Джон Голсуори - Сага о Форсайдах
Время тянулось, а он так и не видел Флер. Словно она заподозрила его намерение следить за ней. В "Золотом кубке" [16] скакала "лучшая лошадь века", и говорили, что этот заезд никак нельзя пропустить. Сомса опять потащили к лужайке, где проводили лошадей.
- Вот эта? - спросил он, указывая на высокую кобылу, которую он по двум белым бабкам сумел отличить от других. Никто ему не ответил, и он обнаружил, что три человека оттеснили его от Уинифрид и Кардшанов и с некоторым любопытством на него посматривают.
- Вот она! - сказал один из них.
Сомс повернул голову. А, так вот она какая, лучшая лошадь века! Вон та гнедая; той же масти, как те, что ходили парой у них в запряжке, когда он еще жил на ПаркЛейн. У его отца всегда были гнедые, потому что у старого Джолиона были караковые, у Николаев - вороные, у Суизина - серые, а у Роджера... он уже забыл, какие были у Роджера, - что-то слегка эксцентричное - верно, пегие! Иногда они говорили о лошадях, или, вернее, о том, сколько заплатили за них. Суизин был когда-то судьей на скачках - так он по крайней мере утверждал. Сомс никогда этому не верил, он вообще никогда не верил Суизину. Но он прекрасно помнил, как на Роу лошадь однажды понесла Джорджа и сбросила его на клумбу - каким образом, никто так и не смог объяснить. Совсем в духе Джорджа, с его страстью ко всяким нелепым выходкам! Сам он никогда не интересовался лошадьми. Ирэн, та очень любила ездить верхом - похоже на нее! После того как она вышла за него замуж, ей больше не пришлось покататься... Послышался голос:
- Ну, что вы о ней скажете, дядя Сомс? Вал со своей дурацкой улыбкой, и Джек Кардиган, и еще какой-то тощий темнолицый мужчина с длинным носом и подбородком. Сомс осторожно сказал:
- Лошадь не плоха.
Пусть не воображают, что им удастся поймать его!
- Как думаешь, Вэл, выдержит он? Заезд нелегкий.
- Не беспокойся, выдержит.
- Тягаться-то не с кем, - сказал тощий.
- А француз, Гринуотер?
- Не классная лошадь, капитан Кардиган. И эта не так уж хороша, как о ней кричат, но сегодня она не может проиграть.
- Ну, будем надеяться, что она побьет француза; не все же кубки им увозить из Англии.
В душе Сомса что-то откликнулось. Раз это будет против француза, надо помочь по мере сил.
- Поставьте-ка мне на него пять фунтов, - неожиданно обратился он к Джеку Кардигану.
- Вот это дело, дядя Сомс! Шансы у них примерно равны. Посмотрите, какая у нее голова и перед, грудь какая широкая. Круп, пожалуй, хуже, но все-таки лошадь замечательная.
- Который из них француз? - спросил Сомс. - Этот? О! А! Нет, не нравится. Этот заезд я посмотрю.
Джек Кардиган ухватил его повыше локтя - пальцы у него были как железные.
- Марш со мной, - сказал он.
Сомса повели, затащили выше, чем прежде, дали бинокль Имоджин - его же подарок - и оставили одного. Он изумился, обнаружив, как ясно и далеко видит. Какая уйма автомобилей и какая уйма народа! "Национальное времяпрепровождение" - так, кажется, это называют. Вот проходят лошади, каждую ведет в поводу человек. Что и говорить, красивые создания! Английская лошадь против французской лошади - в этом есть какой-то смысл. Он порадовался, что Аннет еще не вернулась из Франции, иначе она была бы здесь с ним. Теперь они идут легким галопом. Сомс добросовестно постарался отличить одну от другой, но если не считать номеров, они все были до черта похожи. "Нет - решил он, - буду смотреть только на этих двух и еще на ту вот - высокую", - он выбрал ее за кличку - Понс Асинорум. Он не без труда заучил цвета камзолов трех нужных жокеев и навел бинокль на группу лошадей у старта. Однако, как только они пошли, все спуталось, он видел только, что одна лошадь идет впереди других. Стоило ли стараться заучивать цвета! Он смотрел, как они скачут - все вперед, и вперед, и вперед - и волновался, потому что ничего не мог разобрать, а окружающие, по-видимому, прекрасно во всем разбирались. Вот они выходят на прямую. "Фаворит ведет!" - "Смотрите на француза!" Теперь Сомс мог различить знакомые цвета. Впереди те две! Рука его дрогнула, и он уронил бинокль. Вот они идут - почти голова в голову! О черт, неужели не он - не Англия? Нет! Да! Да нет же! Без всякого поощрения с его стороны сердце его колотилось до боли. "Глупо, - подумал он. - Француз! Нет, фаворит выигрывает! Выигрывает!" Почти напротив него лошадь вырвалась вперед. Вот молодчина! Ура! Да здравствует Англия! Сомс едва успел прикрыть рот рукой, слова так и просились наружу. Ктото заговорил с ним. Он не обратил внимания. И бережно уложив в футляр бинокль Имоджин, он снял свой серый цилиндр и заглянул в него. Там ничего не оказалось, кроме темного пятна на рыжеватой полоске кожи в том месте, где она промокла от пота.
III
ДВУХЛЕТКИ
Тем временем в паддоке, в той его части, где было меньше народу, готовили к скачкам двухлеток.
- Джон, пойдем посмотрим, как седлают Рондавеля, - сказала Флер.
И рассмеялась, когда он оглянулся.
- Нет, Энн при тебе весь день и всю ночь. Разок можно пойти и со мной.
В дальнем углу паддока, высоко подняв благородную голову, стоял сын Голубки; ему осторожно вкладывали мундштук, а Гринуотер собственноручно прилаживал на нем седло.
- Никому на свете не живется лучше, чем скаковой лошади, - говорил Джон. - Посмотри, какие у нее глаза - умные, ясные, живые. У ломовых лошадей такой разочарованный, многострадальный вид, у этих - никогда. Они любят свое дело, это поддерживает их настроение.
- Не читай проповедей, Джон! Ты так и думал, что мы здесь встретимся?
- Да.
- И все-таки приехал. Какая храбрость!
- Тебе непременно хочется говорить в таком тоне?
- А в каком же? Ты заметил, Джон, скаковые лошади, когда стоят, никогда не сгибают колен; оно и понятно, они молодые. Между прочим, есть одно обстоятельство, которое должно бы умерить твои восторги. Они всегда подчиняются чужой воле.
- А кто от этого свободен?
Какое у него жесткое, упрямое лицо!
- Посмотрим, как его поведут.
Они подошли к Валу, тот хмуро сказал:
- Ставить будете?
- Ты как, Джон?
- Да; десять фунтов.
- Ну и я так. Двадцать фунтов за нас двоих, Вэл.
Вэл вздохнул.
- Посмотрите вы на него! Видали вы когда-нибудь более независимого двухлетка? Помяните мое слово, он далеко пойдет. А мне не разрешают ставить больше двадцати пяти фунтов! Черт!
Он отошел от них и заговорил с Гринуотером.
- Более независимого, - сказала Флер. - Несовременная черта - правда, Джон?
- Не знаю; если посмотреть поглубже...
- О, ты слишком долго прожил в глуши. Вот и Фрэнсис был на редкость цельный; Энн, вероятно, такая же. Напрасно ты не отведал Нью-Йорка стоило бы, судя по их литературе.
- Я не сужу по книгам; по-моему, между литературой и жизнью нет ничего общего.
- Будем надеяться, что ты прав. Откуда бы посмотреть этот заезд?
- Встанем вон там, у ограды. Меня интересует финиш. Я что-то не вижу Энн.
Флер крепко сжала губы, чтобы не сказать: "А ну ее к черту!"
- Ждать некогда, у ограды не останется места.
Они протиснулись к ограде, почти против, самого выигрышного столба, и стояли молча - как враги, думалось Флер.
- Вот они!
Мимо них пронеслись двухлетки, так быстро и так близко, что разглядеть их толком не было возможности.
- Рондавель хорошо идет, - сказал Джон, - и этот вот, гнедой, мне нравится.
Флер лениво проводила их глазами, она слишком остро чувствовала, что она одна с ним - совсем одна, отгороженная чужими людьми от взглядов знакомых. Она напрягла все силы, чтобы успеть насладиться этим мимолетным уединением. Она просунула руку ему под локоть и заставила себя проговорить:
- Я даже нервничаю, Джон. Он просто обязан прийти первым.
Понял он, что, когда он стал наводить бинокль, ее рука осталась висеть в воздухе?
- Отсюда ничего не разберешь. - Потом он опять прижал к себе локтем ее руку. Понял он? Что он понял?
- Пошли!!
Флер прижалась теснее.
Тишина - гам - выкрикивают одно имя, другое! Но для Флер ничего не существовало - она прижималась к Джону. Лошади пронеслись обратно, мелькнуло яркое пятно. Но она ничего не видела, глаза ее были закрыты.
- Шут его дери, - услышала она его голос, - выиграл!
- О Джон!
- Интересно, что мы получим.
Флер посмотрела на него, на ее бледных щеках выступило по красному пятну, глаза глядели очень ясно.
- Получим! Ты правда хотел это сказать, Джон?
И хотя он двинулся следом за ней к паддоку, по его недоумевающему взгляду она поняла, что он не хотел это сказать.
Вся компания, кроме Сомса, была в сборе. Джек Кардиган объяснял, что выдача была несообразно низкая, так как на Рондавеля почти никто не ставил, - кто-то что-то пронюхал; он, по-видимому, находил, что это заслуживает всяческого порицания.
- Надеюсь, дядя Сомс не увлекся свыше меры, - сказал он. - Его с "Золотого кубка" никто не видел. Вот здорово будет, если окажется, что он взял да ахнул пятьсот фунтов!
Флер недовольно сказала:
