Уильям Тревор - В школе хороший день
Микроавтобус с рекламой "Ивнинг Стэндард" свернул прямо перед тролейбусом, тот резко затормозил, и дуги отлетели от проводов. Шофер в кабине тролейбуса сложил из пальцев фигуру, показывающую все, что он думает о водителе микроавтобуса.
- Они продают классные ботинки, - сказала Сюзи Крамм, - если у них работать, можно брать за полцены.
Элеонор представила длинные приготовления к ужину и пробуждение отца. Он встанет, потом будет долго бриться, стоя в ванной в одном белье со съехавшими с плеч лямками майки и полурасстегнутой ширинкой. Мать, наверное, целые годы провела за готовкой, отрываясь лишь для того, чтобы привести в порядок его форму. Он так и не смог смириться с тем, что не выступает больше на ринге.
- А ты что собираешься делать, Элеонор?
Она покачала головой. Она не знала, что собирается делать. Больше всего ей хотелось уехать подальше от их квартала и Спрингфильдской школы. Она иногда представляла, как работает в страховой компании "Орлиная Звезда", но сейчас это было неважно. Сейчас важно было только то, что перевалил через середину еще один день, день ничем не отличающийся от других, кроме, разве что, жары. Она придет домой, где находятся оба ее родителя, но перед глазами все так же будет стоять лицо мисс Уайтхед, а в ушах звенеть голос Лиз Джонс. Она сделает уроки, потом будет "Перекресток" по телевизору, потом жареная картошка, потом мытье посуды, потом опять телевизор, потом он уйдет, заметив в дверях, что ей пора спать. "До завтра," - скажет он, и вскоре после этого они с матерью разойдутся по кроватям, и она будет лежать и думать о белой фате и церкви, и о красивом нежном человеке, который ее полюбит и будет счастлив оттого, что она сберегла для него свою девственность. Осенью, когда листья на деревьях станут желто-коричневыми, она поселится в маленькой двухкомнатной квартирке. Она будет лететь в самолете компании "Эр Франс" или "Британик", и все время человек с тонкими мягкими пальцами будет держать ее руку в своей. А потом она вернется в квартирку, где шторы на окнах цвета лаванды, такие же, как стены, где будет потрескивать камин, на деревянном полу - лежать ковер, а телефон бледно-голубого цвета.
- Ты чего? - спросила Сюзи Крам.
- Ничего.
Они прошли мимо булочной Лена Париса, мимо химчистки, мимо супермаркета "Экспресс Дэйри", газетного киоска и почты.
- Вон этот чувак, - сказала Сюзи Крамм. - Дэнни Прайс.
Голова Дэнни Прайса как-то неестественно сидела на шее, все время наклоняясь в сторону. Волосы у него были рыжие и длинные, так что мелкое лицо среди них терялось. У него были карие глаза и толстые вывернутые губы.
- Привет, - сказал он.
Сюзи Крамм хихикнула.
- Подымим? - предложил он, протягивая пачку "Анкора". - Закуривайте, девочки.
Сюзи Крамм опять хихикнула и вдруг осеклась.
- Ой, бля! - воскликнула она, не успев дотянуться до сигареты. Через плечо Денни Прайса она смотрела на мужчину в синем комбинезоне. Мужчина, заметивший ее в эту же минуту, резко мотнул головой, приказывая подойти.
- Вляпалась, - пробормотала она, потом улыбнулась и подчинилась.
- Это ее отец, - сказал Дэнни Прайс, довольный, что Сюзи Крамм ушла. Закуривай, Элеонор.
Она покачала головой и двинулась по тротуару. Он зашагал рядом.
- Я знаю, как тебя зовут, - заговорил он. - Лиз Джонс сказала.
- Да.
- Меня зовут Дэнни Прайс. Я работаю у Гримса.
- Да.
- А ты учишься в Спрингфилдской школе.
- Да.
Она почувствовала, как его пальцы сжали ей руку повыше локтя.
- Давай погуляем, - сказал он. - Пошли к реке.
Она снова покачала головой, но потом неожиданно согласилась - ей вдруг стало все безразлично. Что плохого в том, чтобы прогуляться к реке с мальчиком из лавки Гримса? Она перевела взгляд на пальцы, все еще сжимавшие ее руку. Весь день они возились с мясом; ногти были обломаны, а кожа вокруг покраснела. Ну не глупо ли, как в дурацкую рекламу, верить в то, что будет когда-нибудь свадьба с белой фатой и церковью, "Эр Франс" или "Британик".
- Доедем до моста на автобусе, - сказал он. - На тридцать седьмом.
Он взял билеты и сел рядом, придвигаясь и протягивая сигареты. Она взяла одну, и он достал зажигалку. Глаза у него лисьи, подумала она, и в них - желание.
- Я заметил тебя еще неделю назад, - сказал он.
Они шли по тропе вдоль реки, удаляясь от моста. Он обнял ее рукой за талию и принялся теребить одежду, пытаясь добраться до тела.
- Давай посидим, - сказал он.
Они опустились на траву; внизу плыли баржи и переругивались мальчишки. Вдалеке, на мосту, он которого они отошли на приличное расстояние, слышен был шум машин.
- Господи, - сказал он, - у тебя фантастические груди.
Руки его были как раз на них, и толкали ее на траву. Она чувствовала на своем лице его губы, зубы, язык и слюну. Одна рука двинулась по ее телу вниз. Элеонор почувствовала, как она забирается под юбку, ползает по голой коже бедер и живота. Рука была, как живая, словно крыса, которая собралась ее укусить, а пока примеривалась и тыкалась носом. Никого вокруг не было; он пробормотал тонким срывающимся голосом:
- Сними трусы.
Она оттолкнула его, и он сначала решил, что ей нужен перерыв, чтобы снять кое-что из одежды. Вместо этого она вскочила и побежала назад по тропе, заливаясь слезами и повторяя про себя, что если он ее догонит, она будет отбиваться портфелем.
Но он не стал ее догонять, и когда Элеонор, наконец, оглянулась, то увидела, что он лежит там, где она его оставила, вытянувшись на траве, словно раненый.
Отец размышлял о том, кто сегодня вечером может появиться в "Дэйзи". Например, принцесса Маргарет. Принцесса Маргарет точно видела его на ринге, или, если это была не принцесса Маргарет, то кто-то очень на нее похожий. Еще могут появиться Бартонсы; о Бартонсах никогда нельзя сказать заранее, придут они или нет.
Мать поставила перед ним тарелку с жареной рыбой, картошкой и фасолью. Она никогда не прислушивалась к его рассуждениям о ночном клубе, потому что в голове в это время еще крутилось то, что происходило недавно в "Перекрестке". Не загасив, она положила сигарету на блюдце. Еще она вспоминала газетную заметку, которую читала утром.
Завтра будет еще хуже, думала Элеонор. В эту самую минуту Дэнни Прайс сообщает Лиз Джонс своими вывернутыми губами, что Элеонор уже почти дала ему, а потом вдруг испугалась. Я ходила сегодня с мальчиком на реку, хотелось сказать ей. Я хотела, чтобы он меня сделал, потому что во второй ступени это модно. Я устала от насмешек Лиз Джонс. Она могла бы положить вилку с куском трески на тарелку, опустить глаза и только потом сказать все это. Тогда бы она не увидела смущенное изумление на лице отца, как в тот раз, когда она попросила денег на гигиенические принадлежности. Мать сначала не услышит, но она будет повторять все громче и громче, пока до нее не дойдет. Она прокричит на всю квартиру, что ей противно думать о том, как отец снимает каждое утро форменную одежду, или как Рого Полини делает Долли Рорк. И как было противно, когда Дэнни Прайс велел ей снять трусы.
- Поразительная женщина, - сказала мать. - Представляете, два дня просидеть заваленной в ванне.
Отец засмеялся. Это наверняка преувеличено, сказал он: как можно верить всему, что читаешь в газетах.
- Поразительно, - пробормотала мать.
Ее мать попала в ловушку, когда вышла за него замуж, она получает от него деньги на хозяйство, из которых можно сэкономить на ежедневный стакан джина. Он и сам в ловушке, Жеребец с поломанной спиной, облачающийся каждый вечер в форму швейцара. Он сломал мать, потому что раньше сломали его. Какое же им может быть дело до того, что она устала от насмешек, что ей нужен совет и утешение.
Им нечего будет ей сказать, даже если она поможет им и объяснит, что все понимает, что нет на свете человека с мягкими тонкими пальцами, который уведет ее с собой, когда листья на лондонских деревьях будут желто-коричневыми, а есть только вывернутые губы Дэнни Прайса и запах мяса, его окружающий, и отец Сюзи Крамм, который сделал миссис Рорк, и отец Лиз Джонс - то же самое, и железнодорожный грузчик из Западной Индии, и сама миссис Рорк, который ни до чего нет дела. Они не поймут, когда она скажет, что лишь мисс Уайтхед смогла отгородиться от всего этого одинокими ночами в своей эшерской комнате, где все аккуратно и чисто. Лучше быть мисс Уайтхед, чем расплатой за поломанную мужскую спину. Мисс Уайтхед в своей сияющей белизной комнате притворяется лучше, чем они здесь. Мисс Уайтхед, одинокая и недоступная, потому что смогла добровольно отказаться от того, что не хотела принимать, когда поняла и приняла, что нет на свете мистера Идеала.
- В школе был хороший день? - неожиданно спросила мать в своей обычной рассеянной манере, словно вспомнив о некой обязанности.
Элеонор подняла глаза от рыбы и как будто заново увидела их обоих. Она заставила себя улыбнуться и пожалела их, потому что они попали в ловушку друг к другу, и потому что им уже слишком поздно прятаться в комнате, где все чисто.
