Алексей Иванников - Расследование
Домой я добрался почти в шесть часов, когда ещё вовсю светило солнце и было душно, как в конце лета. В квартире стояла тишина, родители уехали в деревню на месяц, чтобы заниматься овощами и фруктами, и я мог сосредоточиться на своём деле. Я быстро разогрел и поел приготовленное заранее, и занялся тетрадью с воспоминаниями учителя: надо было наконец узнать, за что я отдал деньги.
Тетрадь была тонкая, в двенадцать листов, разлинованных в клетку, но заполнена она оказалась не до конца, а чуть больше чем наполовину: видимо, не так уж много мог вспомнить учитель о своём великом ученике. На обложке стояла фамилия и цифра «три» – порядковый номер тетради во внутренней иерархии учительского архива, а на обратной стороне обложки – дата записи: число примерно десятилетней давности. То есть записи отделяло от событий больше двадцати лет, на которые наверняка наросли поздние наслоения.
Как я и слышал в школе, учитель на самом деле оказался классным руководителем Р., в записях об этом было сказано ясно и с понятной гордостью. Класс, где учился Р., он принял, когда они уже перевалили за середину и приближались к концу обучения, что оказалось связано с реорганизацией школьной системы и объединением в одних классах мальчиков и девочек; ему достались последние три года классного руководства у Р., и возможно, поэтому его записки ограничивались этим сроком.
Всё было навалено в одну беспорядочную кучу, и мне пришлось разделять истории и случаи, раскладывать их по отдельным полочкам, чтобы потом можно было легко найти необходимое. Начиналось всё с учёбы и поведения героя: учился он вначале хорошо, хотя способности позволяли бы ему быть лучшим в классе, но подводила небрежность и необязательность: он мог блеснуть на одном занятии, а на следующем забыть прочитать какой-нибудь параграф и долго пытаться выкрутиться, что не всегда приводило к успеху. «Пятёрки» иногда перемежались «трояками» и даже ещё худшими оценками, и в классе он был вначале чуть выше среднего уровня. По поводу поведения мнения учителей разделялись: для кого-то его беззлобные шутки были всего лишь развлечением, а кто-то воспринимал их слишком серьёзно и соответствующим образом отмечал в журнале и дневнике: не случайно я наткнулся на несколько таких записей, обличавших Р. и дававших повод для вызова родителей. Сам учитель не был таким уж строгим педагогом, и прорабатывал героя только по необходимости, являясь его классным руководителем.
Но к концу учёбы поведение Р. стало неожиданно ухудшаться, пока однажды не обнаружилась ужасная вещь: оказывается, он прогуливал занятия, причём достаточно давно и достаточно регулярно, пользуясь добротой матери, покрывавшей грехи с помощью записок учителям. Все были шокированы, и даже мать, не ожидавшая такого размаха преступлений, а по результатам расследования открылось ещё более страшное: вместо занятий в школе он посещал читальные залы различных библиотек, зачитываясь литературой прошлых веков и нового времени, всех эпох и всех народов, на что, естественно, не хватало и не могло хватить времени, остававшегося после занятий. В присутствии директора, завуча и классного руководителя Р. дали понять, что с такими замашками он вряд ли сможет закончить десять классов, и даже был специально выделен испытательный срок, по итогам которого должна была определиться его судьба. Видимо, испытание завершилось удачно, но отношения со многими учителями, узнавшими, чему Р. предпочитал общение с ними, оказались испорчены, и многие стали его сознательно заваливать, действуя по принципу «кто не с нами, тот против нас». Теперь он переместился в худшую половину класса, то есть если лучшей половине оценки немного повышались – часто неосознанно – то другой части приходилось бороться за выживание в явно неблагоприятных условиях, и если учесть равнодушие и неактивность Р., то можно было понять тяжесть его положения в самом конце школы. В записках упоминалось об открытой вражде Р. с главным идеологом школы – учительницей истории – приведшей к появлению даже «трояков» в окончательном аттестате. Видимо, она взяла на себя нелёгкую задачу по борьбе с паршивыми овцами в благородном стаде, и Р. стал одной из главных мишеней и самой заметной паршивой овцой.
Но школу ему всё-таки дали закончить, и главной причиной было, видимо, высокое положение отца, не позволявшее окончательно добить Р. и избавиться от него. Судя по записям, старый учитель чаще защищал его, и не все в школе были настроены против, но положение не позволяло заступникам заметно влиять на его судьбу.
Кроме самого общего рассказа о последних годах в школе я выделил несколько отдельных эпизодов, косвенно подтверждающих его высокое будущее, хотя конечно, далеко не все понимали это. Первой оказалась история о летней обязательной практике после девятого класса, когда весь класс работал на заводе. Учитель не упоминал, что это был за завод и чем там все занимались, только к концу практики обнаружилось, что Р. заработал в два или три раза больше одноклассников. Учитель был удивлён и в качестве классного руководителя сделал запрос: от него зависела оценка по трудовому обучению, но всё оказалось верно, и пришлось подкорректировать не самую лучшую оценку по предмету.
Потом шли воспоминания о каком-то интеллектуальном турнире в классе: требовалось что-то вспомнить, отгадывать или уже заранее знать, и здесь проявилось полное и подавляющее преимущество Р. по всем разделам над одноклассниками: знал он больше всех, и лучше других реагировал на неожиданные вопросы, но сильнее всего превосходство проявилось в том, что было связано с памятью: он просто задавил всех, и даже классный руководитель, знавший по идее своих подшефных, был поражён таким несоответствием школьных успехов неформальному состязанию. Возможно, после этого учителю стало кое-что понятно, но и он, конечно, не смог бы предположить будущего взлёта, тем более что сам Р. – насколько мне было известно – тогда не думал об актёрской карьере.
Третий случай – подтверждавший предыдущее – произошёл в десятом классе. Насколько можно было понять, из-за участившихся случаев воровства вещей из раздевалки в школе организовали дежурство старшеклассников, освобождая их на отдельные занятия; во время одного такого дежурства Р. проявил бдительность и не позволил совершиться преступлению, хотя и не смог задержать предполагаемого вора. Случай не имел особых последствий, и только в совокупности со всем остальным давал возможность понять и оценить потенциал и неслучайность того, что случилось с ним потом.
Помимо этих эпизодов, в нескольких местах проскальзывали намёки, из которых можно было понять, что в идеологическом плане Р. считался неясной и даже ненадёжной личностью; соответствующие службы имели такую информацию, хотя и сложно было понять, в чём неблагонадёжность проявлялась, но, видимо, на отношения с главным идеологом школы это накладывало отпечаток, что стало причиной появления злосчастных «трояков» в аттестате. Трудно было поверить, что человек, обладавший лучшей в классе памятью и сообразительностью, не мог выучить того, что изучалось на занятиях по истории и обществоведению, и причины, очевидно, крылись совсем в другом. Представляю, как могла выглядеть его характеристика после окончания школы: с одной стороны – неблагонадёжность с точки зрения идеологии, с другой стороны – неактивность и незаинтересованность во всём, что касается учёбы и общественной жизни, и даже общие способности вряд ли могли заметно улучшить такое подобие волчьего билета – но удивительно! – он поступил в институт – пока не театральный – с первого же захода. Здесь была уже другая история жизни Р., тоже не до конца ясная, но всё-таки я точно знал, что сразу после десятого класса он поступил в обычный инженерный институт, который затем бросил, не доучившись даже первого семестра, а через несколько месяцев неожиданно для всех с блеском сдал экзамены в театральный институт.
Я узнал достаточно много нового, однако одна сторона жизни Р. почему-то пропускалась: речь шла, конечно, о его отношениях с одноклассницами. По непонятной причине то, о чём с интересом говорила завуч, совсем не отражалось в воспоминаниях учителя, и данный пробел надо было восполнять из других источников. К счастью, у меня имелся адрес первой жены героя, которая могла что-нибудь знать по этому поводу; расследование желательно было проводить последовательно, в хронологическом порядке, чтобы иметь возможность понять побудительные причины его действий и поступков, далеко не всегда простых и внешне логичных. Почему он выбрал инженерный институт и конкретно тот факультет, хотя никогда не имел склонностей к предстоящей работе, и почему бросил его так быстро, и чем он занимался несколько странных месяцев перед поступлением в театральный институт, а то, что он занимался, и, видимо, много и напряжённо работал, было ясно из результата, но почему-то нигде об этом не говорилось ни слова, как будто эти месяцы были просто вычеркнуты из его жизни. И чем была обусловлена его первая ранняя женитьба, и сразу после уход из дома родителей к жене: наверняка у него дома условия выглядели намного благоприятнее, однако почему-то он выбрал трудную жизнь с большими материальными сложностями, с которыми опять-таки непонятно как справлялся. Надо было идти на контакт с первой женой, жившей совсем рядом с городом, но не имевшей телефона: завтра утром я собирался выбраться туда, хотя и не знал ещё, застану ли её дома; приходилось рисковать, но на худой конец можно было оставить записку или съездить за город ещё два-три раза.
