Любко Дереш - Голова Якова
– Ты знаешь, ваша секретность, она сбивает с толку.
– Яков, ты меня знаешь, я не люблю занудствовать. Давай я скажу тебе просто. Яков, это шоу. От начала и до конца. И называется оно «Апокалипсис». Я работаю в компании, которой пять тысяч лет. Пять тысяч лет! Разве это не удивительно? Я еще никогда не ощущал такого подъема! Можешь меня поздравить – теперь я возглавляю украинский филиал! – Брат глотнул еще «Бехеровки», вытер губы и продолжил: – Нам нужен алтарь. Лучшего, чем новый стадион во Львове, мы не нашли. По дислокации, по историческому, по социальному контексту. Я сказал господину Богусу: если мы хотим мистерии, если мы хотим шоу, от которого будет трепетать весь мир, все, что нам нужно, – это Донецк и Львов. Все прочее сделают за нас сами зрители.
– Вы что, играете в фашистов?
– Это фашисты играли в нас. А мы просто развлекаем публику. На планете семь миллиардов зрителей. Наше кредо – «шоу маст гоу он». Я господину Богусу сказал: мой брат, только он может написать такое. Архетипы, символы, скрытые послания – это все его сфера. Яков, твою симфонию будут исследовать музыковеды. Они будут искать связи, аллюзии, ключи к пониманию того, что же происходило в две тысячи двенадцатом во Львове. Только мой брат, сказал я им, настолько поведенный, чтобы писать симфонию для конца света.
– Я должен написать симфонию для конца света?
– Да, ты должен написать симфонию для конца света. Это твой шанс стать великим! Молчи, не говори ничего, я знаю, ты в восторге.
– Я в легком шоке.
– Тем лучше для симфонии. Слушатели тоже должны быть в легком шоке. Теперь в мире столько компьютерщиков, столько юристов, столько экономистов! А нам катастрофически не хватает сценаристов. Нам не хватает композиторов. Нам не хватает драмы! Личная драма уже никого не волнует. Драма нации – это драма на каждый день. Каждый день кого-нибудь взрывают. Где-то происходит геноцид. При этом людей не становится меньше! Их становится больше! И их нужно развлекать! Яков, работы – непочатый край. Мы берем новую высоту, чтобы освежить восприятие действительности. Мы говорим об агрессивных пришельцах. Мы говорим об астероиде, который может перефигачить нашу планету пополам. Мы говорим о чипах, которые будут вживлять под кожу перед концом. Мы говорим о том, что время может закончиться и никогда не будет нигде и ничего!
– Я не уверен, что хочу содействовать силе, которая все это совершает.
– Тут, брат, я отвечу тебе словами товарища Кришны, которые он сказал товарищу Арджуне перед битвой на поле Курукшетр. Ты композитор, и твой долг – писать музыку. Они уже все и без того мертвые, поэтому иди и выполняй свой долг.
10– Господа, я, наверное, оставлю вас с девушками, что-то я устал. Пойду отдохну. У меня же работа. Я привык вставать до рассвета.
– Идите, маэстро, и ты, Майя, тоже иди отдохни, мы тут о гостях позаботимся, – сказала сладко Йоланта.
11– Мне не нравится, что эти девушки приехали в наш дом, – сказала Майя, когда они остались вдвоем.
– Что тебе в них не нравится?
– Мне не нравится, как они разговаривают, как они ведут себя со мной и с тобой, и вообще, мне все это не нравится, Яков. Чем ты тут занимаешься, почему вдруг приезжают эти девочки. Я тебя знаю два месяца, и я не знаю, что мне теперь делать.
– Задуматься над самоидентификацией?
Майя наотмашь влепила ему пощечину.
Яков невозмутимо ответил:
– Мой совет: относись к их присутствию как к неминуемому ходу истории.
– Ты хочешь, чтобы я уехала отсюда? Ты этого добиваешься?
– Нет, я хочу, чтобы ты осталась.
– Ты хочешь жить шведской семьей?
– Я хочу покоя. Просто оберегай мой покой, пока я буду писать эту долбаную симфонию.
– Поговорим завтра. Я устала. Мне все это не нравится. Завтра я решу, что мне делать.
12В четыре утра Яков проснулся. Набросил плащ и вышел из дома.
На улице было еще темно. Весь двор покрыл иней. Яков трясся и стучал зубами.
Сон покинул его, оголив пустыню разума – разрушенные машины, краны, дырявые от коррозии здания мегаполиса, вымерзший под инеем металл до самого горизонта.
Голова гудела от переполненности хаоса хаосом.
«И-Цзин». Гексаграмма 29. Двойная бездна.
Сделать хоть что-нибудь в таком состоянии – ну разве это реально?
Вернулся в дом. Оделся в чистое. Сел за клавиши.
Ничего.
Из него не текло ничего. Ни капли музыки, ни бита звука.VIII. Колесница Господа моего Andante (не спеша)
1
На веранде мирно беседовали о погоде Богус и Майя.
– Маэстро, мы в ожидании, – сказал Богус, когда Яков спустился к завтраку.
– Приветствую. – Яков пожал руку Богусу и сел в кресло возле Майи. Та была в белом. Сделала вид, будто не замечает Якова. – Я работал с самого утра.
Богус кивнул.
– Маэстро, ваши усилия бесценны. Мы благодарны вам за преданность идее. Кроме того, как куратор должен заметить, маэстро, что у вас тут – творческая атмосфера! Знаете, жертвой стереотипов может стать кто угодно. Я рисовал себе нелюдимого творца в хате-мазанке на краю села. А тут – совершенно светская жизнь! Трансцендентно! Просто трансцендентно! А ваши музы? Они чудесны! Этот завтрак – это эпоха Возрождения! Хлеб, сыр, овощи, кофе. Фламандия и малые голландцы. Завтрак в зимнем саду. Сколько света! Сколько северного света! Маэстро, а вы не пробовали рисовать?
– О, маэстро проснулся. – В зимний сад зашел Матвей в майке и домашних брюках. От него пахнуло лосьоном после бритья. – Ну шо там, покажешь нам теперь симфонию? Я думаю, господин Богус хотел бы уже что-то послушать.
– О нет, там еще нечего показывать…
– Да ну, не стесняйся. Все свои.
– Зачем такая спешка? Я не хочу спекулировать идеями. Все должно быть прилично, эстетично. Еще есть время…
– Яков, у тебя был месяц на то, чтобы подготовить все прилично и эстетично. Дай что-нибудь послушать… – Матвей присмотрелся к Якову внимательнее. – А ты вообще писал что-нибудь?
– Я…
– Какие дамы! Какие мадмуазели! – Мат вей встал навстречу Йоланте.
После сна Йоланта очаровывала детской припухлостью и нагло этим пользовалась.
– Да-а, мы да-амы, – потянулась, зевая, Яна.
К завтраку она пришла в салатовом костюме с заячьими ушками на капюшоне.
Ирена молча сидела на подоконнике, курила и смотрела в окно. За окном летели снежинки.
Матвей занялся девушками.
Яков незаметно вышел из-за стола. Ушел, закрылся в мастерской. Включил компьютер, запустил Интернет и сел смотреть сериал.
2– Я же сказал: ко мне не заходить! – рявкнул он Йоланте, когда та без разрешения зашла в его кабинет.
– Ты работаешь?
– Как тут поработать, когда все туда-сюда бегают. Мы договаривались, что вы приедете помогать, а не мешать.
– Солнце мое, не сердись. Мы договаривались, что ответственным за работу будешь ты сам, а то, что получилось, мы отдаем Главному.
– Какому еще главному?
– Тому, кому все это принадлежит.
– Я ответственен за это.
– Вот и хорошо, рыбонька. Не бойся, мы уже здесь. Мы тебя проведем. Я пришла передать тебе от Яны, что твой брат Матвей – большой хулиган. Не знаю, о чем это она. А еще я хочу сказать, что мы все вместе идем на прогулку к озеру, и тебе нужно пойти с нами.
3Прогулка с Богусом к озеру длилась недолго – было холодно.
Девушки бегали вокруг мужчин, Яна кричала, что хочет собаку, и просила Богуса и Матвея подарить ей какую-нибудь, чтобы она ходила с нею на прогулки. Йоланта спрашивала, когда же маэстро начнет учить их музыке.
Яков кутался от всего этого еще глубже в шарф.
4По дороге от озера Богус взял его под руку и сказал:
– Я старый человек.
Яков молчал.
– Мои глаза идут вперед, на шлемы испанских завоевателей, – тихо добавил Богус.
5Яков вернулся в свою комнату и понял, что, выходя, забыл закрыть ее на ключ.
В комнате не было никого.
Было только впечатление, что вещи не на своих местах.
Во рту пересохло.
6«Пойди скажи брату».
«Нет, он скажет это вечером. И вообще. Вечером он им скажет все, что думает».
«Разрушить все. Не оставить камня на камне».
«Да. Разрушь все».
«Сейчас, успокоюсь немного».
Яков полез на «Фейсбук», открыл страницу Йоланты и прочитал свежую запись. Пользователю «Яна Стрейнджлав» это нравилось.
«Помнишь буддийскую притчу про колесницу? Монах Нагасена рассказывал ее царю Милинде, чтобы проиллюстрировать великое очевидное. Он попросил царя привезти колесницу, запряженную лошадьми. Нагасена распряг колесницу и спросил:
– Разве кони – это колесница?
– Нет, достойный, кони – не колесница.
Тогда монах снял с колесницы колесо и спросил:
– Разве это колесница?
– Нет, достойный, это не колесница, – отвечал правитель.
Так монах снимал деталь за деталью, спрашивая у царя, разве эта деталь – колесница. Каждый раз правитель вынужден был говорить, что это не колесница.
Когда от колесницы осталось одно дышло, монах спросил:
