Сара Райнер - Один момент, одно утро
– Аарон говорит, что это так.
Именно сегодня у Лу не хватает сил. Однако Кайра не дает передышки:
– Это и так ясно, можете не говорить.
– Знаете, ребята, если хотите это обсудить, будет лучше, если мы сделаем это в более подходящее время.
– А чем плохо сейчас?
Лу глубоко вдыхает. Это уже похоже на запугивание.
– Думаю, ты знаешь, Кайра. Хоть я и уважаю твой интерес к моей личной жизни, тебе известны правила: если я не хочу что-то рассказывать, то это мое право. Если вы хотите обсудить что-то еще, то, пожалуйста, поговорим об этом на сеансе – а здесь публичное место. Обсудим завтра, ладно?
– Но как же вы просите нас делиться с вами своими чувствами, а сами не хотите делиться своими?
– Дело в том, что у нас разные роли.
– Это звучит как полная чушь, – с вызовом произносит Аарон.
Она может лишь восхититься его находчивостью. Лу часто говорит ученикам, что на сеансах нужно быть честными и откровенными, и понимает его точку зрения.
– Мне жаль, что ты это так ощущаешь, – признает она, – но и ты должен уважать мои чувства. А теперь я пойду домой, я очень устала.
Она уходит.
– Но мы по-прежнему считаем вас лесбиянкой, мисс! – кричит вслед Кайра.
19 ч. 57 мин
Вечером, когда она приходит домой, она не видит на коврике почты, в доме не чувствуется затхлого воздуха, не царит тишина.
Стив собрал ее письма и положил на столик при входе, в доме тепло, но не душно, пахнет чем-то вкусным, и доносятся звуки радио.
– Привет, – слышится голос из кухни. – Ты, наверное, совсем без сил.
Анна чувствует прилив благодарности – какой контраст с возвращением домой Карен. Она идет на кухню, там у плиты стоит Стив в ее переднике. Хотя передник без всяких рюшек – это не в стиле Анны, – но пастельно-зеленый, в клеточку, явно женский, и есть нечто трогательное видеть такого мачо в этом переднике. От этого он как-то извращенно кажется еще мужественнее и красивее. А Стив несомненно красавец. Высокий, широкоплечий, с растрепанными волосами соломенного цвета, он из того сорта мужчин, на которых женщины оборачиваются на улице – и некоторые мужчины тоже, если уж на то пошло, учитывая, что это Брайтон. Анна не сомневается, что своим успехом в профессии Стив в большой степени обязан своей внешней привлекательности – в конце концов, она сама попалась на это, когда переехала в этот дом и ей потребовалось сделать ремонт. Она также заметила, что его внешность, похоже, не вызывает тревоги у нормальных мужчин – вероятно, потому, что он также хорош в том, что их связывает: Стив обожает пабы, спорт на открытом воздухе, машины.
– Я готовлю спагетти по-болонски, – говорит он, кладя деревянную ложку.
Настроение Анны становится еще лучше. Она опасалась его реакции на дневные события, боялась, что до ее прихода он пропустит несколько рюмок. Обычно он реагировал на чужие трагедии именно таким образом. Но она бы не сказала, что он совершенно трезв. На самом деле она бы не выдержала, если бы он не был сегодня таким внимательным, и благодарна ему за все.
– О-о-о, слюнки текут! – Она чувствует запах помидоров, мясного фарша, грибов, лука и чеснока. Это именно то, чего ей хочется поесть, – такое домашнее, утешительное, полное углеводов, и одно из коронных блюд Стива. Он настоящий повар. Стив вообще хорош во всем, что связано с работой руками. («Значит, должен быть хорош в постели», – шутила Карен, когда Анна с ним познакомилась).
– Иди сюда. – Он выключает радио и раскрывает объятия.
Анна шагает к нему и прижимается к его груди, вдыхая его запах, чувствуя тепло его тела, его силу, его твердость. Ей просто необходимо утонуть в его объятиях, и она издает долгий тяжелый вздох, стараясь изгнать из себя все, через что прошла в этот день.
– Ну и денек у тебя выдался. – Стив целует ее в макушку. – Что тебе налить?
Сейчас Анне бы очень хотелось большой бокал красного вина, но она говорит:
– Чашку чаю, – хотя чаю уже напилась сегодня.
– Это точно?
Она кивает.
– Если начну сейчас пить, то не остановлюсь.
Это неправда, и она знает это, но если он тоже будет пить с ней, то ему будет не так легко, как ей, ограничиться всего лишь парой бокалов.
– Ладно. Один чай. Теперь садись, вот так.
Анна с облегчением садится за кухонный стол, и Стив, не спрашивая, массирует ей плечи. Он инстинктивно понимает, где нужно снять напряжение, и нежными движениями разогревает мышцы. Анна вертит головой, расслабляясь.
– Как хорошо!
Он находит узел мышц у нее на шее за затылком и усиливает давление большими пальцами.
– Да, именно здесь… Спасибо…
Она откидывается назад и целует его, куда попало – губы скользят по его рубашке, и Анна чувствует сквозь ткань мышцы у него на груди. Она чуть не возбудилась, но не совсем – слишком напереживалась от всего случившегося.
– Ну, рассказывай, – говорит Стив.
Анна снова вздыхает:
– Боже, это совершенно ужасно.
И, словно движения его рук выкачивают из нее весь негатив, из нее льется одним долгим потоком – поезд, такси, звонок Карен, больница, тело Саймона, дети.
Когда она заканчивает, Стив спрашивает:
– С Карен кто-то остался, когда ты ушла?
– Да, почти сразу приехала мама Саймона, и его брат Алан уже ехал прямо с работы. Он ушел пораньше, так что уже должен быть у нее. Помнишь его?
Стив кивает:
– Конечно. Хороший парень. Да, наверное, это было что-то.
– Они хотят выбрать для Саймона одежду, в которой его будут хоронить. Это будет занятие. – Анна вздрагивает. – Но, по крайней мере, Филлис, насколько я поняла, останется на ночь.
– Хорошая мысль. Не думаю, что Карен следует оставлять ночью одну. – Он прекращает массаж и возвращается к плите – помешать спагетти.
Сковорода стоит на медленном огне, и Анне слышно побулькивание. Потом Стив подходит к столу, со скрипом отодвигает стул и садится. Теперь его черед вздохнуть.
– Черт, бедная Карен. – Он трет глаза и проводит руками по волосам. – Боже мой! Наверное, теперь она не сможет себе позволить новый дом.
Анна кивает: он озвучил то, что они с Карен еще не обсуждали, – деньги.
Стив продолжает:
– У Саймона была застрахована жизнь?
– Думаю, да. Саймон думал об этом.
– Ты хочешь сказать: в отличие от меня, – смеется Стив, но в его голосе слышны горькие нотки. Он остро чувствует, что недостаточно зарабатывает.
– Да, в отличие от тебя, – соглашается Анна, но в ее тоне нет упрека, а только нежность. Сейчас она так рада, что Стив рядом, полон жизни и энергии, что у нее нет желания подшучивать над чем бы то ни было.
Ощущение жизненной энергии Стива вдруг возвращает ее в больницу. Она никогда не забудет вида Саймона. Раньше она никогда не видела мертвого тела и не знает, чего ожидала, но что-то было не так. При жизни Саймон был даже больше Стива – просто танк, а не человек, – но сегодня он показался ей совсем небольшим, такой серый, неподвижный.
Она наклоняется ближе к Стиву и берет в руки его ладонь. И снова ее поражает контраст – вот она держит руку своего мужчины так же, как раньше Карен держала руку Саймона. И вот рука Стива, наполненная теплой кровью, с пульсирующими венами, твердыми костями и упругими сухожилиями, с подстриженными ногтями и загрубевшей от физической работы кожей. Она сжимает ее, сжимает крепко. В это короткое мгновение у нее такое чувство, будто только эта рука удерживает ее, чтобы не смело прочь.
* * *– Еще раз, мамочка, еще раз!
Карен закрывает книжку с картинками и откладывает ее в сторону.
– Два раза достаточно, Молли.
– И мама сегодня очень устала, – говорит мать Саймона Филлис.
Это не то слово: Карен изнемогла почти до оцепенения, но сон тут не поможет.
Пришел и ушел Алан, взяв с собой одежду Саймона, чтобы отдать в похоронное бюро. Она с трудом видела предметы и не могла выбрать одежду для мужа, но постаралась, и с помощью Филлис и Алана она отобрала темно-серый рабочий костюм, белую рубашку и любимый шелковый галстук Саймона.
Теперь Карен и Филлис укладывают Молли и Люка спать. Вместе им удалось покормить их – проще всего оказалось приготовить рыбные палочки и печеные бобы, – искупать, одеть в пижамы и без особых протестов отправить наверх, в их спальню. Карен была благодарна свекрови за помощь и поддержку; она боялась, что одна она бы просто сидела в комнате, обхватив детей, и все втроем они бы проплакали всю ночь. Но в течение последнего часа взрослые отвлекли Молли и Люка и вернули их в нормальное состояние. Тем не менее Карен понимает, что Филлис тоже страшно потрясена. Потерять сына ужасно в любых обстоятельствах, а потерять его на склоне собственной жизни и так внезапно – это удар, которого можно не перенести.
Ее мысли прерывает Люк:
– А где Синий крокодил?
Синий крокодил – их любимая игрушка, потрепанная, кое-где с дырками и торчащей из швов набивкой. Нелепо для крокодила; но он пушистый, хотя мех уже свалялся от долгих ласк. В последнее время Люк меньше им интересуется, но по-прежнему просит дать его, когда нужно утешение.
