Чарлз Буковски - Юг без севера (Истории похороненной жизни)
Это моя жизнь, и у меня она хорошо получается. Лучше не бывает. Я заметил, ты всегда на второсортных клюешь... вроде Тоби Йоргенсона.
- Тоби очень смешной. У него есть чувство юмора, настоящее чувство юмора. Мне Тоби нравится.
- Да у него рекорд 9, 5 и один. Я завалю его, даже когда пьяный в стельку.
- Бог не даст соврать - ты достаточно часто пьян в стельку. Каково, по-твоему, мне на вечеринках, когда ты валяешься на полу в отрубе, или шибаешься по комнате и всем твердишь: "Я ВЕЛИКИЙ, Я ВЕЛИКИЙ, Я ВЕЛИКИЙ!" Неужели ты думаешь, что я от этого себя дурой не чувствую?
- Может, ты и впрямь дура? Если тебе так сильно Тоби нравится, чего с ним не пойдешь?
- Да я же просто сказала, что он мне нравится, мне кажется, он смешной, это же не значит, что я хочу с ним в постель.
- Ну, так ты идешь в постель с мной, а потом говоришь, что я скучный. Я просто не знаю, какого рожна тебе надо.
Энн не ответила. Джек поднялся, подошел к кушетке, задрал Энн голову и поцеловал ее, отошел и снова уселся.
- Слушай, давай я расскажу тебе про этот бой с Бенсоном. Даже ты бы мною гордилась. Он меня заваливает в первом раунде, исподтишка правой. Я поднимаюсь и не подпускаю его весь остаток раунда. Во втором он меня снова валит. Я еле-еле встаю на счет восемь. Снова его не подпускаю. Следующие несколько раундов я ноги в порядок привожу. Провожу 6-й, 7-й, 8-й валю его разок в 9-м и дважды в 10-м. Я бы это ничьей не назвал. Они назвали. Так вот, это 45 штук, врубаешься, девчонка? 45 штук. Я великий, ты не сможешь отрицать, что я великий, правда?
Энн промолчала.
- Ладно тебе, скажи, что я великий.
- Хорошо, ты великий.
- Ну вот, так лучше. - Джек подошел и снова поцеловал ее. - Мне так хорошо. Бокс - это произведение искусства, в самом деле. Чтобы быть великим художником, нужны кишки, и чтобы быть великим боксером, тоже нужны кишки.
- Ладно, Джек.
- "Ладно, Джек" - это все, что ты можешь сказать? Пэтти счастлива бывала, когда я выигрывал. Мы оба были счастливы всю ночь. Ты что - не можешь за меня порадоваться, когда я что-нибудь хорошее сделаю? Черт, да ты меня любишь, или ты любишь этих неудачников, дристунов этих? Ты, наверное, счастливее была бы, если бы я притащился сюда побитым.
- Я хочу, чтобы ты побеждал, Джек, просто ты так залипаешь на том, что делаешь...
- Черт возьми, да это же мой заработок, моя жизнь. Я горжусь тем, что я самый лучший. Это как летать, как улететь в небо и солнцу надавать.
- А что ты будешь делать, когда больше не сможешь драться?
- Черт, да у нас будет столько денег, что мы будем делать все, что захотим.
- Может, только ладить не будем.
- Может, научусь читать Космополитэн, улучшать свой ум.
- Н-да, там есть что улучшить.
- Пошла ты на хуй.
- Что?
- Пошла на хуй.
- Вот куда я к тебе давно уже не ходила.
- Некоторым нравится ебаться с такими суками, а мне - не очень.
- А Пэтти, я полагаю, - не сука?
- Все бабы - суки, а ты у них - чемпионка.
- Так чего ж ты не валишь к своей Пэтти?
- Ты же здесь. Я не могу давать приют двум курвам одновременно.
- Курвам?
- Курвам.
Энн встала, зашла в чулан, выволокла свой чемодан и начала запихивать туда одежду. Джек ушел на кухню и взял еще одну бутылку пива. Энн плакала и злилась.
Джек сел и хорошенько отхлебнул. Виски ему нужно, бутылку виски. И хорошую сигару.
- Я могу зайти и забрать остаток вещей, когда тебя не будет.
- Не беспокойся. Я их тебе пришлю.
Она задержалась в дверях.
- Что ж, я думаю, на этом всч, - сказала она.
- Полагаю, что да, - ответил Джек.
Она закрыла дверь и ушла. Обычное дело. Джек допил пиво и подошел к телефону.
Набрал номер Пэтти. Та ответила.
- Пэтти?
- О, Джек, как у тебя дела?
- Выиграл сегодня большую драку. Ничья. Мне теперь надо завалить только Парвинелли, и выйду на чемпиона.
- Ты их обоих уделаешь, Джек. Я знаю, что у тебя получится.
- Что ты сегодня делаешь, Пэтти?
- Час ночи, Джек. Ты что, пил?
- Немного. Отмечаю.
- А как Энн?
- Мы разбежались. Я только одну тетку зараз проигрываю, ты же знаешь, Пэтти.
- Джек...
- Что?
- Я - с парнем.
- С парнем?
- С Тоби Йоргенсоном. Он в спальне...
- О, извини тогда.
- Ты меня тоже извини, Джек. Я тебя любила... может, до сих пор люблю.
- Ох, блядь, как вы, бабы, любите этим словом разбрасываться...
- Прости меня, Джек.
- Нормально. - Он повесил трубку. Затем зашел в чулан за пальто. Надел его, закончил пиво, на лифте спустился к машине. Проехал прямо по Нормандии на 65 милях в час до винной лавки на Бульваре Голливуд. Вылез из машины, вошел. Взял шестерик Мичелоба, упаковку Алки-Зельцер. Затем у продавца за кассой попросил квинту Джека Дэниэлса. Пока продавец выбивал чек, к ним подвалил пьянчуга с двумя упаковками Курза.
- Эй, мужик! - сказал он Джеку. - Ты не Джек Бэкенвельд, боксер?
- Он самый, - ответил Джек.
- Мужик, я видел ваш бой сегодня, Джек, ну ты силен. Ты в самом деле великий!
- Спасибо, старик, - сказал он пьянчуге, взял свой пакет с покупками и пошел к машине. Сел, открутил крышечку с Дэниэлса и приложился как следует. Потом сдал назад, поехал на запад по Голливуду, на Нормандии свернул налево и заметил хорошо сложенную девчонку-подростка. Та, покачиваясь, шла по улице. Он остановил машину, приподнял квинту из пакета и показал ей.
- Подвезти?
Сам удивился, когда она залезла внутрь.
- Я помогу вам это выпить, мистер, но никаких побочных льгот.
- Какое там, - ответил Джек.
Он поехал по Нормандии со скоростью 35 миль в час, уважающий себя гражданин и третий лучший полусредний вес в мире. На какой-то миг ему захотелось сказать ей, с кем она едет в машине, но он передумал, протянул руку и сжал ей коленку.
- У вас сигаретки не найдется, мистер? - спросила она.
Он вытряхнул одну свободной рукой, вдавил прикуриватель. Тот выскочил, и он поджег ей.
В РАЙ ДОРОГИ НЕТ
Я сидел в баре на Западной авеню. Времени - около полуночи, а я - в своем обычном попутанном состоянии. То есть, знаете, когда ни черта не выходит: бабы, работы, нет работ, погода, собаки. Наконец, просто сидишь, как оглоушенный, и ждешь, будто смерти на автобусной остановке.
Так вот, сижу я так, и тут заходит эта с длинными каштановыми волосами, хорошим телом и грустными карими глазами. Я на нее не отреагировал. Я ее проигнорировал, хотя она и села на табуретку рядом с моей, когда вокруг была дюжина свободных.
Фактически, мы в баре были одни, не считая бармена. Она заказала сухое вино.
Потом спросила, что пью я.
- Скотч с водой.
- Дайте ему скотча с водой, - велела она бармену.
Так, это уже необычно.
Она открыла сумочку, вытащила маленькую проволочную клетку, вынула из нее крошечных человечков и поставила на стойку бара. Все они были ростом дюйма в три, живые и одеты, как надо. Их было четверо, двое мужчин и две женщины.
- Сейчас такое делают, - сказала она, - они очень дорогие. Когда я их покупала они шли по 2,000 долларов штука. А сейчас стоят по 2,400. Я не знаю производственного процесса, но, наверное, это противозаконно.
Маленькие человечки ходили по стойке. Неожиданно один малютка влепил пощечину крошке-женщине.
- Сука, - сказал он, - с меня довольно!
- Нет, Джордж, как ты можешь? - закричала та. - Я люблю тебя! Я себя убью! Ты должен быть моим!
- Мне плевать, - ответил маленький парень, вытащил крохотную сигаретку и закурил. - У меня есть право на жизнь.
- Если ты ее не хочешь, - сказал другой маленький парень, - то я ее возьму. Я ее люблю.
- Но я тебя не хочу, Марти. Я люблю Джорджа.
- Он же мерзавец, Анна, настоящий мерзавец!
- Я знаю, но я все равно его люблю.
Тут маленький мерзавец подошел и поцеловал другую маленькую женшину.
- У меня тут треугольник закрутился, - сказала дама, купившая мне выпить. - Это Марти, Джордж, Анна и Рути. Джордж катится вниз, совсем опустился. Марти - вроде квадратный такой.
- А не грустно на все это смотреть? Э-э, как вас зовут?
- Даун. Ужасное имя. Но так матери иногда со своими детьми поступают.
- Я Хэнк. Но разве не грустно...
- Нет, смотреть на это не грустно. Мне с собственными любовниками не очень-то везло, ужасно не везло, на самом деле...
- Нам всем ужасно не везет.
- Наверняка. Как бы то ни было, я купила этих маленьких человечков и теперь наблюдаю за ними, это как по-настоящему, только без проблем всех этих. Но я ужасно распаляюсь, когда они начинают любовью заниматься. Тогда бывает трудно.
- А они сексуальные?
- Очень, очень сексуальные. Господи, как они меня разжигают!
- А почему вы их не заставите это сделать? Я имею в виду, прямо сейчас. Вместе и посмотрим.
- О, их нельзя заставить. Они сами должны.
- А они часто этим занимаются?
- Они довольно хороши. Четыре или пять раз в неделю.
Те гуляли по стойке.
- Послушай, - сказал Марти, - дай мне шанс. Ты только дай мне шанс, Анна.
- Нет, - ответила Анна, - моя любовь принадлежит Джорджу. И по-другому быть не может.
