Флоринда Доннер - Жизнь-в-сновидении
Видя, что я на грани взрыва, Мариано Аурелиано объяснил, что она задала все эти вопросы потому, что присутствующие просто интересовались мной. Лишь очень редко у них бывают гости и едва ли когда-нибудь были среди них молодые.
-- Это не означает, что я должна выносить оскорбления, -пожаловалась я.
Не обращая внимания на мои слова, Мариано Аурелиано продолжал оправдывать женщин. Его вежливый тон и успокаивающие похлопывания по спине расплавили мой гнев точно так, как было до этого. Его улыбка была такой ангельски трогательной, что у меня ни на мгновение не возникло сомнений в его искренности, когда он начал льстить мне. Он сказал, что я являюсь одной из самых экстраординарных, самых замечательных личностей, которую они когда-либо встречали. Я была так растрогана, что предложила ему спросить о чем угодно, что он хотел бы знать обо мне.
-- Ты чувствуешь себя значительной? -- был его вопрос.
Я кивнула.
-- Каждый из нас является очень значительным для самого себя, -- заявила я. -- Да, я думаю, что я значительна, не в общем смысле, а по-особенному, для себя.
И я подробно высказалась о позитивном самопонимании, самоуважении и о том, как жизненно важно укреплять наше ощущение значительности для того, чтобы быть физически здоровыми личностями.
-- А что ты думаешь о женщинах? -- спросил он. -- Как ты думаешь, они более, или менее значительны, чем мужчины?
-- Совершенно очевидно, что мужчины более значительны, -сказала я. -- У женщин нет выбора. Они должны быть менее значительными для того, чтобы семейная жизнь катилась, так сказать, по гладкой дороге.
-- Но правильно ли это? -- настаивал Мариано Аурелиано.
-- Ну, конечно, это правильно, -- заявила я. -- Мужчины по своей природе являются высшими существами. Именно поэтому они движут миром. Я была выращена авторитарным отцом, который, несмотря на то, что воспитывал меня так же свободно, как и моих братьев, дал мне понять, что определенные вещи не являются особенно важными для женщины. Вот почему я не знаю, чем я занимаюсь в школе или чего я хочу от жизни. -- Я посмотрела на Мариано Аурелиано и беспомощным расстроенным тоном добавила:
-- Я думаю, что я ищу мужчину, который был бы так же уверен в себе, как мой отец.
-- Она -- простушка! -- вставила реплику одна из женщин.
-- Нет, нет, это не так, -- успокоил всех Мариано Аурелиано. -- Она просто смущена и так же упряма, как ее отец.
-- Ее немецкий отец, -- подчеркнуто дополнил его м-р Флорес, выделяя слово немецкий. Он спустился с дерева, как листок, мягко и бесшумно, и положил себе совершенно немыслимое количество пищи.
-- Как ты прав, -- согласился и усмехнулся Мариано Аурелиано. -- Будучи такой же упрямой, как ее немецкий отец, она просто повторяет то, что слышала всю свою жизнь.
Гнев, нарастающий во мне и ощущаемый как некая таинственная лихорадка, был вызван не только тем, что они говорили обо мне, но и тем, что они обсуждали меня так, как будто я отсутствовала.
-- Она безнадежна, -- сказала другая женщина.
-- Она превосходна для своей роли, -- убежденно защищал меня Мариано Аурелиано.
М-р Флорес поддержал Мариано Аурелиано. И лишь одна из женщин, молчавшая до сих пор, глубоким охрипшим голосом сказала, что я прекрасно подхожу для своей роли.
Она была высокой и стройной. Ее бледное лицо, изможденное и суровое, обрамлялось заплетенными в косы белыми волосами и освещалось большими светлыми глазами. Несмотря на ее поношенную, серого цвета одежду, в ней была какая-то врожденная элегантность.
-- Как вы все обращаетесь со мной? -- закричала я, не в силах дальше сдерживать себя. -- Вы что, не понимаете, как это оскорбительно -- слушать разговоры о себе, как будто меня здесь нет?
Мариано Аурелиано остановил на мне свой разъяренный взгляд.
-- Тебя здесь нет, -- сказал он тоном, лишенным каких-либо эмоций. -- По крайней мере, еще нет. И самое важное, что ты не идешь в счет. Ни сейчас, ни когда-либо еще.
Я чуть не упала в обморок от гнева. Никто никогда не говорил со мной так грубо и с таким безразличием к моим чувствам.
-- Да плевать я на вас всех хотела, проклятые старые пердуны! -- завопила я.
-- Подумать только! Немецкая провинциалка! -- воскликнул Мариано Аурелиано, и они все засмеялись.
Я собиралась вскочить и убежать, но Мариано Аурелиано несколько раз легонько похлопал меня по спине.
-- Ну, ну, -- мурлыкал он, как если бы баюкал малютку
И так же как в прошлый раз, вместо того, чтобы оскорбиться, что со мной обращаются как с ребенком, я почувствовала, как мой гнев исчез. Я ощущала счастливую легкость. Непонимающе покачивая головой, я смотрела на чих и хихикала.
-- Я училась говорить по-испански на улицах Каракаса, -сказала я, -- общаясь с подонками. Я умею отвратительно ругаться.
-- Кажется, тебе только что понравились сладкие тамалес? -- спросила Делия, закрывая глаза в знак вежливого понимания. Ее вопрос стал как бы паролем. Допрос прекратился.
-- Конечно, ей понравились! -- ответил за меня м-р Флорес. -- Только она хочет, чтобы ей положили побольше. У нее просто ненасытный аппетит. -- Он подошел, чтобы сесть рядом со мной. -- Мариано Аурелиано превзошел сам себя и приготовил настоящее чудо.
-- Вы имеете в виду, что еду готовил он? -- недоверчиво спросила я. -- У него есть все эти женщины -- и он готовит?
Огорчившись, что мои слова могут быть не так расценены, я поспешила оправдаться и объяснила, что меня бесконечно удивляет то, что мексиканец должен готовить, когда в доме есть женщины. В их смехе звучало понимание и того, о чем я не собиралась говорить.
-- Особенно, если эти женщины его. Не это ли ты имела в виду? -- спросил м-р Флорес. Его слова сопровождались общим смехом.
-- Ты совершенно права, они женщины Мариано. Или, чтобы быть точнее, Мариано принадлежит им.
Он весело хлопнул себя по колену, затем повернулся к самой высокой из женщин -- той, которая высказалась лишь однажды, -и спросил:
-- Почему бы тебе не рассказать ей о нас?
-- Само собой разумеется, у м-ра Аурелиано не может быть так много жен, -- начала оправдываться я, все еще огорченная своей оплошностью.
-- Почему бы и нет? -- парировала женщина, и все засмеялись опять. Это был радостный молодой смех, однако он не принес мне облегчения. -- Все мы здесь связаны вместе нашей борьбой, нашей глубокой привязанностью друг к другу и осознанием того, что друг без друга ничего не возможно, -сказала она.
-- Не являетесь ли вы частью религиозной группы? -спросила я голосом, выдававшим возрастающие во мне тревожные предчувствия. -- Или не принадлежите ли к одному из видов коммуны?
-- Мы принадлежим силе, -- ответила женщина. -- Мои компаньоны и я являемся наследниками древней традиции. Мы -часть мифа.
Не понимая, что она говорит, я быстро взглянула на других: их взгляды были направлены на меня. Они наблюдали за мной со смешанным чувством ожидания и веселья.
Я переключила свое внимание на высокую женщину. Она тоже наблюдала за мной с тем же смущающим меня выражением. Ее глаза сияли и искрились. Она наклонила свой хрустальный бокал и изящно отпила воды.
-- Мы все по существу являемся сновидящими, -- объясняла она тихим голосом. -- Мы все сейчас сновидим, и тот факт, что ты была приведена к нам, означает, что ты тоже сновидишь с нами.
Она сказала это настолько спокойно, что я не осознала, что именно было сказано.
-- Вы имеете в виду, что я сплю и вижу сон вместе с вами? -- спросила я с насмешливой недоверчивостью и сжала губы, чтобы сдержать смех, душивший меня.
-- Это не совсем то, что ты делаешь, но довольно близко, -- подтвердила она.
Не обращая внимания на мое нервное хихиканье, она продолжала объяснять, что случившееся со мной больше походит на экстраординарный сон, в котором все они помогают мне сновидением моего сна.
-- Но это же идио... -- начала говорить, но она взмахом руки заставила меня замолчать.
-- Мы все сновидим один и тот же сон, -- убеждала она меня.
Она, казалось, не помнила себя от радости из-за того, что я с трудом что-либо понимаю.
-- А как насчет той восхитительной пищи, которую я только что съела? -- спросила я, поглядывая на пятна, оставшиеся на моей блузке от капель соуса из перца. Я показала ей эти пятна. -- Это не может быть сном. Я съела эту пищу! -- настаивала я громким возбужденным тоном. -- Да! Я сама ее съела.
Она оставалась хладнокровной и спокойной, как будто ожидала именно такого взрыва эмоций. -- А как насчет того, что мистер Флорес поднял тебя на вершину эвкалипта? -- спокойно спросила она.
Я собиралась ответить, что он поднял меня не на верхушку дерева, а лишь на ветку, когда она прошептала:
-- Ты думала об этом?
-- Нет. Я не думала, -- раздраженно сказала я.
-- Конечно, ты не думала, -- согласилась она, понимающе кивая головой, как если бы она была осведомлена, что я постоянно помнила о том, что даже самая низкая ветка любого из окружающих нас деревьев была недоступна с земли. Тогда она объяснила, что причина, по которой я не думала об этом, заключена в том, что во сне мы не рациональны.
