Ален Роб-Грийе - Ревность
В самом деле, ни разу не было речи о том, чтобы вышла из строя его большая синяя машина, к тому же почти новая.
– Все когда-нибудь случается в первый раз, – отвечает Фрэнк. Добавляет, помолчав: – Просто нам не повезло в тот день…
Легкий взмах правой руки – вверх, потом медленно вниз – заканчивается там, где начался, на кожаной полоске подлокотника. У Фрэнка усталый вид, улыбка так и не появилась на его лице после той давешней гримасы. Тело его в глубине кресла кажется каким-то сплюснутым.
– Невезение, – пожалуй, но никакой трагедии, – подхватывает А*** беспечным тоном, который не гармонирует с настроением ее спутника. – Если бы мы могли как-то предупредить, сама по себе задержка вообще не имела бы значения, но что мы могли поделать, если эти плантации затеряны в дебрях? Во всяком случае, было бы хуже, сломайся машина посреди дороги, глубокой ночью!
Да, было бы хуже, если бы случилась авария. А так речь идет всего лишь о мелкой неприятности, о приключении без последствий, об одном из незначительных казусов, связанных с жизнью в колонии.
– Пожалуй, мне пора ехать, – говорит Фрэнк.
Он задержался на минутку, просто чтобы завезти А***. Долго засиживаться не хочет. Кристиана не знает, что с ним сталось, и Фрэнку не терпится успокоить жену. Он в самом деле поднимается с кресла – откуда только явились силы – и ставит на низенький столик стакан, который только что осушил одним глотком.
– До свиданья, – говорит А***, не вставая с места, – и спасибо вам.
Фрэнк слегка взмахивает рукой, обычный вежливый жест протеста. А*** настаивает:
– Ну как же! Целых два дня я была вам обузой.
– Напротив, я в отчаянии, что из-за меня вам пришлось провести ночь в этом дрянном отеле.
Сделав два шага, он останавливается перед коридором, который пересекает весь дом, слегка поворачивает голову:
– Еще раз извините меня за то, что я такой скверный механик. – Та же гримаса пробегает по его губам, только исчезает быстрее. Он скрывается в доме.
Шаги его отдаются по плитам коридора. Сегодня на нем кожаные туфли и белый костюм, несвежий, помятый в дороге.
Когда входная дверь на другом конце дома открывается, потом закрывается, А*** тоже встает и уходит с террасы тем же путем. Она тотчас же проходит в комнату и закрывает дверь на замок, так, что щелкает язычок. Во дворе, перед северным фасадом, рокот включенного мотора быстро сменяется жалобным, пронзительным воем, с которым машина трогается с места слишком проворно, почти мгновенно. Фрэнк не сказал, что именно пришлось ремонтировать в его машине.
А*** закрывает в комнате окна, которые стояли распахнутыми целое утро, опускает все жалюзи, створка за створкой. После такого долгого пути ей надо переодеться – и, конечно, принять душ.
Ванная непосредственно примыкает к комнате. Вторая дверь оттуда выходит в коридор; ригельный замок на этой двери задвигается изнутри, резким движением, так, что щелкает язычок.
Следующая комната по той же стороне коридора – тоже жилая, но гораздо меньших размеров, там помещается всего лишь одна узкая односпальная кровать. Еще два метра – и коридор вливается в столовую.
Стол накрыт на одного. Следует приказать, чтобы добавили прибор для А***.
На голой стене след раздавленной сороконожки все еще виден совершенно отчетливо. Никто и не пытался стереть пятно, боясь, наверное, испортить красивую матовую краску, которая, возможно, боится воды.
Стол накрыт на троих, по заведенному порядку. Фрэнк и А***, каждый на своем месте, говорят о поездке в город, которую они предполагают совершить вместе, на следующей неделе: у нее там накопилось немало дел, и ему необходимы справки по поводу грузовика, который он задумал купить.
Они установили время отправления и время прибытия, прикинули, сколько времени займет дорога туда и обратно, подсчитали, сколько часов останется им на все их дела, учитывая второй завтрак и обед. Они не стали уточнять, будут ли они питаться порознь или встретятся в каком-то месте. Но такой вопрос почти не стоит, потому что приезжие могут прилично поесть только в одном ресторане. Естественно, они там встретятся, тем более вечером, перед тем как вместе пуститься в обратный путь.
Так же естественно, что А*** хочет воспользоваться предоставленной ей возможностью поехать в город: ничего удивительного, что она предпочитает такую оказию поездке в грузовике, отвозящем бананы, почти непереносимой на такое далекое расстояние; что она к тому же предпочитает общество Фрэнка компании какого-нибудь туземного шофера, как бы ни расхваливала она сама умение последних разбираться в машине. Что же до других обстоятельств, которые позволили бы ей совершить поездку в приемлемых условиях, то таковые, бесспорно, складываются нечасто, скорее даже в исключительных случаях, чтобы не сказать никогда, разве что какие-то серьезные причины оправдали бы с ее стороны категорическое требование – и это всегда в большей или меньшей степени нарушает налаженный ход работ на плантации.
Она на этот раз ни о чем не спросила, даже не объявила, что именно хочет купить в городе. Да и к чему приводить особые причины для поездки, раз подвернулся друг с машиной, готовый забрать ее у дома и привезти туда же тем же вечером. Самое удивительное, если подумать, что такой план не был уже выработан и осуществлен раньше, в тот или иной день.
Вот уже несколько минут Фрэнк молча ест. Это А***, чья тарелка пуста, и вилка с ножом лежат по обе стороны от нее, подхватывает разговор, справляясь о здоровье Кристианы: усталость (связанная с жарой, полагает она) вот уже несколько раз за последнее время мешает ей приезжать вместе с мужем.
– Все то же самое, – отвечает Фрэнк. – Я предложил ей прокатиться с нами в порт, развеяться. Но она не захотела, из-за ребенка.
– Кроме того, – добавляет А***, – на побережье жара заметно сильнее.
– Да, там тяжелая жара, – соглашается Фрэнк.
Следует обмен пятью-шестью фразами по поводу того, сколько доз хинина требуется на побережье и здесь. Потом Фрэнк обращается к пагубному воздействию хинина на героиню африканского романа, который они оба сейчас читают. И разговор сводится к основным перипетиям данной истории.
По ту сторону закрытого окна, в пыльном дворе, покрытом неровными плитами, между которыми проступает гравий, стоит грузовичок, развернутый капотом к дому. Исключая эту деталь, он припаркован точно в предписанном месте: то есть заключен в нижнее и среднее стекло правой створки, если смотреть изнутри, и узкая планка переплета горизонтально разрезает его силуэт на две равновеликие массы.
Через открытую дверь буфетной А*** попадает в столовую и направляется к накрытому столу. Она сделала крюк, зайдя на террасу, чтобы переговорить с поваром, чей напевный, струящийся голос звучал минуту назад.
Приняв душ, А*** полностью переоделась. На ней светлое платье, очень облегающее; Кристиана считает, что оно не подходит для тропиков. А*** садится на свое место, спиной к окну, перед нетронутым прибором, который бой добавил для нее. Разворачивает салфетку на коленях и собирается положить себе еды, приподнимая левой рукой крышку с еще горячего блюда; с него уже брали, пока она была в ванной, но оно так и осталось стоять посередине стола.
А*** говорит:
– Как же я проголодалась с дороги.
Потом расспрашивает о том, что случилось на плантации, пока ее не было. Слова, которые она выбирает (что «нового»), произносятся легким, оживленным тоном, который не выражает никакой особой заинтересованности. И потом, все равно ничего нового нет.
А*** против обыкновения словоохотлива. Ей кажется – говорит она, – что многое должно было произойти за этот промежуток времени, который для нее оказался таким насыщенным.
На плантации это время тоже даром не пропало, но здесь речь шла об обычной последовательности повседневных работ, всегда более-менее одинаковых.
Сама она, отвечая на вопрос о новостях, ограничивается четырьмя-пятью сведениями, уже всем известными: где-то в десяти километрах за первой деревней все еще ремонтируется шоссе: «Кап Сен-Жан» стоит на причале и ждет погрузки; строительство новой почты ничуть не продвинулось за последние три месяца; городская дорожная служба, как всегда, оставляет желать лучшего, и т. д., и т. п…
А*** накладывает себе еще. Лучше бы загнать грузовичок под навес, в тень, он не понадобится после полудня. Когда глядишь сквозь толстое стекло окна, кажется, что внизу, за передним колесом, в грузовичке появилась длинная полукруглая выемка. Несколько выше, отделенный от основной массы участком каменистой земли, полукруг крашеного железа смещен сантиметров на пятьдесят по отношению к его подлинному местонахождению. Этот искаженный отрезок можно при желании переместить, изменить одновременно его форму и размеры: он увеличивается справа налево, уменьшается в противоположном направлении, книзу принимает форму полумесяца, становится полным кругом по мере того, как набирает высоту; а то разбивается (но такое положение имеет очень малую протяженность и длится едва мгновение) на два концентрических ореола. Наконец, если отклониться далеко в сторону, он сливается с общей поверхностью или резко сокращается, до полного исчезновения.
