Кэти Стаут - Привет, я люблю тебя
– Джинё? Правда? «Уайлде Энтертейнмент» – самая успешная компания, работающая с «кантри»!
Он быстрым, как молния, движением достает мобильник и, прежде чем я успеваю возразить, поворачивает его экраном ко мне. И показывает мне мое фото, сделанное папарацци в аэропорту Атланты.
– Это ты! – Он с восторгом смотрит на меня. – Ты знаменитость!
Я издаю нервный смешок.
– Нет, я не знаменитость. Это папа знаменитость. Просто на меня падает тень его славы.
Он морщится в ответ на мои слова, но продолжает прокручивать фотографии, пока я не накрываю экран ладонью.
– Хватит, – говорю я и смеюсь, когда он пытается вырвать телефон из моих пальцев.
– Я хочу посмотреть твои американские фотки.
Я пытаюсь выхватить у него мобильник, но он отдергивает руку и отбегает. Я гонюсь за ним по репетиционной и догоняю.
– Дай-ка я… – Он смотрит куда-то мне за плечо. – Хёнг!
Я поворачиваюсь и вижу в дверях Джейсона с рюкзаком на одном плече.
– Что ты делаешь? – спрашивает он, только я не знаю, к кому именно он обращается.
– Нуна помогала мне с песней, – отвечает Йон Джэ, отступая от меня на несколько шагов.
– Нуна? – спрашиваю я в надежде разрушить неловкую атмосферу, вдруг возникшую в комнате.
Джейсон небрежно отмахивается.
– Это он уважительно. Это значит «старшая сестра».
– Корейские штучки? – говорю я, но никто из них не отвечает.
– Зачем тебе понадобилась помощь? – спрашивает Джейсон, словно не замечая того, что может быть неправильно истолковано в отношении меня и Йон Джэ. – Я же вчера тебе показывал.
– Знаю, но звучало все равно плохо. А она все поправила! Ты знал, что Стивен Уайлде – ее отец?
Джейсон смотрит на меня, и я опять борюсь с инстинктивным желанием съежиться под его взглядом. Вместо этого я рассматриваю его с ног до головы. Сегодня на нем другие кроссовки, такие же яркие, и джинсы, которые обтягивают худые ноги. Меня обдает жаром, и я с усилием поднимаю взгляд на его лицо, хотя это не помогает мне вернуть душевное равновесие.
– Я встречал Стивена Уайлде, – наконец говорит он, – и ты на него совсем не похожа.
Я усмехаюсь. Он что, не верит?
– Ты прав. Я похожа на маму.
И слава богу. Папе ужасно не повезло с носом, и этот нос унаследовал бедолага Нейтан.
– Почему ты об этом не рассказывала? – спрашивает он.
– Повода не было. У меня нет привычки на каждом углу рассказывать о своих родителях.
У меня была куча непрошеных поклонников, и я сыта ими по горло. Правда, я чувствую, что Джейсон никогда бы не стал унижаться и использовать меня, чтобы пробраться наверх. Ведь тогда ему пришлось бы признать, что без меня ему не обойтись.
– Хочешь, я предоставлю тебе свое генеалогическое древо? – добавляю я.
Надеюсь, не захочет. Пока еще никто из них не сообразил, что Нейтан – мой брат. Большинство и не знает, что лучший клиент моего отца – это его сын, так как Нейтан взял в качестве сценического псевдонима девичью фамилию мамы. Нейтан Кросс. Папа решил, что бизнесу не пойдет на пользу, если все будут знать, что он продюсирует музыку собственного отпрыска.
– Нуна Грейс могла бы помочь с новой песней, – встревает в разговор Йон Джэ. – Ты говорил, что у нас с ней не все гладко.
Лицо Джейсона неуловимо меняется, застывает.
– Мне не нужна помощь.
Я поднимаю вверх обе руки, признавая, что сдаюсь.
– Послушай, я не хотела ни во что влезать. Если тебе неприятно мое присутствие, я могу уйти.
Минуя Джейсона, я успеваю вдохнуть свежий аромат его одеколона, и у меня тут же начинает кружиться голова. Я уже готова повернуть дверную ручку двери и уйти, пока еще у меня есть возможность совладать со своими противоборствующими эмоциями, но он останавливает меня.
– Можно послушать, что ты сделала с партией ударных?
Я указываю на листок с нотами в руках Йон Джэ.
– Я все записала.
Он берет листок и внимательно читает.
– Ты играешь на ударных?
– Она вообще ни на чем не играет, – отвечает за меня Йон Джэ. – Она просто знает о музыке все.
– Это неправда. – Но я против воли улыбаюсь: мне приятна его слепая вера в меня. – Я знаю очень мало.
– А тебе было бы интересно помочь мне с новой песней? – спрашивает Джейсон. Его голос звучит преувеличенно спокойно, и я понимаю: ему почти физически больно просить меня о помощи. – Мне нужно закончить ее к ноябрю, то есть осталось чуть меньше двух месяцев.
Я пожимаю плечами, но от мысли, что мы вместе будем создавать музыку, как мы это делали с Нейтаном, когда папа не видел, у меня учащается пульс.
– Может быть.
– А я помогу тебе с корейским, – предлагает он. – Я ничего не беру бесплатно.
– Хёнг хорошо знает корейский, – рекламирует Джейсона Йон Джэ. – Только он не умеет на нем читать, поэтому и ходит на уроки.
Джейсон бросает на приятеля испепеляющий взгляд и снова смотрит на меня. Я же обнаруживаю, что вполне серьезно обдумываю его предложение. Это действительно интересно, только вот это значит, что нам придется проводить вместе много времени. Хотя, может, рядом будут Йон Джэ и Тэ Хва, которые разрядят обстановку? Или мы с ним будем только вдвоем, в его комнате?
Пульс колотится в висках.
Я снова подавляю желание съежиться. Мне и в самом деле нужно переосмыслить свои приоритеты. Оставаться наедине с Джейсоном – плохо. Мы и так постоянно ссоримся, не важно, что пару раз нам удалось поговорить как цивилизованным людям. Мы с ним не друзья. Точка.
И все же…
– Ладно, – говорю я. – Но я соглашаюсь только потому, что мне нужен репетитор.
Йон Джэ за спиной у Джейсона показывает мне поднятый вверх большой палец, и я улыбаюсь. Вполне возможно, мне будет приятно работать с «Эдемом».
* * *Позже на той же неделе мы с Джейсоном встречаемся в репетиционной. Одной рукой толкая дверь, другой я прокручиваю на своем телефоне блоги о знаменитостях. Разговор с Йон Джэ о моем отце напомнил мне, что я давно не читала новостей о своем семействе. Мне гораздо проще узнать о них в Интернете, чем рассчитывать на мейл от кого-нибудь из родителей.
Однако ничего интересного я не нахожу, хотя сегодня утром я получила по электронной почте странное письмо от человека, назвавшегося репортером, с просьбой дать интервью. Я стерла его, даже не дочитав до конца.
Когда я вхожу в репетиционную, я обнаруживаю Джейсона с потрепанной акустической гитарой в руках.
– Похоже на Боба Дилана. «Мастера войны», верно? – Я сажусь на стул и убираю телефон, а с ним и связь со всем, что осталось дома.
Джейсон что-то утвердительно буркает.
– Удивительно, что он тебе нравится, – говорю я.
Его пальцы замирают на струнах, и он смотрит на меня.
– А что, я не могу любить американскую музыку?
– Нет, я имела в виду, что песни твоей группы совсем не похожи на его творчество, а люди обычно исполняют ту музыку, которую им нравится слушать. К тому же у меня сложилось впечатление, что тебе самому не нравится ваша музыка.
Он хмурится, и хотя мои слова рассердили его, мне приятно видеть на его лице живые эмоции. Он настолько редко проявляет какие-то чувства, что я иногда сомневаюсь, что он вообще способен что-то чувствовать.
– Итак, ты намерен объяснить мне, что ты имел в виду на днях? Когда сказал, что сомневаешься, что из вашей группы получится что-то хорошее? – спрашиваю я и вижу, как напрягаются его плечи.
– Я лишь хотел сказать, что у нас есть к чему стремиться, – сдержанно отвечает он.
– Нет, я абсолютно уверена, что ты назвал вашу музыку ужасной. Никто не станет называть свою музыку ужасной ради красного словца. А так как нам с тобой предстоит провести много времени в разговорах о музыке, я хотела бы хотя бы понять, какой ты видишь ее, свою музыку.
– Ты хочешь понять меня? – скептически спрашивает он.
Я пожимаю плечами.
– Тебя. Твою музыку. Смотри на это как хочешь. Я не смогу помочь, если не пойму философии твоей музыки – даже если у меня нулевой интерес к твой личной жизни.
Он усмехается:
– Это отец научил тебя такой технике?
Я ощетиниваюсь при упоминании о папе, и Джейсон замечает это.
– Вы с ним не в лучших отношениях, да? Может, он слишком строг с тобой? Между прочим, теперь я понимаю, почему ты строишь из себя принцессу – ты и есть принцесса. А твой отец – король от музыки.
Слово «принцесса» всегда имело положительное значение, но почему-то из уст Джейсона оно звучит как отрицательная характеристика.
– Мы сейчас говорим не обо мне, – парирую я. – Тебя не касается, какие у меня отношения с отцом. Что касается твоего вопроса: да, это он научил меня так работать с клиентом, потому что нужно понять, что он представляет собой как артист. Извини, что пыталась помочь тебе. Если ты считаешь меня принцессой, то, может, тебе не стоит со мной работать? – Я встаю, собираясь уйти.
– Подожди, – окликает он меня, когда я подхожу к двери. – Прости… меня.
