Тиффани де Бартоло - Как убить рок-звезду
– Нет.
– Голуби – это крысы с крыльями.
Лучше бы она этого не говорила. Мне хватало проблем и без летучих крыс.
Вера оглянулась на нью-йоркскую Публичную библиотеку за своей спиной.
– Я подала документы в Колумбийский университет, – сказала она. – Если меня примут, занятия начнутся в январе. Если к тому времени группа не подпишет контракт, Майкл понимает, что ему придется уйти. – Она взглянула мне прямо в глаза. – Я так хочу.
Мне стало смешно. Удивительная фраза – «я так хочу». Вроде и имеешь право, и готова бороться, а на самом деле она просто о том, чего тебе не хватает.
Я задумалась, чего хочу я. Пальцы нащупали в кармане записку Пола, и в желудке образовалась такая пустота, будто я три года ничего не ела. Потом я вспомнила Адама. Я вспоминала все, что хотела получить от него и чего он никогда бы не смог мне дать. И как-то удивительно все свелось к одному детскому и тайному желанию.
– Песню, – сказала я вслух.
– Что?
– Адам не написал для меня песню.
Вера сосредоточенно смотрела на меня, пытаясь определить, насколько я серьезна.
– Он же был ударником, – сказала она наконец. – Ты ведь сама знаешь, что поющий ударник – это катастрофа.
Это правда. Конечно, если забыть «Romantics», Дона Хенли и Фила Коллинза. А еще такие песни, как «Yellow Submarine» и «Love Stinks». Ударникам хватает работы за установкой. Их обычно даже трудно разглядеть. А у поклонников должен быть визуальный контакт с певцом – так получается гораздо сексуальнее. Но я-то говорила не об этом.
– Все сделаю для парня, который напишет мне песню. Как Бет, или Розанне, или Саре. Или Шароне. Неужели я слишком многого хочу? Стать для кого-нибудь Шароной?
– Высоко берешь, – сказала Вера.
Всю неделю я уходила с работы не раньше восьми часов, но после разговора с Верой у меня испортилось настроение, и перспектива провести остаток вечера в пустой квартире наедине со своими мыслями меня пугал.
Я пораньше улизнула с работы, пошла домой и начала переодеваться, когда услышала, как по лестнице грохочет Пол. Через секунду он стоял в дверях моей комнаты. И ухмылялся.
– Ты дома. Наконец-то.
– Я дома? Забавно, учитывая, что ты не спал в своей кровати уже несколько дней.
– Ах, Элиза. Милая Элиза. А ведь я тебе нравлюсь, разве нет?
Наверное, я слаба, когда дело касается музыкантов. А может, я вообще слаба. Но бесполезно отрицать, что я была очарована этим самоуверенным придурком. А поскольку уже давно никем не очаровывалась, ситуация становилась угрожающей.
Пол выглядел как-то странно. И я не сразу поняла почему: он был с ног до головы одет из «Гэп».
– Знаю-знаю, – сказал он. – Сейчас переоденусь и пойдем.
Он опять появился через несколько минут, сияя, как солнце, в брюках от своего зеленого костюма и в желтой майке с надписью «Мой лимузин работает на джазе».
– Мы сегодня в одном цвете. – Он указал на свою футболку, а потом на мою грудь.
– Не поняла.
– Лифчик, – пояснил он. – Просвечивает. Желтый.
Я назвала его уродом, и он довольно засмеялся, как будто этого и добивался.
– Ты любишь азартные игры? – спросил он, открывая и закрывая все кухонные шкафчики и ящики.
– А что?
– Ничего. Можешь просто ответить?
– Я вообще-то никогда…
– Есть! – Он торжествующе помахал в воздухе пятидолларовой бумажкой, найденной под кучей старых ручек, резинок и пластмассовых приборов.
Он начал торопить меня, как только мы вышли на улицу.
– Давай не тормози и двигай ногами. Мы пропустим первую игру.
– Может, поедем на метро?
– Метро? – Это прозвучало, как будто я пригласила его прогуляться по аду. – Я не поеду ни на чем, что движется под землей. Я проведу там вполне достаточно времени, когда помру.
Обнаружив его слабость, хотя и высказанную с некоторой надменностью, я почему-то опять захотела дотронуться до его груди. До этого у меня никогда и ни с кем не возникало подобного желания, но в Поле было столько энергии и жизни, что мне казалось, его сердце должно стучать как большой барабан. Я хотела почувствовать этот ритм, слиться с ним. Быть им.
– Ну, ты точно педик.
Он засмеялся.
– Предупреждаю: если ты еще раз подвергнешь сомнению мою гетеросексуальность, мне придется привести неопровержимые доказательства прямо посреди улицы.
Я прикусила язык, потому что мне немедленно захотелось проверить, как это будет.
Шесть месяцев – это большой срок.
На улице было очень жарко.
– Ага, – сказал Пол. – Теперь я знаю, как можно тебя заткнуть.
В молчании мы прошли почти полгорода и наконец остановились у невыразительного здания с зеленой вывеской «Центр для престарелых имени Святого Патрика».
– Ты же сказал, что мы идем играть.
– Так и есть.
– Но это богадельня.
– А что, престарелые не могут играть?
– Надеюсь, у них есть кондиционер.
Пол за локоть провел меня через дверь, потом по длинному холлу в большой унылый зал с низким потолком, коричневым тусклым линолеумом на полу и – слава богу! – кондиционером. Здесь пахло мочой и пюре из картофельного порошка.
Мясистая немолодая женщина по имени Мэри-Лу приветствовала Пола, назвав его при этом Вилли. Она сказала, чтобы он садился за пятый стол.
– Патти про тебя уже спрашивала. Она говорит, что никогда не выигрывает, если тебя нет. Патти у нас самая азартная, – пояснила она уже для меня. – И она влюблена в Вилли.
Это, похоже, какая-то эпидемия, думала я, подходя вслед за Полом к другому столу, за которым сидела еще одна толстушка с коробкой табличек «Привет, меня зовут…».
Пол взял черный фломастер, большими жирными буквами написал на табличке «ВИЛЛИ» и приколол ее себе на грудь.
– Что это с твоим именем?
– Моя кличка, – ответил он шепотом. – Не выдавай меня. Мне надо заботиться о своей репутации. Они считают меня воспитателем детского сада.
Я засмеялась.
– Понятно. Ты как раз очень похож.
Он заполнил еще одну табличку и прикрепил ее прямо над моим сердцем, с демонстративной осторожностью стараясь избегать физического контакта. Он проделывал это, глядя мне прямо в глаза, и я почувствовала горячий прилив крови в низу живота.
– Что? – ухмыльнулся он.
– Ничего.
В комнате было несколько столов и по десятку игроков за каждым. Мы уселись за пятый стол. Нашей соседкой была хрупкая женщина с белыми волосами и вампирской улыбкой. Морщины на ее лице напоминали схему автобусных маршрутов Манхэттена.
– Роджер, подвинься. Вилли любит сидеть рядом со мной, – сказала она.
Беззубый Роджер, который казался древнее динозавров, безропотно уступил свой стул.
– Вот моя любимая девочка. – Пол потрепал Патти по щеке.
Я огляделась и обнаружила, что в комнате находились и люди не старше тридцати лет. Вероятно, это были родственники стариков и добровольные помощники.
– Ты сюда часто приходишь? – спросила я у Пола.
– Раз в месяц примерно. Начал, когда только переехал в город, потому что мне сказали, что здесь бесплатно кормят.
Патти заполняла сразу четыре карточки и не пропускала ни одного номера. В первой игре ей не хватило до «Бинго» только одного номера, и она громко выругалась, когда ее опередила афроамериканка с восьмого стола.
– У Бетти болезнь Альцгеймера, и она жульничает, – сообщила она нам. – Вилли, проверь-ка ее карточку.
Во время третей игры Патти потянула Пола за руку и прошипела:
– Скажи Луке, чтобы была повнимательней.
Пол откашлялся и показал пальцем на табличку с моим именем.
– Очень смешно, – сказала я. Потом проверила свою карточку, вскочила и завопила «Бинго!», как будто только что выиграла миллионный джекпот в казино «Цезарь».
Сначала я обрадовалась неожиданной удаче, но когда попыталась получить выигрыш, Пол объяснил, что добровольным помощникам не разрешается зарабатывать деньги на игре. Мэри-Лу вручила мне брелок для ключей и календарь с фотографиями такс, одетых в дурацкие наряды.
Мы закончили играть, когда уже темнело. Пол заторопил меня обратно в Ист-Сайд, обещая показать самый потрясающий урбанистический закат с крыши складского здания, в котором помещалась репетиционная студия «Бананафиш».
Когда мы туда добрались, было почти темно, но ночь оказалась теплой и ясной, и можно было видеть Ист-Ривер и Бруклинский и Манхэттенский мосты. Пол проверял мое знание Нью-Йорка, и я набрала жалкое одно очко из трех: я узнала статую Свободы, но приняла Бруклин за Куинс и Статен-Айленд за Нью-Джерси.
– Я не очень хорошо ориентируюсь, – объяснила я.
– Не очень хорошо? – Пол расхохотался. – У тебя топографический кретинизм.
Я стояла у края крыши. Пол подошел ко мне. Он встал совсем близко, касаясь меня плечом, хотя слева от него было достаточно свободного места.
– Я хотела поблагодарить тебя, – сказала я, чувствуя, что дрожу, несмотря на теплый вечер.
– За что?
– За то, что ты отказался от контракта. За то, что не наплевал на Майкла.
