Тан Тван Энг - Дар дождя
Легко позавтракав, мы вышли на газон. Вернув поклон, Эндо-сан ударил меня ногой, целясь в почки. Мне не хватило скорости – я следил за его глазами и руками, все еще думая про уступ и сказанное. Боль разлилась, словно капля красных чернил по бумаге, и я упал на колени. Его вторая нога начала замах – меня ждал удар в голову. Я кувырком встал на ноги. Удар не достиг цели, и на долю секунды соперник оказался в моих руках. Я поднял его ногу, используя направленное внутрь вращение, и ударил ногой по внутренней стороне голени. Он закряхтел, и я повалил его на траву. Он перекувырнулся на ноги и нанес мне очередной удар в бок. Я погасил удар, ринувшись навстречу и не дав ему сработать в полную силу, но тут же налетел на кулак. Кулак врезался мне в щеку, и все вокруг побелело. Я упал на спину, на несколько долгих секунд потеряв сознание.
– Ты делаешь успехи. Но все равно следишь за моими руками, ногами и глазами.
Он приподнял меня и осмотрел мне глаза и щеки, погладив пальцами по лицу.
– Ничего серьезного.
– Как же мне за ними не следить?
– Нужно отбросить страх. Твой взгляд мечется между моими руками и ногами, потому что ты боишься и не уверен в себе. Перестань беспокоиться, что тебя могут ударить, и удара не будет.
Я помотал головой, чтобы разогнать одурь и понять, что он говорит.
– Вставай. Повторим.
Я со вздохом поднялся и встал в боевую стойку.
К концу тренировки наползли грозовые тучи, царапая макушки холмистой гряды, словно дракон, ползущий брюхом по скалам. Мы наблюдали за ними, встав у стены.
– Мне всегда нравились ваши облака. Они так низко летают.
– В дни, как сегодня, когда облака густые, кажется, что небо стало ближе и до него почти можно дотронуться.
Он взглянул на меня, уловив в моих словах невысказанное желание.
– Ты можешь дотронуться до неба, когда захочешь. Я тебя научу.
Эндо-сан назвал это «тэнти-нагэ» – бросок «небо – земля». С силой схватив меня за обе руки, он попросил меня разъединить их, поднять одну руку к небу, целясь в самое сердце небесного свода. А другую руку я направил вниз, словно стремясь дотянуться до центра земли. Я вошел в его динамическую сферу и легко сбил с ног.
– Теперь ты навсегда меня запомнишь, как того, кто научил тебя доставать до неба.
Эндо-сан подыскивал дом для консульства, чтобы сотрудникам было где проводить отпуск. Я показал ему дом в псевдотюдоровском стиле, построенный на северном склоне холма. Оттуда открывалась панорама на Индийский океан и в туманную даль Малаккского полуострова.
– Этот дом постоянно сдают отдыхающим. Владелец – американец, торговец шелком из Бангкока.
Он осмотрел здание и сделал несколько снимков.
– Посмотрим, подойдет ли он консулу. Но уверен, что Хироси-сану не к чему будет придраться. Здесь есть телефон?
– Да. Это один из домов, куда протянули линию.
Эндо-сан сложил штатив, убрал фотоаппарат, и мы отправились обратно в Истана-Кечил. Дорожка вилась мимо калиток и въездных ворот в другие дома, сплошь принадлежавших британцам. Мы находились на самой вершине; даже здесь безраздельно царила иерархия: местным китайцам и малайцам разрешалось владеть постройками на нижних уровнях, у подножия «анг-мох-лау» – «особняков рыжеволосых». Пока мы шли, у меня созрел вопрос:
– Зачем Японии консульство на Пенанге?
– Есть несколько наших отделений в Малайе. Еще по одному – в Куала-Лумпуре и Сингапуре. У нас торговые интересы в этой части света. Я же говорил, после веков изоляции Япония хочет участвовать в судьбах мира.
Когда мы сидели в фуникулере (тот двигался так бесшумно, что мне показалось, будто нас несет сброшенный лист, скользящий вниз по холму), он спросил:
– Ты бывал в Куала-Лумпуре?
– Конечно. Отец иногда возит нас туда на выходные. Там филиал нашей фирмы. Почти все торговые компании перенесли штаб-квартиры в Куала-Лумпур, но он от этого отказался.
– Я согласен с ним. Ваш остров намного приятнее Куала-Лумпура. Через несколько дней я собираюсь ненадолго туда поехать. И мне снова нужен попутчик, знакомый с городом. Ты хотел бы присоединиться?
Я не колебался ни секунды.
– С большим удовольствием.
Глава 6
Когда я вернулся, дядюшка Лим, наш семейный шофер, выходил из гаража. Он посмотрел на меня, прищурив и без того узкие глаза.
– Вы все гуляете с этим японским дьяволом. Вашему отцу лучше об этом не знать.
Мы с ним говорили на диалекте, завезенном из южнокитайской провинции Хок-кьень. Большинство китайских иммигрантов на Пенанге родились именно там, до того как приплыть в Малайю в поисках работы.
– Да, дядюшка Лим, – мы всегда уважительно относились к старшим слугам. – Но он узнает, только если ты ему скажешь.
– Мне нужно отправить машину в ремонт. Не знаю, сколько будут ее чинить. Какое-то время я не смогу вас возить.
Я покачал головой:
– Неважно. На следующей неделе я еду в Куала-Лумпур.
– Этому человеку нельзя доверять.
– Тебе все японцы не нравятся, дядюшка Лим.
– И у меня есть на то причины. Они каждый день продвигаются все глубже в Китай. Уже города начали бомбить. – Он покачал головой. – Я попросил дочь пожить у меня. Через месяц она приедет на Пенанг.
Я услышал в его голосе раздражение и перестал поддразнивать. У дядюшки Лима было две жены, обе покинули провинцию Хок-кьень ради работы на британских шелкопрядильных фабриках в Кантоне. Раз в два года он брал отпуск, чтобы съездить домой. В тот день отец сам отвез его на причал и помог погрузить на лайнер багаж и подарки. Несмотря на предложение отца оплатить каюту, дядюшка Лим неизменно бронировал койку в трюме. «Можно потратить деньги на что-нибудь получше», – отвечал он, демонстрируя бережливость, которой хок-кьеньцы гордились, а я считал скорее скаредностью.
– Твоя семья в безопасности?
Мне было трудно смириться с мыслью, что соплеменники Эндо-сана способны на подобные злодейства, но по выражению лица дядюшки Лима я понял, что ошибался.
Он кивнул:
– Они собираются бежать, уехать на юг. Я советовал им приехать сюда, но они отказались. Приказать не могу – вот и позволяй женщинам после этого работать на фабриках! Хоть дочь меня еще слушается.
– Я попрошу одну из горничных приготовить для нее комнату, – предложил я, зная, что отец сказал бы то же самое.
Мне хотелось сказать еще что-нибудь, но в тот же миг я почувствовал, что меня словно крутанули вокруг оси одним из приемов айки-дзюцу Эндо-сана, и потерял ориентацию в пространстве. Я не мог бросить начатое, потому что наши занятия превратились для меня в образ жизни, и знания, которыми он делился со мной, были слишком драгоценны, чтобы от них отказаться. Я сказал себе, что Эндо-сан не отвечает за то, что происходит где-то в далекой стране. Поэтому я промолчал, решив, что комнаты для дочери дядюшки Лима с меня будет достаточно.
Дядюшка Лим покачал головой.
– Она остановится у моего двоюродного брата в Балик-Пулау. Его семья найдет ей место.
Я смотрел, как он уходит прочь. Я знал, что шоферу было только слегка за пятьдесят, но вдруг увидел, что он стареет. Другие слуги боялись его норова, но он никогда никому из нас его не показывал. Ама рассказывала, что когда моя мать только приехала в Истану в качестве новой хозяйки, она, к большому неудовольствию прислуги, часто наведывалась на кухню. Это была их вотчина, а мать нарушала заведенный ими порядок. Хуже того, она была китаянкой, вышедшей замуж за европейца. Страданиям не было предела, пока дядюшка Лим не попросил мать оставить слуг в покое и забыть дорогу на кухню. Только у него хватило смелости это сделать.
Дядюшка Лим остановился и обернулся ко мне:
– Сегодня звонила ваша тетя Юймэй. Просила вас зайти к ней, как только сможете.
Я скорчил гримасу. После смерти моей матери тетя Юймэй считала своей обязанностью за мной присматривать.
– Что ей нужно?
– Чэн Бэн скоро закончится, забыли? – с упреком заметил он, имея в виду Праздник чистого света, когда семьи собираются, чтобы привести в порядок могилы родителей и предков и принести им дары в виде еды и ритуальных денег.
– Я не забыл. – На самом деле забыл, конечно.
Тогда я только начинал задумываться, в каком странном месте вырос – в малайском государстве, которым правили британцы, где было сильно влияние Китая, Индии и Сиама. На острове я мог перемещаться из одного мира в другой, просто перейдя улицу. С Бангкок-лейн можно было дойти до Бирма-роуд и Моулмейн-роуд, вниз по Армянской улице, потом к индийским кварталам вокруг базара Човраста; оттуда я мог попасть в малайские кварталы вокруг мечети капитана Келинга[32], а потом – в китайские, состоявшие из Кимберли-роуд, Чуля-лейн и Кэмпбелл-стрит. Просто прогуливаясь по городу, было легко потерять одну личность и обрести другую.
Перед тем как отвести машину в мастерскую, дядюшка Лим подвез меня к дому тети Юймэй. Я смотрел, как он дает задний ход по короткой подъездной аллее и уезжает прочь. Он беспокоился о дочери, и мне было его жаль, но я знал, что его неприязнь к Эндо-сану, просто потому, что тот был японцем, несправедлива. Если на то пошло, то дядюшка Лим не должен был иметь дела с моим отцом, потому что даже я знал, какой урон Китаю нанесли британские торговые компании.
