Гай Давенпорт - Концерт Шампетр ре-диез
- Со времени Моцарта.
- Из рассказа Виллема Бильдердейка(15).
- Эдгар Аллан По.
- Жюль Верн.
ЭЙДЕРДАУН
Спутанные волосы и нос картошкой - со стороны подушки, маленькая загорелая нога с поджатыми пальчиками - на другом конце. Питер спит на левом боку. Адам, проснувшись, едва заря начала сереть, продрогнув под своим покрывалом, выскользнул из постели и забрался к Питеру, наощупь удостоверившись, что рука бладшего братишки - там, где он и ожидал, обхватила его мышку.
СОВЕЩАНИЕ
- Тактика, сказал Расмус. Нужно будет придерживаться очень широких взглядов. Мы не можем выдернуть Джеремайаса из его мира - это будет сродни киднэппингу. Он остается у меня всякий раз, когда я могу его застать. Остается с Лейб-гвардейцем. Мы с тобой его кормим. Он терпит Адама и Кристиана, и бывают дни, когда они ему нравятся неимоверно. Дело будет в том, чтобы завоевать его.
- Я пробовала застольные манеры, сказала фру Оверсков, возведя глаза к потолку.
Я как бы неумышленно болтала с ним о том, что знать какие-то простые повседневные вещи - легче, чем невежество. Моряк знает свои узлы и лини, солдат - команды, а молодой человек - свои застольные манеры. Я говорила, что у нас с Питером и Адамом такое правило: пока ты чему-то учишься, это самое важное на свете, пока не станет твоей второй натурой. Мы это в игру превратили - с карточным столиком, приборами и тарелками. Ломоть морковного пирога у нас был бифштексом. Меня вдохновение посетило, и я предложила ему меняться: он меня научит чему-нибудь в обмен на то, чему я его научу.
- И чему, Гертруд, ты научилась?
- Воровать в магазине "Ирма".
ПАЛАТКА
Синий нейлоновый "Спейдерспост" с алюминиевой рамой, вместимость - два, способна отсечь самую унылую папоротниковую пустошь Швеции. Освещается лампой, уютная, частично сухая. Подогрев осуществляется дружбой. Что глядит из папоротников волчьим серебряным взором, и комары эскадрильями смерти с гулом надвигаются от озера, и Кристиан с белым волдырем на пятке, и ночь молочно-темная, словно прозрачный туман, и палатку их почти не разглядеть от соседней, играют парами в выживание, но не совсем, поскольку Свен знает, где они все. Расмус бодро сказал, что его волновать это совершенно не будет, поскольку маленькие засранцы гораздо умнее его, а он может отразить наступление русской армии, медведи от него ежатся, а барсуков он обращает в бегство, не говоря уже о ползучей желтой слизи из открытого космоса. Асгар и Педер от нас слева, Том и Пол - Бог знает где. Местные никогда больше не станут покупать билеты на поезд, предварительно не удостоверившись, не будет ли в нем скаутов с рюкзаками на рамах размером с холодильник.
На первом привале, рассматривая карту, компас называя клоуном, разминая натруженные мускулы, Кристиан и Адам прижались друг к другу передом своих джинсов, глядя друг другу прямо в глаза.
- Почему это глупо? спросил Расмус Асгара, сказавшего, что это глупо. Они - друзья, они экспериментируют. Я считал, что особенные и раскрепощенные друзья вызвались идти с нами. Предварительная игра мерзка и ну ее на фиг, сказал Свен.
Это естественно и это весело. Ладно, ответил Асгар. Я так же раскрепощен, как и Педер, но не раскрепощеннее. Ха, ответил Педер.
- Spejderlyst, или же hvalpseks, сказал Свен, возбуждает гораздо больше, если состоит из одних обжиманий и поставлен вне закона. Пол с Томом приходят ко мне, когда их честные головы кружит бог Эрос, для Тома притворяющийся Полом, тискающим через джинсы свои яйца и улыбающимся с прищуром, а для Пола - замаскированный под Тома, расстегивающего молнию и скашивающего глаза, пихают друг друга на мою постель, одежду во всех направлениях раскидывают. В их возрасте пружину у меня в хуе все что угодно спускало. Поможешь еле знакомому пацану цепь на велике натянуть - и простыни уже три раза желтеют, может даже четыре.
Орляк.
Грязная серость озера выползает пропитать оседающий туман.
Мы поставили палатку, на вид - домашнюю и уютную, теперь нужно было раздобыть себе ужин, хотя я склонялся к сушеным яблокам.
- Этот сиротливый огонь, сказал Кристиан, сплошной дым и вонь. Почему мы все вместе поесть не можем, чтоб Расмус приготовил, а огонь на самом деле горел.
По сторонам глядеть было боязно: карликовый лес, ястреб сидит на мертвой валежине.
- Страшно, произнес Кристиан.
- Жутко, угнетает и совершенно непрошенно. Я вспоминаю березовые рощипрошлым летом, где вся земля подо мхом, небо голубое, вода в озере искрится, и все мы голышом, загорелые и здоровые. Мы пели и скакали жеребцами.
- Поскачи тут жеребцом - мигом в болото угодишь. А ты раздувай, раздувай огонь из трубки. Поставь сковородку прямо на ветки и это месиво из листьев. Хлеб, сыр, масло. Терпение, пару пальцев обожжешь - и у нас будут печеные бутерброды с сыром.
- И оливками. Я оливки захватил.
- Все лучше и лучше. Ты гавкаешь мне в затылок.
- А у нас что, в палатку сетка от комаров не встроена?
- В шов закатана, с застежками, очень клевая. А почему ты к нам насекомых пускать не хочешь? Что ты против жучков имеешь? Хлеб жарится уже, клянусь Святым Олафом, и сыр, мне кажется, уже тает. На них немного пепла будет, обогащенного стронцием-90 из рая для рабочих. Полезно для здоровья.
Не выпуская из рук шоколадных батончиков, они начали складывать одежду вглубь палатки, ботинки и носки передавал Адам, джинсы, шорты, рубашки, трусы, снаружи просто легче раздеваться.
- Не тащи за собой комаров. Я поссал на огонь. А здесь какая лампа как летний туман или как тошнотные сумерки, которые в этих местах бывают?
- Смотри, что от лампы внутри становится. Мы весь день друг с другом дурака валяли. Почему эротичнее рукой под рубашку тебе лазить в поезде, язык тебе в ухо совать - на тропе, а тут - только гаденько друг на друга посматривать, а не завалиться вместе под одеяло одетыми только в свет от лампы, и чтобы между нами - никакой морали.
- Чушь собачья. Расмус со Свеном, наверное, уже тискают друг так, что дух захватывает, сопят и греческую поэзию читают. Ты слышишь что-нибудь?
- Медведь.
- Комары тащат Асгара к себе в берлогу на болотах.
- Им Педер не даст. Как ты думаешь, чем та парочка занимается?
- Асгар на уроках себя в транс вводит, играясь со своею писькой через дырку в кармане. Его милый взгляд, что так чарует Сигурджонссона, эти бобриные зубки в округлости полуоткрытых губ, кокетливая копёнка волос, скрывающая рожки, - все это от греческих полукозликов. Паны.
- Фавны. Skovguden.
Снаружи, в метре или около того от палатки тихий голос Свена. Адам? Кристиан?
Как тут у вас, у плутишек?
- Хо! Свен?
Тут у вас славно, сказал Свен, сунувшись лицом в противомоскитную сетку. Все в сперме и палатку вымазали, нет? У всех остальных лампы погашены, только чавканье раздается, да мычание.
- Давай к нам, подальше от комаров и тумана, от летучих мышей-кровососов и ночных сов.
- Можно? А кажется, что вы довольно-таки заняты друг другом.
- Ну, немножко дружеской любви, которую, если все пойдет так же хорошо, как сейчас, мы намереваемся продолжать примерно до завтрашнего полудня, или же совсем рассудок потерять, смотря что раньше наступит. А в журнал можешь записать: Оверсков и Гандруп дрочили друг другу всю ночь напролет и часть следующего дня, мы тебе скажем, сколько раз получилось, если со счета не собьемся.
- Приятное общество, сказал Свет. Agape(16) в гармонии с Эросом. На нем была хлопковая майка, из которой он уже вырос, и поношенные трусики, протертые в гульфике.
- Меня Расмус с обходом отправил, посмотреть, скольких из вас уже медведи съели. Тогда увидимся в полдень, с вывалившимися языками и ошалевшими глазами.
От вас хорошо пахнет.
ОТЦОВСКАЯ КОЖАНАЯ КУРТКА
Куртка Августа Оверскова на молнии, какие носят авиаторы и философ Витгенштейн, обещанная Адаму тогда, когда станет впору. Она выдерживала зимы, промозглые скважины весны, свободу лета и осенние спокойные воспоминания о времени. Она, как выражаются японцы, - wabi, привычное знакомое одеяние, удобное, как носок.
По вечерам Адаму нравится носить ее на по-домашнему голое тело, рукава болтаются, талия почти у колен. Козлиная кожа - такая же коричнево-крапчатая, как дубовый листок в ноябре, шелковый подклад выдержал до сих пор. Проскальзывая руками в мягкость рукавов, Адам смакует ее удобство, мужественность, силу.
Племенное одеяло, говорит его мать, и если он молнией крайнюю плоть себе защемит, то ей за внуками к Питеру обращаться придется. И почему он ее носит безо всего? Она как спальник. Ее благо в том, что она должна прилегать к тебе целиком.
БОГ
Кто есть и не есть, дальше самых дальних звезд, однако же внутри нас, кто населяет ни пространство, ни время в обители, кою выстроил он, строит и не строит как обитель нашу и дни ее, событие в непрерывности, что может в иных глубинах бытия иметь и более странные складки пространства, и другие скорости времени, или же несколько времен одновременно, с судорожными переменами, в которых старый медведь может вдруг оказаться юным медвежонком или вообще ничем, и проистекать взад и вперед в белом свете шести лун от старости к младенчеству.