
Теперь сюда давно уже заселились цыганские семейства с маленькими детьми по имени Аполлон или Атлас, студенты в пирсинге и с дредами на голове, художники сомнительного таланта, с трудом набирающие деньги на квартплату.
Лу слезает с велосипеда и катит его через вокзал к велосипедной стоянке позади. Там запирает его на замок, снимает шлем и идет на платформу № 4.
«Как странно, – думает она, вспоминая предыдущее утро, – что все так быстро вернулось к обыденности, все ведут себя так, будто ничего не произошло». И ей грустно, что жизнь одного человека мало кого затронула. А что с тем телом на пляже, что она видела совсем недавно? Наверное, это кто-то из ночующих на берегу, в Брайтоне много бездомных, и зимой им тяжело. Если так, то эта смерть затронет еще меньший круг, а самому человеку вообще мало кто посочувствует.
Лу вздыхает и смотрит на часы. О, хорошо. Она пробирается к передним вагонам, чтобы на Виктории оказаться ближе к выходу, и на ходу смотрит в окна, не мелькнет ли где-нибудь лицо Анны.
Ей бы хотелось снова с ней увидеться, она чувствует с ней связь: очевидно, дело в том, что они обе переживали вчерашнее происшествие. Но то ли Анны еще нет, то ли она сегодня не едет на работу. Хотя Лу дала ей свою визитную карточку, Анна вряд ли позвонит ей первая.
«Надеюсь, у нее все в порядке, – думает она, – и у ее подруги Карен тоже».
* * *Анна, как всегда, покупает завтрак в магазине «Маркс и Спенсер» в вокзальном дворе и направляется к платформе № 4 и поезду. Он заполнен больше обычного, но ей удалось найти вагон, где можно сесть – хорошо, что поезд отправляется из Брайтона. Она снимает пальто, кладет на полку над головой и садится у окна, как обычно, лицом по ходу поезда. Ей вдруг вспоминается Лу, и она думает, не позвонить ли ей или не послать ли эсэмэс. Но сегодня ей не хочется ни с кем разговаривать. Может быть, в другой раз, решает она, когда настроение будет другим.
