Уильям Гибсон - Граф Ноль. Мона Лиза овердрайв (сборник)
– Никуда он не пойдет, – ответил за ковбоя Бобби. – Он нашел Образ. А теперь просто хочет посмотреть, во что все это выльется. Каков будет конец. К вам уже едут одни люди… в некотором смысле друзья. Они освободят вас от «алефа». А я пока займусь этими сукиными детьми снаружи.
– Не собираюсь я тут торчать и смотреть, как ты подыхаешь! – взвыла Черри.
– А тебя никто и не просит. Мой вам совет – выбирайтесь отсюда. Дайте мне двадцать минут, и я их отвлеку.
Никогда еще Фабрика не казалась такой пустой.
Пташка лежит где-то в цеху у стены. Слик не переставал думать о спутанном ожерелье из ремешков и косточек у него на груди: перышки и разнокалиберные ржавые часики – все давно стоят, все показывают разное время… Дурацкое захолустное дерьмо. Но Пташки больше нет. Пожалуй, и меня скоро не будет, подумал он, ведя Черри по шаткой лестнице. Все не так, как раньше. И нет времени вывезти механизмы, – во всяком случае, без платформы и чьей-нибудь помощи не обойтись; он уже решил, что если уйдет, то сюда больше не вернется. Фабрике и так уже никогда не стать прежней.
Черри несла пластиковую канистру с четырьмя литрами фильтрованной воды, сетку с нечищеным арахисом и пятью упаковками сухого супа «Биг-Гиндза» – это было все, что ей удалось разыскать на кухне. Слик нес два спальных мешка, фонарик и молоток.
Кругом было тихо, только ветер гремел рифленым металлом и шаркали по бетону их башмаки.
Слик и сам в точности не знал, куда он пойдет. Думал, что отведет Черри до фермы Марви и оставит ее там. Сам же, наверное, вернется проверить, как там Джентри. А она через день-другой найдет кого-нибудь, кто подвезет ее до того или иного городка Ржавого Пояса. Сама она, правда, про это еще не знает. Единственное, о чем она способна сейчас думать, – как отсюда убраться. Ее, похоже, одинаково пугала и перспектива увидеть смерть Бобби Графа, и те люди, что окружили Фабрику. Но Слик ясно видел, что Бобби все равно нет дела до того, умрет он или нет. Возможно, Бобби решил, что он просто останется в «алефе», как и 3-Джейн. Или ему вообще на все наплевать; бывает, что с ума сходят и так.
Если уходить насовсем, думал Слик, свободной рукой направляя Черри через темноту, нужно бы заглянуть на прощанье к Судье, к Ведьме, к Трупорубу, к обоим Следователям. Правда, тогда ему придется сначала вывести Черри, потом вернуться… Но даже думая об этом, он знал, что это бессмысленно, что нет времени, что ее в любом случае нужно вывести…
– Здесь в стене, у самого пола, есть дыра, – объяснил он девушке. – Если выскользнуть через нее, может, никто нас и не заметит…
Когда он свернул в темноте, она сжала его руку.
Отверстие Слик отыскал на ощупь, просунул спальные мешки, молоток заткнул за пояс, лег на спину и стал протискиваться в дыру, пока голова и плечи не оказались снаружи. Небо висело низко, оно казалось лишь чуть-чуть светлее, чем тьма внутри Фабрики.
Издали вроде как донеслось слабое бормотание моторов, но потом и оно смолкло.
Упираясь каблуками, плечами, бедрами, он наконец пропихнулся наружу и сразу же перекатился по снегу.
Что-то ткнулось ему в ногу: это Черри выталкивала канистру с водой. Слик протянул за канистрой руку, и на тыльной стороне его кисти тут же загорелся красный светлячок. Отпрянув, Слик снова перекатился. Пуля, как гигантский молот, ударила в стену Фабрики.
И тут в небе вспыхнула осветительная ракета. Пробиваясь сквозь низкие тучи, Пустошь залил яркий белый свет. И сразу стало видно, что к Пустоши, раздув серые бока, снижается беспилотный грузовоз – отвлекающий маневр Бобби. Вот фары грузовоза высветили второй ховер в тридцати метрах от Фабрики, фигуру в капюшоне и с винтовкой на его крыше…
Первый контейнер с грохотом ударился о землю прямо перед ховером и раскололся, выбросив фонтан упаковочных пенопластовых шариков. Второй, с двумя холодильниками, возместил промах прямым попаданием, смяв ховеру кабину. Переквалифицировавшийся в бомбардировщик дирижабль «Борг-Уорд» продолжал изрыгать контейнеры, а осветительная ракета, кружась, опустилась на землю и погасла.
Слик продрался обратно сквозь отверстие в стене, бросив воду и спальные мешки.
Бегом в темноту. Он потерял Черри. Потерял молоток. Девушка, должно быть, убежала вглубь Фабрики, когда человек в капюшоне сделал свой первый выстрел. Он же и последний, если стрелок угодил под рухнувший с небес контейнер…
Ноги сами собой привели Слика к пандусу, ведущему в каморку, где ждали его машины.
– Черри?
Он включил фонарик.
В круге света возник однорукий Судья. А перед Судьей стояла фигура с отбрасывающими свет зеркалами на месте глаз.
– Сдохнуть хочешь? – спросил женский голос.
– Нет…
– Гаси свет.
Темно. Бежать…
– Я вижу и в темноте. Ты только что засунул свой фонарик в карман куртки. И вид у тебя такой, будто тебе все еще хочется побегать. Ты у меня на мушке.
Бежать?
– И не думай об этом. Видел когда-нибудь игольник «Фудзивара Эйч-И»? Стоит игле попасть во что-то твердое, она взрывается. А если попадет в мягкое – например, в тебя, приятель, – войдет внутрь и тоже взорвется. Через десять секунд.
– Почему?
– Чтобы у тебя было время над этим подумать.
– Ты с теми парнями, что снаружи?
– Нет. Это вы сбросили на них плиты и прочую срань?
– Нет.
– Значит, Ньюмарк. Бобби Ньюмарк. Сегодня вечером я заключила сделку. Я сведу кое-кого с Бобби Ньюмарком – и смогу начать с чистого листа. А ты мне покажешь, где найти этого Ньюмарка.
39
Слишком много всего
И что же это, в конце концов, за место такое?
Дошло уже до того, что Мона перестала находить утешение в воображаемых советах Ланетты. Окажись Ланетта в подобной ситуации, решила Мона, она просто глотала бы «мемфисский черный» горстями до тех пор, пока не почувствовала бы, что все их проблемы ей до лампочки. У мира никогда еще не было так много движущихся частей и так мало этикеток для них.
Они ехали всю ночь, Энджи по большей части – в отключке. Теперь Мона определенно была готова поверить в историю о наркотиках – актриса все говорила и говорила… на разных языках, разными голосами. И это было хуже всего – голоса, потому что они обращались к Молли, подначивали ее на что-то, а она им отвечала, не отрывая глаз от дороги, и совсем не так, как если бы разговаривала с Энджи, стараясь ее успокоить, а, скорее, будто тут действительно был кто-то другой. Голосов, которыми говорила Энджи, было три, не меньше. Самой Энджи это причиняло явную боль, у нее деревенели мышцы и шла носом кровь. Мона сидела, наклонившись над ней, и промакивала кровь, переполненная странной смесью страха, любви и жалости к королеве своих грез – а может, это просто от магика. Но в бело-голубом мигании огней на трассе Мона видела свою собственную руку рядом с рукой Энджи, и они вовсе не были одинаковыми, даже форма другая, и это ее радовало.
Первый голос пришел, когда они ехали на юг, уже после того, как Молли привезла Энджи в вертолете. Этот только шипел и скрипел и раз за разом повторял что-то о Нью-Джерси и какие-то цифры, вроде бы обозначения на карте. Часа два спустя Молли завела ховер на стоянку отдыха дальнобойщиков и сказала, что они в Нью-Джерси. Здесь она вышла и отправилась звонить – надолго – из автомата с заиндевевшими от мороза стеклами. Когда Молли наконец вернулась, Мона увидела, как она швырнула телефонную карточку из окна прямо в застывшую на морозе грязь – выбросила, и все. Мона спросила, кому она звонила, а та сказала, что в Англию.
Мона тогда увидела руку Молли на рулевом колесе – на темных ногтях проступили желтоватые крапинки; такие возникают, когда отдираешь искусственные ногти. Нужно бы сначала обработать их растворителем, подумала Мона, а потом лечебной мазью.
Где-то за рекой они съехали с трассы. Деревья, поле, узкое двухполосное шоссе, временами – одинокий красный фонарь высоко на какой-нибудь вышке. Вот когда стали приходить другие голоса. И пошло: туда-сюда, туда-сюда. Голоса, потом Молли, опять голоса, опять Молли. Если разговор что-то и напоминал, так это попытки Эдди торговаться, только Молли умела это гораздо лучше, чем он. Даже не понимая, о чем идет речь, Мона была уверена, что Молли вот-вот своего добьется. Но она, Мона, просто не в состоянии это выдерживать, ей не вынести… этих голосов. Когда они приходили, ей хотелось забиться в угол как можно дальше от Энджи. Хуже всего был тот, кого звали Сам-Эдди или как-то вроде. Все голоса требовали, чтобы Молли отвезла Энджи куда-то ради чего-то, что они называли свадьбой. Тут Мона задумалась, не замешан ли здесь как-то Робин Ланье. Скажем, если Энджи и Робин собираются пожениться, то это просто обычная авантюра, в какие пускаются все звезды, чтобы заключить брак. Правда, ей никак не удавалось заставить себя в это поверить, и каждый раз, когда возвращался голос этого Сам-Эдди, волосы у Моны вставали дыбом. Однако она сообразила, что именно пытается выторговать Молли. Молли хотела, чтобы ее досье, полицейское или уж какое там, было вычищено под ноль. Мона с Ланеттой смотрели как-то фильм о девчонке, у которой было десять или двенадцать личностей, проявляющихся по очереди. Скажем, если одна была скромной малышкой, то другая – шлюховатой оторвой, но в фильме ничего не говорилось о том, что какая-то из этих личностей способна стереть свое личное дело в полицейском архиве.
