Флоринда Доннер - Жизнь-в-сновидении
Когда я посмотрела на Мариано Аурелиано, я почувствовала в нем подобие насмешки над моей предыдущей вспышкой. Я с трудом могла вспомнить, что же вызвало гнев, доведший меня до слез.
Делия потянула меня за руку и попросила помочь другим женщинам распаковать из разнообразных корзинок, которые они принесли с собой, фарфоровые тарелки, хрустальные бокалы и богато украшенное столовое серебро. Женщины не говорили ни со мной, ни друг с другом. И только слабые вздохи удовольствия слетали с их губ, когда Мариано Аурелиано открыл сервировочные блюда. Там были тамалес, энчиладас, тушеное с перцем горячее мясо и домашние лепешки. Не пшеничные -- которые были обычными в Северной Мексике и которые я не очень любила, -- а маисовые лепешки.
Делия передала мне тарелку с маленькими порциями от каждого блюда. Я ела так жадно, что закончила раньше всех.
-- Это самая восхитительная еда, которую я когда-нибудь пробовала, -- выплеснула я свои чувства, подождав в надежде на добавку несколько секунд.
Но никто мне ничего не предложил. Чтобы скрыть свое разочарование, я стала высказываться о красоте старинной кружевной отделки по краям скатерти, вокруг которой мы сидели.
-- Это моя работа, -- сказала женщина, сидящая слева от Мариано Аурелиано.
Она выглядела старой, с растрепанными седыми волосами, которые скрывали ее лицо. Несмотря на жару, на ней были длинное платье, блузка и свитер.
-- Это настоящие бельгийские кружева, -- объяснила она мне вежливым, мечтательным голосом. Ее длинные, тонкие руки, мерцающие от украшенных драгоценными камнями колец, любовно задержались на широкой отделке. Очень подробно она рассказала мне о своем рукоделии, показывая виды петель и ниток, которые она использовала для отделки. Иногда я на мгновение улавливала выражение ее лица сквозь массу волос, но не смогла бы сказать, как она выглядела.
-- Это настоящее бельгийское кружево, -- повторила она. -Часть моего приданого. -- Она подняла хрустальный бокал, сделала глоток воды и добавила:
-- Они тоже часть моего приданого. Это -- хрусталь Баккара.
У меня не было сомнений, что это так. Восхитительные тарелки -- каждая из них отличалась от другой -- были из тончайшего фарфора. Я сомневалась, остались ли замеченными мои взгляды, бросаемые украдкой, когда женщина, сидевшая справа от Мариано Аурелиано, приободрила меня.
-- Не пугайся. Возьми посмотреть, -- убеждала она меня. -Ты среди друзей. -- Усмехаясь, она подняла свою тарелку. -Лимож, -- произнесла она, потом быстро подняла мою и отметила, что эта была марки Розенталь.
У женщины были детские, тонкие черты лица. Она была небольшого роста, с круглыми черными глазами, обрамленными густыми ресницами. У нее были черные волосы, переходящие на макушке в белые. Они были зачесаны назад и собраны в виде тугого маленького шиньона. В том, как она осаждала меня прямыми, личными вопросами, ощущалась сила, граничащая у нее с холодностью.
Я ничего не имела против ее инквизиторского тона. Я привыкла переносить бомбардировку вопросами, которые задавали мне мой отец и братья, когда я шла на свидание или начинала какое-нибудь дело по своему усмотрению. Я возмущалась этим, но для нашего дома это были нормальные взаимоотношения. Таким образом, я никогда не училась, как нужно беседовать. Беседа для меня заключалась в парировании словесных атак и своей защите любой ценой.
Я была удивлена, что принудительный опрос, которому подвергла меня эта женщина, не заставил меня почувствовать себя обороняющейся стороной.
-- Ты замужем? -- спросила женщина.
-- Нет, -- ответила я мягко, но решительно, желая, чтобы она сменила тему.
-- У тебя есть мужчина? -- настаивала она.
-- Нет у меня никого, -- возразила я, начиная чувствовать, как во мне стала просыпаться моя старая обороняющаяся личность.
-- Есть ли тип мужчины, к которому ты неравнодушна? -продолжала она. -- Есть ли какие-то черты личности, которые ты предпочитаешь в мужчине?
На мгновение мне показалось, что она смеется надо мной, но она, как и ее подруги, выглядела искренне заинтересованной. Их лица, выражавшие любопытство и ожидание, успокоили меня. Забыв о своем воинственном характере и том, что, возможно, эти женщины настолько стары, что годятся мне в бабушки, я говорила с ними как с подругами моего возраста, и мы обсуждали мужчин.
-- Он должен быть высоким и красивым, -- начала я. -- У него должно быть чувство юмора. Он должен быть чувствительным, но не бессильным. Он должен быть умным, но не интеллектуалом.
Я понизила голос и доверительным тоном добавила:
-- Мой отец обычно говорил, что интеллектуальные мужчины насквозь слабы и к тому же предатели, все до одного. Мне кажется, я согласна с моим отцом.
-- Это все, чего бы ты хотела от мужчины? -- спросила женщина.
-- Нет, -- поторопилась я сказать. -- Прежде всего, мужчина моей мечты должен быть атлетом.
-- Как твой отец, -- подсказала одна из женщин.
-- Естественно, -- сказала я, обороняясь. -- Мой отец был великим атлетом, легендарным лыжником и пловцом. -- Ты ладила с ним? -- спросила она.
-- Прекрасно, -- восторженно ответила я. -- Я обожаю его. Даже обыкновенные мысли о нем вызывают у меня слезы.
-- Почему же ты не с ним?
-- Я слишком похожа на него, -- объяснила я. -- Во мне есть что-то такое, что я совсем не могу объяснить или контролировать и что гонит меня прочь.
-- А что ты скажешь о своей матери?
-- Моя мать. -- Я вздохнула и сделала на мгновение паузу, чтобы подобрать наилучшие слова для ее описания. -- Она очень сильная. Она сформировала рассудительную сторону моей души. Ту часть, которая молчалива и не нуждается в усилении.
-- Ты была очень близка со своими родителями?
-- В душе, -- да, -- ответила я тихо. -- На деле же я одинока. У меня мало привязанностей.
Затем, как если бы что-то внутри меня прорвалось и вышло наружу, я раскрыла пороки своей личности, чего я не допускала даже для себя самой в наиболее интроспективные моменты.
-- Я скорее использую людей, чем накормлю или обласкаю их, -- сказала я, но сразу же добавила. -- Но я вполне способна чувствовать любовь.
Со смесью облегчения и разочарования я переводила взгляд с одного на другого. Казалось, никто из них не придал какого-либо значения моей исповеди. Женщины продолжали наше общение, спросив, как бы я охарактеризовала себя -- как храброе существо или трусливое.
-- Подтверждено, что я труслива, -- заявила я. -- Но, к несчастью, моя трусость никогда не останавливает меня.
-- Не останавливает от чего? -- допытывалась женщина, задававшая вопросы. Ее черные глаза были серьезны, а широкий разлет ее бровей, подобных линии, нарисованной кусочком угля, выражал хмурое внимание.
-- От того, чтобы делать опасные вещи, -- ответила я. С удовольствием отметив, что они, как оказалось, ждут каждого моего слова, я объяснила, что еще одним из моих серьезных недостатков является моя замечательная способность попадать в неприятности.
-- О какой неприятности, в которую ты попала, ты можешь нам рассказать? -- спросила она. Ее лицо, которое все это время оставалось мрачным, внезапно осветилось сверкающей, почти злобной улыбкой.
-- А как насчет неприятности, в которую я попала сейчас?
Я сказала это полушутя, но все же опасаясь, что они могут неправильно понять мое замечание. К моему удивлению и облегчению, все они засмеялись и стали выкрикивать возгласы на манер сельских жителей, которые делают так, когда что-то дерзкое или смешное поражает их.
-- Как же ты оказалась в Соединенных Штатах? -- задала вопрос одна из женщин, когда они все затихли. Я пожала плечами, действительно не зная, что сказать.
-- Я хотела ходить здесь в школу, -- наконец пробормотала я. -- В Англии я была первой, но мне там не очень нравилось, за исключением возможности хорошо проводить время. Я действительно не знаю, что я хочу узнать. Думаю, что я сейчас в поиске чего-то, хотя и не знаю точно, чего.
-- Это возвращает нас к моему первому вопросу, -- сказала женщина. Ее тонкое, дерзкое лицо и ее темные глаза оживились и выглядели по-звериному. -- Ты ищешь мужчину?
-- Думаю, что да, -- согласилась я, раздраженно затем добавив: -- А какая женщина не делает этого? И почему вы меня спрашиваете так настойчиво об этом? Вы что-то имеете в виду? Это что, какой-то тест?
-- Конечно, кое-кого мы имеем в виду, -- вставила Делия Флорес. -- Но это не мужчина. -- Она и остальные заулыбались и стали взвизгивать от смеха с таким весельем, что я не смогла сдержаться и тоже захихикала.
-- В каком-то смысле это тест, -- заверила меня допытывающаяся женщина, как только все успокоились. Она помолчала мгновение, ее глаза выражали бдительность и раздумья. -- Из того, что ты рассказала мне, я могу сделать вывод, что ты вполне принадлежишь к среднему классу, -- продолжила она и быстрым движением широко расставила руки в жесте вынужденного принятия. -- Но чем же еще может быть немецкая женщина, рожденная в Новом Свете? -- Она гневно смотрела на меня и с едва скрываемой ухмылкой на губах добавила: -- У людей среднего класса и мечты среднего класса.
